Мягкий человек твердых убеждений
К наиболее трагическим фигурам, занимавшим кресло министра внутренних дел в дореволюционной России, можно смело отнести Николая Маклакова. Он стал одной из первых жертв «красного террора» в августе 1918 года.
Родился Николай Алексеевич в Москве в семье потомственных дворян: врача-окулиста и писательницы. У него были два брата и две сестры. По странному обстоятельству, впрочем, характерному для тех времен, старший брат Василий и Николай оказались антагонистами. Первый – участник антимонархического заговора, второй – убежденный сторонник самодержавия. Один – масон, другой боролся с тайными обществами. Старший брат – адвокат революционеров на процессах, младший делал все, чтобы надолго их посадить…
Будущий министр получил блестящее образование на истфаке МГУ. Но начать служебную деятельность предпочел в финансовом ведомстве. Сменив несколько мест работы, колеся по России, Маклаков изучал народ, настроения и противоречия в обществе.
По закону его величества
Крутой поворот в карьере произошел в 1909-м, когда он, служа на Полтавщине, в годовщину 200-летия исторической битвы возглавил комиссию по подготовке к празднествам и блестяще справился с миссией, был представлен государю, произведен в камергеры и вскоре назначен Черниговским губернатором. Проявляя в высшей степени лояльность трону, что в те времена отнюдь не отличало глав регионов, он вызвал шквал возмущений либеральной общественности края, завалившей императорскую канцелярию жалобами на произвол Маклакова и требованиями его отставки. Государь поступил мудро: дабы не обострять ситуацию, освободил Николая Алексеевича от должности и 16 декабря 1912 года назначил его управляющим делами МВД, что фактически означало исполнение обязанностей главы ведомства.
У этого кадрового решения нашлись как сторонники, так и противники. К последним, в частности, надо отнести тогдашнего председателя Совмина Владимира Коковцева, сторонника либерально-умеренной политики. Однако государь, утверждая свой выбор, охарактеризовал нового министра как «человека очень твердых убеждений, но чрезвычайно мягкого по форме».
Выступая перед подчиненными в первый день в должности 21 февраля 1913 года, Маклаков заявил о своей программе, которой оставался верен до последних дней: «Цель у нас всех должна быть одна – укрепление государственной власти, сильной, благожелательной и спокойной… работающей на благо многомиллионного населения великой России. Путь же, ведущий к этой цели, – один-единственный, иного нет и не может быть – это закон, утвержденный и утверждаемый его императорским величеством». Давая чуть позже интервью французским журналистам, уточнил: страна должна найти в действиях МВД силу, помощь и покровительство, а сама власть представлять опасность только для нарушителей спокойствия и не пугать честных людей.
Царь оценил преданность и деловые качества нового министра. По воспоминаниям придворных, он сказал царице: «Наконец я нашел человека, который понимает меня и с которым я могу работать». Отсюда можно сделать ясный вывод об остром кадровом голоде на преданных людей в окружении самодержца, что и привело в итоге империю к февральскому краху.
Разбитая мечта
Маклаков активно включился в работу, проводя линию на укрепление власти, но скоро убедился в несовершенстве законов. В июле 1913 года он внес на утверждение правительства законопроект о печати, предлагая вернуть подобие цензуры, существовавшей до октября 1905-го, аргументируя тем, что вследствие извращенного толкования высочайшего манифеста «водворилось полнейшее безначалие», а пресса «становится источником потемнения народного самосознания и одичания нравов». Однако такой вариант закона не прошел ни в полевевшей Думе, ни в либеральном по сути правительстве. Первая атака, предпринятая Маклаковым на надвигавшуюся революцию, провалилась.
Заручившись поддержкой государя, в октябре 1913 года Маклаков предпринял операцию против Думы как рассадника, по его мнению, антигосударственных идей. Он внес проект, ограничивавший участие этого органа в законотворчестве совещательными функциями.
