Жертвы хрущевских репрессий
Судьба Матиаса Ракоши, первого руководителя народно-демократической Венгрии и главы ее компартии, проливает свет на весьма важные факторы событий 1956 года. И позволяет сделать вывод, что в Кремле были прямо или косвенно причастны к провоцированию антисоветских, антирусских и антисталинских настроений.
Трагедия Ракоши не исключение. Он лишь один из многих зарубежных деятелей, ставших жертвами хрущевских репрессий. В странах, ориентированных на СССР, были самостоятельные фигуры, публично возражавшие Хрущеву по вопросам и внутренней, и внешней политики. Например, из-за действий в отношении Сталина и его наследия, по поводу провоцирования русофобского антисталинизма в Венгрии и Польше, разрыва с Китаем и Албанией, поддержки националистических лидеров в третьем мире, кровавыми методами расправлявшихся с местными коммунистами (в Турции, Ираке, Йемене, Египте, Алжире). Естественно, были противники удовлетворения территориальных притязаний Японии и потворствования по конъюнктурным причинам неоколониальным войнам Бельгии в Конго, Великобритании в Малайе. Вызывала непонимание «дружба» с Тито в ущерб сотрудничеству с Албанией, Румынией, Чехословакией.
Возражавшие Хрущеву и присным не были расстреляны. Но они широко, публично шельмовались, исключались из партии, ссылались в советскую глубинку и т. п. Кому-то помогали уйти из жизни. Других доводили до самоубийства или скоропостижной кончины. Глава польской компартии Болеслав Берут «внезапно» заболел и скончался в Москве в последние дни ХХ съезда КПСС. Вильям Широкий, премьер-министр Чехословакии в 1953–1962 годах, не раз предупреждавший о скорой попытке при попустительстве Москвы контрпереворота в стране (названного Западом Пражской весной), именно за это был в 1963-м ошельмован московскими и местными хрущевцами и, будучи исключенным из партии, скоропостижно скончался в Праге в 1971-м. Никос Захариадис, глава компартии Греции в 1931–1958 годах, героический руководитель национального сопротивления фашизму и последовавшей британской интервенции, в начале 60-х был этапирован в СССР и покончил с собой в Сургуте в 1973-м. Известны попытки устранения просталинского главы Румынии Георге Георгиу-Дежа.
Эти и другие государственные деятели были подлинными друзьями, союзниками СССР. Но они осуждали внешнюю и внутреннюю политику хрущевской команды и ее продолжателей, ведшую СССР, КПСС и соцсодружество к катастрофе.
Названы лишь некоторые жертвы хрущевских репрессий в соцстранах. Но дискредитированные, оболганные, ошельмованные в тот период были и в СССР. Исключенные из партии, сосланные или в лучшем случае находившиеся под надзором, как правило, заканчивали жизнь в полном безвестии.
Хрущев воевал и с мертвыми. Под его давлением основатель социалистической Чехословакии Клемент Готвальд, «неожиданно» скончавшийся через пять дней после похорон Сталина, был в 1962-м вынесен из мавзолея в Праге и кремирован.
От тюрьмы до опалы
О венгерских событиях 1956-го написано много. Справедливо отмечается, что действия и планы просталинского руководства страны, копировавшие практику государственного и хозяйственного строительства в СССР, – главная причина эскалации кризиса. Но до лета 1953 года тогдашнего главу Венгрии никто в Москве не упрекал за эту «копирку», небезопасную для внутренней стабильности и двусторонних отношений.
Ракоши, напомним, был главой венгерских коммунистов (партии трудящихся) с 14 июня 1948-го по 18 июля 1956-го, а с середины августа 1952-го до июля 1953-го – еще и премьер-министром. Как отмечал Георгиу-Деж, политику Ракоши стали критиковать в Москве не сразу после кончины Сталина. Да, венгерского лидера отставили с поста премьера в начале лета 1953 года, но во главе компартии оставили до второй половины июля 1956-го. При этом в 1955 году уже было известно, что венгерская антисоветская оппозиция активно выходит из подполья. Создалось впечатление, говорил Георгиу-Деж, что в руководстве СССР стремились после ХХ съезда ускорить дискредитацию сталинского социализма посредством сохранения главного партийного поста за Ракоши и соответственно антисоветских эксцессов в Венгрии. Примечательна оценка тогдашнего руководителя компартии Чехословакии Антонина Новотного: «Если бы Ракоши сняли с поста главы компартии хотя бы в 1955-м, может, и не было бы кровавых событий в Венгрии. Но Москва почему-то не спешила с этим решением».