Увы. Министр внутренних дел снова потерпел фиаско. И вызвал раздражение думских либералов, записавших Маклакова в реакционеры.
Один чинил, остальные разваливали
Очередное поражение верному защитнику устоев пришлось пережить уже в ноябре, когда решался вопрос о московском голове, которого утверждал руководитель МВД. Раз за разом он отвергал предлагаемых городским самоуправлением кандидатов, не лояльных, по его мнению, государю, выдвинув в свою очередь Бориса Штюрмера, ставшего впоследствии премьер-министром. Эта кандидатура была бойкотирована, а против линии Маклакова выступили уже и некоторые министры. Оскорбленный, он признавался в частном письме: «Моя мечта поскорее и покрепче починить, что можно, в нашей внутренней жизни, для того, чтобы для наследника подготовить другую обстановку, чем та, в которой мы благодаря предателям России живем теперь, – эта мечта разбита о московском деле».
В конце января 1914-го государь наконец отстранил либерального Коковцева и назначил председателем Совета министров старого консерватора Ивана Горемыкина. К сожалению, при схожести взглядов отношения с Маклаковым у него не сложились. Однако вдохновленный переменами министр внутренних дел предпринял новый штурм бастионов вольнодумства, предложив проект закона об обществах и союзах. По сути он походил на принятый в нынешней России закон о некоммерческих организациях, финансируемых из-за границы. Но и эта инициатива не получила одобрения.
В июле 1914-го, когда война была уже на пороге, Маклаков вновь попытался ограничить права Думы. На встрече со своими министрами Николай II выразил пожелание: Государственной думе быть не законодательным, а законосовещательным органом. Однако почти все, включая даже лояльного Горемыкина, не одобрили монаршее предложение, и царь отступил.
С началом войны Маклаков вновь обратился к ограничению полномочий российского парламента, пытаясь отправить всех на каникулы хотя бы до конца следующего года, но не нашел поддержки большинства думцев.
Удивительно, откуда брались силы столь настойчиво гнуть свою линию! Очевидно, Маклаков обладал необходимой информацией о готовящемся в недрах Думы заговоре.
В ноябре 1914 года, когда стала очевидной нехватка на фронте боеприпасов, тяжелой артиллерии, амуниции, в Думе родилось уродливое явление в виде Земского и Городского союзов (земгоров). Создаваемые вроде бы для помощи фронту, но принесшие ему мало пользы, они скоро превратились в организации, подчиненные интересам думских фракций. Министр внутренних дел открыто бросил им перчатку и… опять остался в меньшинстве.
Отставка со слезами
Государь поддержал Маклакова, назначив членом Госсовета. Это придало сил для борьбы. Верный идеалам, министр по-прежнему пытается «починить внутреннюю жизнь страны». В марте 1915-го он обращает внимание на уязвимую точку – организацию подвоза продовольствия в столицу. По его инициативе Совет министров обсуждает этот вопрос, на котором Маклаков заявил, что «враждебные государству элементы» могут использовать проблему в своих целях (что и произошло два года спустя, когда мятеж начался с требований хлеба). Министр предложил создать при МВД особое совещание, которое бы курировало этот вопрос, однако предложение блокировали из-за боязни чрезмерного усиления правоохранительного органа.
И тут терпение Маклакова кончилось, он подал государю прошение об отставке. Николай II ее не принимает, просит продолжать исполнять обязанности. Но кампания по удалению Маклакова от дел набирает ход: его отставки требуют и в Думе, и столичный бомонд. В либеральной прессе начинается травля министра. К дружному хору голосов вдруг подключается тогдашний главнокомандующий великий князь Николай Николаевич – масон и один из участников генеральского заговора. А в конце мая 1915-го коллеги Маклакова, ведомые давним его недругом, бывшим председателем Совмина Кривошеевым, выдвинули Горемыкину (а фактически царю) ультиматум. Отставка главы МВД или уход большинства министров в отставку.
Этот демарш на фоне неудач на фронте встревожил самодержца, и он, скрепя сердце, вынужден был уступить. О своем непростом решении царь, пытаясь смягчить ситуацию, сообщил Маклакову лично, что не принято было по этикету. А тот от неожиданности… заплакал.
Это не были слезы обиды. Позднее он так объяснял свое состояние в письме: «Мне прямо жаль до слез государя, жаль наследника, жаль то историческое сокровище, которое мы расточаем. Придет время – это поймут, но будет поздно…» Либералы ликовали, они еще на один шажок приблизились к заветной цели – революции, предотвратить которую всю жизнь пытался Николай Александрович Маклаков.
Когда погасили свет
После своей отставки он не встал в оппозицию к власти, но до конца дней продолжал защищать монархию, будучи верным идеалам, заявленным при вступлении в должность. И не его вина, что попытки «починить» Россию не удались. Без опоры на правые консервативно-охранительные политические и общественные силы, которые были расколоты и даже враждовали, это не представлялось возможным.
Оставаясь членом Госсовета, в одном из выступлений перед сенаторами Маклаков дал такую оценку событиям: «Общество делает все для войны, но войны с порядком, оно делает все для победы, но для победы над властью… Общественность принято славословить и критика ее признается теперь ересью. Но я все же смею утверждать… русская общественность во многом грешна в это трудное время перед своей Родиной». Он подверг жесткой критике политику уступок либералам: «Власть отодвинулась… она потеряла веру в себя… запуталась и обессилела во взаимной борьбе. Мы погасили свет и жалуемся, что стало темно».
После начала волнений в феврале 1917 года Маклаков настойчиво требовал ввести в Петрограде военное положение. Но правительство под предлогом отсутствия государя в столице не решилось на непопулярную меру. Последний шанс спасти монархию был упущен.
После Февральской революции Маклакова арестовали в числе первых. Он и не думал прятаться. На допросах держался уверенно, не скрывал своих убеждений. С приходом к власти большевиков в первый же день объявленного «красного террора» Маклакова доставили в Москву, где расстреляли вместе с другими «бывшими», среди которых оказались министр юстиции и директор Департамента полиции.
Родился Николай Алексеевич в Москве в семье потомственных дворян: врача-окулиста и писательницы. У него были два брата и две сестры. По странному обстоятельству, впрочем, характерному для тех времен, старший брат Василий и Николай оказались антагонистами. Первый – участник антимонархического заговора, второй – убежденный сторонник самодержавия. Один – масон, другой боролся с тайными обществами. Старший брат – адвокат революционеров на процессах, младший делал все, чтобы надолго их посадить…
Будущий министр получил блестящее образование на истфаке МГУ. Но начать служебную деятельность предпочел в финансовом ведомстве. Сменив несколько мест работы, колеся по России, Маклаков изучал народ, настроения и противоречия в обществе.
По закону его величества
Крутой поворот в карьере произошел в 1909-м, когда он, служа на Полтавщине, в годовщину 200-летия исторической битвы возглавил комиссию по подготовке к празднествам и блестяще справился с миссией, был представлен государю, произведен в камергеры и вскоре назначен Черниговским губернатором. Проявляя в высшей степени лояльность трону, что в те времена отнюдь не отличало глав регионов, он вызвал шквал возмущений либеральной общественности края, завалившей императорскую канцелярию жалобами на произвол Маклакова и требованиями его отставки. Государь поступил мудро: дабы не обострять ситуацию, освободил Николая Алексеевича от должности и 16 декабря 1912 года назначил его управляющим делами МВД, что фактически означало исполнение обязанностей главы ведомства.У этого кадрового решения нашлись как сторонники, так и противники. К последним, в частности, надо отнести тогдашнего председателя Совмина Владимира Коковцева, сторонника либерально-умеренной политики. Однако государь, утверждая свой выбор, охарактеризовал нового министра как «человека очень твердых убеждений, но чрезвычайно мягкого по форме».