У Ракоши была богатая политическая биография. В 1918–1919 годах он, бывший австро-венгерский военнопленный, участвовал в составе Красной армии в Гражданской войне, стал одним из руководителей Венгерской советской республики (конец марта – начало августа 1919 года). После ее падения почти 20 лет провел в венгерских тюрьмах, оставаясь при этом секретарем Коминтерна.
Он снова оказался в советской России в октябре 1940-го в результате соглашения Москвы и Будапешта: в обмен на освобождение Ракоши СССР передал Венгрии трофейные знамена революционной армии 1848–1849 годов, разгромленной царскими войсками. А в годы Великой Отечественной Ракоши был среди руководителей антифашистского подполья у себя на родине, помогал укреплению советской резидентуры, часто вел передачи иновещания на венгерском языке и агитационную работу среди военнопленных-соотечественников.
Понятно, что Матиас Ракоши был для СССР лучшей кандидатурой на руководящие посты, которые не без помощи главы союзной контрольной военной комиссии в Венгрии К. Е. Ворошилова и занял в конце 40-х – начале 50-х. Но внутренняя политика Ракоши, нацеленная, повторим, почти на слепое копирование советской хозяйственной и внутриполитической практики, стала после смерти Сталина вызывать растущее недовольство в венгерском обществе. Впоследствии, уже будучи сосланным в СССР, он признавал перегибы, но отнюдь не считал ошибочным курс на большее сплочение с СССР и дружбу со Сталиным, с которым не единожды встречался. Тот, по воспоминаниям Ракоши, советовал ему не переусердствовать в копировании советского опыта, учитывать историю Венгрии, ее хозяйственные, политические, бытовые традиции.
18 июля 1956 года с участием М. А. Суслова, А. И. Микояна и Ю. В. Андропова (тогдашнего посла в Венгрии) Ракоши был снят с поста главы компартии на ее пленуме. Но «по состоянию здоровья», политические оценки не звучали. Хотя на том же пленуме Ракоши выступил с краткой речью, обвинив Москву в том, что разрушительные последствия оголтелой критики Сталина Хрущевым уже привели к ситуации в Венгрии, затем она перейдет в другие страны народной демократии, а потом – в СССР. И в середине августа 1956-го Ракоши с супругой вывезли «на лечение» в СССР. Навсегда.
Почти два месяца чета Ракоши отдыхала в подмосковном санатории «Барвиха». Оттуда шли письма в Президиум ЦК КПСС о надвигающейся угрозе для социализма в Венгрии, о необходимости активизации там просоциалистических сил и деятелей, более грамотной пропаганды преимуществ дружбы с СССР. Ответов не было. Зато Москва к концу октября остановила выбор на Яноше Кадаре. Ракоши протестовал. «Кадар, – говорил он, – конъюнктурный прагматик, при котором партия и госорганы будут наполняться работниками-приспособленцами того же уровня, это приведет к эрозии социализма». Ракоши предлагал созвать международное совещание компартий для обсуждения ситуации и советской политики в Венгрии до и после путча. Понятно, что такая идея не могла понравиться ни Будапешту, ни Москве.
18 апреля 1957 года ЦК КПСС удовлетворил просьбу нового руководства Венгрии об оставлении Ракоши в СССР и недопущении его политической деятельности. Более того, тогда же было решено сменить место проживания четы Ракоши. Супругов переселили из Подмосковья в пятикомнатную квартиру в Краснодаре. Это сделали еще и потому, что опальный венгерский лидер добивался встреч с Мао Цзэдуном, Ким Ир Сеном, Хо Ши Мином, Георгиу-Дежем, Энвером Ходжей, приглашенными на празднование 40-летия Октябрьской революции. Но просьбы опального политика не дошли даже до посольств...