Выступая перед подчиненными в первый день в должности 21 февраля 1913 года, Маклаков заявил о своей программе, которой оставался верен до последних дней: «Цель у нас всех должна быть одна – укрепление государственной власти, сильной, благожелательной и спокойной… работающей на благо многомиллионного населения великой России. Путь же, ведущий к этой цели, – один-единственный, иного нет и не может быть – это закон, утвержденный и утверждаемый его императорским величеством». Давая чуть позже интервью французским журналистам, уточнил: страна должна найти в действиях МВД силу, помощь и покровительство, а сама власть представлять опасность только для нарушителей спокойствия и не пугать честных людей.
Царь оценил преданность и деловые качества нового министра. По воспоминаниям придворных, он сказал царице: «Наконец я нашел человека, который понимает меня и с которым я могу работать». Отсюда можно сделать ясный вывод об остром кадровом голоде на преданных людей в окружении самодержца, что и привело в итоге империю к февральскому краху.
Разбитая мечта
Маклаков активно включился в работу, проводя линию на укрепление власти, но скоро убедился в несовершенстве законов. В июле 1913 года он внес на утверждение правительства законопроект о печати, предлагая вернуть подобие цензуры, существовавшей до октября 1905-го, аргументируя тем, что вследствие извращенного толкования высочайшего манифеста «водворилось полнейшее безначалие», а пресса «становится источником потемнения народного самосознания и одичания нравов». Однако такой вариант закона не прошел ни в полевевшей Думе, ни в либеральном по сути правительстве. Первая атака, предпринятая Маклаковым на надвигавшуюся революцию, провалилась.
Заручившись поддержкой государя, в октябре 1913 года Маклаков предпринял операцию против Думы как рассадника, по его мнению, антигосударственных идей. Он внес проект, ограничивавший участие этого органа в законотворчестве совещательными функциями.
Увы. Министр внутренних дел снова потерпел фиаско. И вызвал раздражение думских либералов, записавших Маклакова в реакционеры.
Один чинил, остальные разваливали
Очередное поражение верному защитнику устоев пришлось пережить уже в ноябре, когда решался вопрос о московском голове, которого утверждал руководитель МВД. Раз за разом он отвергал предлагаемых городским самоуправлением кандидатов, не лояльных, по его мнению, государю, выдвинув в свою очередь Бориса Штюрмера, ставшего впоследствии премьер-министром. Эта кандидатура была бойкотирована, а против линии Маклакова выступили уже и некоторые министры. Оскорбленный, он признавался в частном письме: «Моя мечта поскорее и покрепче починить, что можно, в нашей внутренней жизни, для того, чтобы для наследника подготовить другую обстановку, чем та, в которой мы благодаря предателям России живем теперь, – эта мечта разбита о московском деле».
В конце января 1914-го государь наконец отстранил либерального Коковцева и назначил председателем Совета министров старого консерватора Ивана Горемыкина. К сожалению, при схожести взглядов отношения с Маклаковым у него не сложились. Однако вдохновленный переменами министр внутренних дел предпринял новый штурм бастионов вольнодумства, предложив проект закона об обществах и союзах. По сути он походил на принятый в нынешней России закон о некоммерческих организациях, финансируемых из-за границы. Но и эта инициатива не получила одобрения.В июле 1914-го, когда война была уже на пороге, Маклаков вновь попытался ограничить права Думы. На встрече со своими министрами Николай II выразил пожелание: Государственной думе быть не законодательным, а законосовещательным органом. Однако почти все, включая даже лояльного Горемыкина, не одобрили монаршее предложение, и царь отступил.
С началом войны Маклаков вновь обратился к ограничению полномочий российского парламента, пытаясь отправить всех на каникулы хотя бы до конца следующего года, но не нашел поддержки большинства думцев.
Удивительно, откуда брались силы столь настойчиво гнуть свою линию! Очевидно, Маклаков обладал необходимой информацией о готовящемся в недрах Думы заговоре.