Кстати, супруга Ракоши – Фаина Корнилова (1903 года рождения, якутка по национальности, член КПСС с 1928-го) имела высшее юридическое образование и в Краснодаре работала в краевой прокуратуре, а с декабря 1958-го получала пенсию по старости.
Между тем Мао, Георгиу-Деж и Ходжа в ноябре 1957-го спрашивали советское руководство о состоянии здоровья Ракоши, о возможности его возвращения в Венгрию или о направлении его на лечение в свои страны. Что, естественно, раздражало Москву и особенно Будапешт (ибо с Кадаром ни один из упомянутых деятелей об этом не заговаривал). А Ракоши продолжал обвинять руководство СССР в ошибочности его венгерской политики и призывал к прекращению или хотя бы смягчению критики Сталина.
Поражение в 1957-м группы Молотова – Кагановича – Шепилова в ее борьбе с хрущевцами Ракоши назвал трагедией для социализма, вынос же саркофага со Сталиным из Мавзолея, по мнению венгерского экс-лидера, – вопиющее кощунство.
Потому в начале 1962-го Ракоши был исключен из компартии «за политические ошибки, отстаивание культа личности Сталина, клевету на братский Советский Союз и вопиющие нарушения социалистической законности». Ракоши назвал это предательством, заочным судилищем. Он резко критиковал и решение об исключении из КПСС в 1962-м все той же «антипартийной группы», заметив, что гордится быть вместе с Молотовым, Кагановичем, Шепиловым, когда Тито, давно связанного с США и Англией, принимают в Москве как лучшего друга.
Под двойным наблюдением
В итоге в сентябре 1964-го Ракоши с женой отправили под надзор КГБ СССР в двухкомнатную квартиру с ограниченными удобствами в киргизском городке Токмаке (в 60 километрах от Фрунзе). Это была уже суровая ссылка…
Там политик возобновил работу над мемуарами, иногда обращаясь за материалами в Институт истории партии в Будапеште, в Центральный архив румынской компартии, в ИМЛ при ЦК КПСС. Москва почти всегда отказывала в этих просьбах.
Из Токмака Ракоши направил два письма Чжоу Эньлаю, просталинские выдержки из которых были опубликованы в КНР в 1965–1966 годах.
Токмак расположен невдалеке от советско-китайской границы и, по данным киргизского КГБ, чета Ракоши самовольно бывала у запретной полосы, беседовала с местными жителями. Согласно тому же источнику в 1966-м был план нелегального перехода границы супругами Ракоши, согласованный с китайской стороной. Но местные чекисты вовремя нейтрализовали тех, кого подозревали в качестве проводников. Характерно, что в тот же период участились публикации в КНР и Албании, жестко осуждавшие политику СССР в отношении Венгрии и Румынии.
Поскольку в Пекине после политико-идеологического разрыва с Москвой стали пристальнее наблюдать за судьбой Ракоши, это уберегло его от «внезапной тяжелой болезни» с летальным исходом. После отставки Хрущева супруги стали настойчивее требовать возвращения в Венгрию. Им сделали некие послабления – трижды разрешали пребывание в санаториях Кисловодска, но насчет отправки на родину не реагировали. Сам Ракоши продолжал писать возмущенные письма: почти 20 лет отсидел при режиме Хорти, «причем по решению суда, а теперь отсиживаю непонятный срок на родине социализма».
В 1965 году руководство Венгрии по предложению ЦК КПСС согласилось на перевод четы Ракоши в европейскую часть РСФСР – в хорошо обустроенную двухкомнатную квартиру в Арзамасе. А с осени 1967-го они стали жить в Горьком (улица Белинского, дом 47 а). В январе 1968 года Ракоши дал согласие эмиссарам из Будапешта на отказ от общественно-политической деятельности в обмен на возвращение на родину. Но требовал восстановить его в партии и прекратить за ним слежку. Из-за чего руководство Венгрии затянуло с репатриацией экс-главы страны на родину.
А Запад, понятное дело, «забыл» о Ракоши – не та фигура. Зато пребывание в Горьком академика Сахарова именовалось очевидным нарушением прав человека.
Мемуары о будущем
В ноябре 1970-го 78-летний Ракоши серьезно заболел и был помещен в областную больницу в Горьком. Лечили его медики, обслуживавшие советскую номенклатуру. Но 5 февраля 1971 года Ракоши умер. «Правда» вышла с кратким некрологом. В Будапеште решили, что похороны могут состояться на родине. Тело Ракоши кремировали в Москве, но урну с прахом родным не выдали (ее доставил офицер венгерской госбезопасности).
Будапешт очень интересовался мемуарами Ракоши, которые еще нигде не были изданы. Москва переадресовала просьбу родным экс-лидера. Вдова и ее приемный сын, занимавший в тот период с ведома ЦК КПСС пост проректора Института народного хозяйства имени Плеханова, поначалу не хотели отдавать рукописи. Но после переговоров Будапешт получил не меньше половины материалов, а родным автора разрешили вернуться в Венгрию. Что они и сделали в 1971–1972 годах.
По мемуарам Ракоши был составлен закрытый доклад для советского Политбюро. Основное содержание: в венгерской политике слабо учитывалась национальная специфика, но Москва после марта 1953-го хотела с помощью ошибок Ракоши и его коллег «развить губительные последствия разнузданного хрущевского антисталинизма для всех соцстран, для их единства и единства мирового антиимпериалистического движения». Попытка хрущевцев компенсировать разрыв с Китаем и Албанией «дружбой» с Тито не удалась, что отразилось в критике Югославии в программе КПСС (1961 год). Самое позднее, когда надо было лишить Хрущева его постов, – 1957–1958 годы. Брежневское руководство едва ли сможет исправить столь тяжелые ошибки. Пошли метастазы. Тем более что с Хрущева быстро развился подбор руководящих кадров по принципу своего круга, кумовства и подхалимства, на основе коррупции, а не по идеологической убежденности и не по деловым качествам.
Что касается Венгрии, политика СССР в 1953–1955 годах способствовала развитию кризиса. Она сдерживала при нарастании антисоветизма активность коммунистов и трудящихся, преданных социализму. Венгерский 1956-й показал, что в Москве делают ставку не на подлинных коммунистов и просоветски настроенных интеллектуалов. При таких условиях, по мнению Ракоши, СССР и связанные с ним соцстраны со временем не смогут противостоять политико-экономическому давлению Запада с очевидными для них последствиями.
Трагедия Ракоши не исключение. Он лишь один из многих зарубежных деятелей, ставших жертвами хрущевских репрессий. В странах, ориентированных на СССР, были самостоятельные фигуры, публично возражавшие Хрущеву по вопросам и внутренней, и внешней политики. Например, из-за действий в отношении Сталина и его наследия, по поводу провоцирования русофобского антисталинизма в Венгрии и Польше, разрыва с Китаем и Албанией, поддержки националистических лидеров в третьем мире, кровавыми методами расправлявшихся с местными коммунистами (в Турции, Ираке, Йемене, Египте, Алжире). Естественно, были противники удовлетворения территориальных притязаний Японии и потворствования по конъюнктурным причинам неоколониальным войнам Бельгии в Конго, Великобритании в Малайе. Вызывала непонимание «дружба» с Тито в ущерб сотрудничеству с Албанией, Румынией, Чехословакией.
Возражавшие Хрущеву и присным не были расстреляны. Но они широко, публично шельмовались, исключались из партии, ссылались в советскую глубинку и т. п. Кому-то помогали уйти из жизни. Других доводили до самоубийства или скоропостижной кончины. Глава польской компартии Болеслав Берут «внезапно» заболел и скончался в Москве в последние дни ХХ съезда КПСС. Вильям Широкий, премьер-министр Чехословакии в 1953–1962 годах, не раз предупреждавший о скорой попытке при попустительстве Москвы контрпереворота в стране (названного Западом Пражской весной), именно за это был в 1963-м ошельмован московскими и местными хрущевцами и, будучи исключенным из партии, скоропостижно скончался в Праге в 1971-м. Никос Захариадис, глава компартии Греции в 1931–1958 годах, героический руководитель национального сопротивления фашизму и последовавшей британской интервенции, в начале 60-х был этапирован в СССР и покончил с собой в Сургуте в 1973-м. Известны попытки устранения просталинского главы Румынии Георге Георгиу-Дежа.