В ноябре 1914 года, когда стала очевидной нехватка на фронте боеприпасов, тяжелой артиллерии, амуниции, в Думе родилось уродливое явление в виде Земского и Городского союзов (земгоров). Создаваемые вроде бы для помощи фронту, но принесшие ему мало пользы, они скоро превратились в организации, подчиненные интересам думских фракций. Министр внутренних дел открыто бросил им перчатку и… опять остался в меньшинстве.
Отставка со слезами
Государь поддержал Маклакова, назначив членом Госсовета. Это придало сил для борьбы. Верный идеалам, министр по-прежнему пытается «починить внутреннюю жизнь страны». В марте 1915-го он обращает внимание на уязвимую точку – организацию подвоза продовольствия в столицу. По его инициативе Совет министров обсуждает этот вопрос, на котором Маклаков заявил, что «враждебные государству элементы» могут использовать проблему в своих целях (что и произошло два года спустя, когда мятеж начался с требований хлеба). Министр предложил создать при МВД особое совещание, которое бы курировало этот вопрос, однако предложение блокировали из-за боязни чрезмерного усиления правоохранительного органа.
И тут терпение Маклакова кончилось, он подал государю прошение об отставке. Николай II ее не принимает, просит продолжать исполнять обязанности. Но кампания по удалению Маклакова от дел набирает ход: его отставки требуют и в Думе, и столичный бомонд. В либеральной прессе начинается травля министра. К дружному хору голосов вдруг подключается тогдашний главнокомандующий великий князь Николай Николаевич – масон и один из участников генеральского заговора. А в конце мая 1915-го коллеги Маклакова, ведомые давним его недругом, бывшим председателем Совмина Кривошеевым, выдвинули Горемыкину (а фактически царю) ультиматум. Отставка главы МВД или уход большинства министров в отставку.
Этот демарш на фоне неудач на фронте встревожил самодержца, и он, скрепя сердце, вынужден был уступить. О своем непростом решении царь, пытаясь смягчить ситуацию, сообщил Маклакову лично, что не принято было по этикету. А тот от неожиданности… заплакал.
Это не были слезы обиды. Позднее он так объяснял свое состояние в письме: «Мне прямо жаль до слез государя, жаль наследника, жаль то историческое сокровище, которое мы расточаем. Придет время – это поймут, но будет поздно…» Либералы ликовали, они еще на один шажок приблизились к заветной цели – революции, предотвратить которую всю жизнь пытался Николай Александрович Маклаков.
Когда погасили свет
После своей отставки он не встал в оппозицию к власти, но до конца дней продолжал защищать монархию, будучи верным идеалам, заявленным при вступлении в должность. И не его вина, что попытки «починить» Россию не удались. Без опоры на правые консервативно-охранительные политические и общественные силы, которые были расколоты и даже враждовали, это не представлялось возможным.
Оставаясь членом Госсовета, в одном из выступлений перед сенаторами Маклаков дал такую оценку событиям: «Общество делает все для войны, но войны с порядком, оно делает все для победы, но для победы над властью… Общественность принято славословить и критика ее признается теперь ересью. Но я все же смею утверждать… русская общественность во многом грешна в это трудное время перед своей Родиной». Он подверг жесткой критике политику уступок либералам: «Власть отодвинулась… она потеряла веру в себя… запуталась и обессилела во взаимной борьбе. Мы погасили свет и жалуемся, что стало темно».
После начала волнений в феврале 1917 года Маклаков настойчиво требовал ввести в Петрограде военное положение. Но правительство под предлогом отсутствия государя в столице не решилось на непопулярную меру. Последний шанс спасти монархию был упущен.
После Февральской революции Маклакова арестовали в числе первых. Он и не думал прятаться. На допросах держался уверенно, не скрывал своих убеждений. С приходом к власти большевиков в первый же день объявленного «красного террора» Маклакова доставили в Москву, где расстреляли вместе с другими «бывшими», среди которых оказались министр юстиции и директор Департамента полиции.
Информация