Эти и другие государственные деятели были подлинными друзьями, союзниками СССР. Но они осуждали внешнюю и внутреннюю политику хрущевской команды и ее продолжателей, ведшую СССР, КПСС и соцсодружество к катастрофе.
Названы лишь некоторые жертвы хрущевских репрессий в соцстранах. Но дискредитированные, оболганные, ошельмованные в тот период были и в СССР. Исключенные из партии, сосланные или в лучшем случае находившиеся под надзором, как правило, заканчивали жизнь в полном безвестии.
Хрущев воевал и с мертвыми. Под его давлением основатель социалистической Чехословакии Клемент Готвальд, «неожиданно» скончавшийся через пять дней после похорон Сталина, был в 1962-м вынесен из мавзолея в Праге и кремирован.
От тюрьмы до опалы
О венгерских событиях 1956-го написано много. Справедливо отмечается, что действия и планы просталинского руководства страны, копировавшие практику государственного и хозяйственного строительства в СССР, – главная причина эскалации кризиса. Но до лета 1953 года тогдашнего главу Венгрии никто в Москве не упрекал за эту «копирку», небезопасную для внутренней стабильности и двусторонних отношений.
Ракоши, напомним, был главой венгерских коммунистов (партии трудящихся) с 14 июня 1948-го по 18 июля 1956-го, а с середины августа 1952-го до июля 1953-го – еще и премьер-министром. Как отмечал Георгиу-Деж, политику Ракоши стали критиковать в Москве не сразу после кончины Сталина. Да, венгерского лидера отставили с поста премьера в начале лета 1953 года, но во главе компартии оставили до второй половины июля 1956-го. При этом в 1955 году уже было известно, что венгерская антисоветская оппозиция активно выходит из подполья. Создалось впечатление, говорил Георгиу-Деж, что в руководстве СССР стремились после ХХ съезда ускорить дискредитацию сталинского социализма посредством сохранения главного партийного поста за Ракоши и соответственно антисоветских эксцессов в Венгрии. Примечательна оценка тогдашнего руководителя компартии Чехословакии Антонина Новотного: «Если бы Ракоши сняли с поста главы компартии хотя бы в 1955-м, может, и не было бы кровавых событий в Венгрии. Но Москва почему-то не спешила с этим решением».
У Ракоши была богатая политическая биография. В 1918–1919 годах он, бывший австро-венгерский военнопленный, участвовал в составе Красной армии в Гражданской войне, стал одним из руководителей Венгерской советской республики (конец марта – начало августа 1919 года). После ее падения почти 20 лет провел в венгерских тюрьмах, оставаясь при этом секретарем Коминтерна.
Он снова оказался в советской России в октябре 1940-го в результате соглашения Москвы и Будапешта: в обмен на освобождение Ракоши СССР передал Венгрии трофейные знамена революционной армии 1848–1849 годов, разгромленной царскими войсками. А в годы Великой Отечественной Ракоши был среди руководителей антифашистского подполья у себя на родине, помогал укреплению советской резидентуры, часто вел передачи иновещания на венгерском языке и агитационную работу среди военнопленных-соотечественников.
Понятно, что Матиас Ракоши был для СССР лучшей кандидатурой на руководящие посты, которые не без помощи главы союзной контрольной военной комиссии в Венгрии К. Е. Ворошилова и занял в конце 40-х – начале 50-х. Но внутренняя политика Ракоши, нацеленная, повторим, почти на слепое копирование советской хозяйственной и внутриполитической практики, стала после смерти Сталина вызывать растущее недовольство в венгерском обществе. Впоследствии, уже будучи сосланным в СССР, он признавал перегибы, но отнюдь не считал ошибочным курс на большее сплочение с СССР и дружбу со Сталиным, с которым не единожды встречался. Тот, по воспоминаниям Ракоши, советовал ему не переусердствовать в копировании советского опыта, учитывать историю Венгрии, ее хозяйственные, политические, бытовые традиции.
18 июля 1956 года с участием М. А. Суслова, А. И. Микояна и Ю. В. Андропова (тогдашнего посла в Венгрии) Ракоши был снят с поста главы компартии на ее пленуме. Но «по состоянию здоровья», политические оценки не звучали. Хотя на том же пленуме Ракоши выступил с краткой речью, обвинив Москву в том, что разрушительные последствия оголтелой критики Сталина Хрущевым уже привели к ситуации в Венгрии, затем она перейдет в другие страны народной демократии, а потом – в СССР. И в середине августа 1956-го Ракоши с супругой вывезли «на лечение» в СССР. Навсегда.
Почти два месяца чета Ракоши отдыхала в подмосковном санатории «Барвиха». Оттуда шли письма в Президиум ЦК КПСС о надвигающейся угрозе для социализма в Венгрии, о необходимости активизации там просоциалистических сил и деятелей, более грамотной пропаганды преимуществ дружбы с СССР. Ответов не было. Зато Москва к концу октября остановила выбор на Яноше Кадаре. Ракоши протестовал. «Кадар, – говорил он, – конъюнктурный прагматик, при котором партия и госорганы будут наполняться работниками-приспособленцами того же уровня, это приведет к эрозии социализма». Ракоши предлагал созвать международное совещание компартий для обсуждения ситуации и советской политики в Венгрии до и после путча. Понятно, что такая идея не могла понравиться ни Будапешту, ни Москве.
18 апреля 1957 года ЦК КПСС удовлетворил просьбу нового руководства Венгрии об оставлении Ракоши в СССР и недопущении его политической деятельности. Более того, тогда же было решено сменить место проживания четы Ракоши. Супругов переселили из Подмосковья в пятикомнатную квартиру в Краснодаре. Это сделали еще и потому, что опальный венгерский лидер добивался встреч с Мао Цзэдуном, Ким Ир Сеном, Хо Ши Мином, Георгиу-Дежем, Энвером Ходжей, приглашенными на празднование 40-летия Октябрьской революции. Но просьбы опального политика не дошли даже до посольств...
Кстати, супруга Ракоши – Фаина Корнилова (1903 года рождения, якутка по национальности, член КПСС с 1928-го) имела высшее юридическое образование и в Краснодаре работала в краевой прокуратуре, а с декабря 1958-го получала пенсию по старости.
Между тем Мао, Георгиу-Деж и Ходжа в ноябре 1957-го спрашивали советское руководство о состоянии здоровья Ракоши, о возможности его возвращения в Венгрию или о направлении его на лечение в свои страны. Что, естественно, раздражало Москву и особенно Будапешт (ибо с Кадаром ни один из упомянутых деятелей об этом не заговаривал). А Ракоши продолжал обвинять руководство СССР в ошибочности его венгерской политики и призывал к прекращению или хотя бы смягчению критики Сталина.
Поражение в 1957-м группы Молотова – Кагановича – Шепилова в ее борьбе с хрущевцами Ракоши назвал трагедией для социализма, вынос же саркофага со Сталиным из Мавзолея, по мнению венгерского экс-лидера, – вопиющее кощунство.
Потому в начале 1962-го Ракоши был исключен из компартии «за политические ошибки, отстаивание культа личности Сталина, клевету на братский Советский Союз и вопиющие нарушения социалистической законности». Ракоши назвал это предательством, заочным судилищем. Он резко критиковал и решение об исключении из КПСС в 1962-м все той же «антипартийной группы», заметив, что гордится быть вместе с Молотовым, Кагановичем, Шепиловым, когда Тито, давно связанного с США и Англией, принимают в Москве как лучшего друга.
Под двойным наблюдением
В итоге в сентябре 1964-го Ракоши с женой отправили под надзор КГБ СССР в двухкомнатную квартиру с ограниченными удобствами в киргизском городке Токмаке (в 60 километрах от Фрунзе). Это была уже суровая ссылка…
Там политик возобновил работу над мемуарами, иногда обращаясь за материалами в Институт истории партии в Будапеште, в Центральный архив румынской компартии, в ИМЛ при ЦК КПСС. Москва почти всегда отказывала в этих просьбах.
Из Токмака Ракоши направил два письма Чжоу Эньлаю, просталинские выдержки из которых были опубликованы в КНР в 1965–1966 годах.
Токмак расположен невдалеке от советско-китайской границы и, по данным киргизского КГБ, чета Ракоши самовольно бывала у запретной полосы, беседовала с местными жителями. Согласно тому же источнику в 1966-м был план нелегального перехода границы супругами Ракоши, согласованный с китайской стороной. Но местные чекисты вовремя нейтрализовали тех, кого подозревали в качестве проводников. Характерно, что в тот же период участились публикации в КНР и Албании, жестко осуждавшие политику СССР в отношении Венгрии и Румынии.
Поскольку в Пекине после политико-идеологического разрыва с Москвой стали пристальнее наблюдать за судьбой Ракоши, это уберегло его от «внезапной тяжелой болезни» с летальным исходом. После отставки Хрущева супруги стали настойчивее требовать возвращения в Венгрию. Им сделали некие послабления – трижды разрешали пребывание в санаториях Кисловодска, но насчет отправки на родину не реагировали. Сам Ракоши продолжал писать возмущенные письма: почти 20 лет отсидел при режиме Хорти, «причем по решению суда, а теперь отсиживаю непонятный срок на родине социализма».
В 1965 году руководство Венгрии по предложению ЦК КПСС согласилось на перевод четы Ракоши в европейскую часть РСФСР – в хорошо обустроенную двухкомнатную квартиру в Арзамасе. А с осени 1967-го они стали жить в Горьком (улица Белинского, дом 47 а). В январе 1968 года Ракоши дал согласие эмиссарам из Будапешта на отказ от общественно-политической деятельности в обмен на возвращение на родину. Но требовал восстановить его в партии и прекратить за ним слежку. Из-за чего руководство Венгрии затянуло с репатриацией экс-главы страны на родину.
А Запад, понятное дело, «забыл» о Ракоши – не та фигура. Зато пребывание в Горьком академика Сахарова именовалось очевидным нарушением прав человека.
Мемуары о будущем
В ноябре 1970-го 78-летний Ракоши серьезно заболел и был помещен в областную больницу в Горьком. Лечили его медики, обслуживавшие советскую номенклатуру. Но 5 февраля 1971 года Ракоши умер. «Правда» вышла с кратким некрологом. В Будапеште решили, что похороны могут состояться на родине. Тело Ракоши кремировали в Москве, но урну с прахом родным не выдали (ее доставил офицер венгерской госбезопасности).
Будапешт очень интересовался мемуарами Ракоши, которые еще нигде не были изданы. Москва переадресовала просьбу родным экс-лидера. Вдова и ее приемный сын, занимавший в тот период с ведома ЦК КПСС пост проректора Института народного хозяйства имени Плеханова, поначалу не хотели отдавать рукописи. Но после переговоров Будапешт получил не меньше половины материалов, а родным автора разрешили вернуться в Венгрию. Что они и сделали в 1971–1972 годах.
По мемуарам Ракоши был составлен закрытый доклад для советского Политбюро. Основное содержание: в венгерской политике слабо учитывалась национальная специфика, но Москва после марта 1953-го хотела с помощью ошибок Ракоши и его коллег «развить губительные последствия разнузданного хрущевского антисталинизма для всех соцстран, для их единства и единства мирового антиимпериалистического движения». Попытка хрущевцев компенсировать разрыв с Китаем и Албанией «дружбой» с Тито не удалась, что отразилось в критике Югославии в программе КПСС (1961 год). Самое позднее, когда надо было лишить Хрущева его постов, – 1957–1958 годы. Брежневское руководство едва ли сможет исправить столь тяжелые ошибки. Пошли метастазы. Тем более что с Хрущева быстро развился подбор руководящих кадров по принципу своего круга, кумовства и подхалимства, на основе коррупции, а не по идеологической убежденности и не по деловым качествам.
Что касается Венгрии, политика СССР в 1953–1955 годах способствовала развитию кризиса. Она сдерживала при нарастании антисоветизма активность коммунистов и трудящихся, преданных социализму. Венгерский 1956-й показал, что в Москве делают ставку не на подлинных коммунистов и просоветски настроенных интеллектуалов. При таких условиях, по мнению Ракоши, СССР и связанные с ним соцстраны со временем не смогут противостоять политико-экономическому давлению Запада с очевидными для них последствиями.
Информация