Проверен на несгибаемость характера
Шестнадцать лет назад автор сих строк в звании полковника покидал кадры Вооруженных сил России с формулировкой: «по достижении предельного возраста». Все было штатно: приказ, госпиталь, снятие со всех видов довольствия и пугающая своей неизвестностью «гражданка». В то же самое время, только в другом госпитале увольнялся другой полковник – Владимир Павлович Ковтун, который мог бы еще служить ну не как медный котелок, но минимум 11 лет. Однако его приговор гласил: «по состоянию здоровья». Что немудрено: У 39-летнего офицера-афганца было семь пулевых ранений, три тяжелые контузии и осколок в голове, который врачи так и не рискнули извлечь. И перед тем полковником тоже простерлась бесконечная, как Млечный Путь, гражданская жизнь. В ней предстояло определиться хотя бы для того, чтобы кормить семью – жену Светлану и дочерей Анну и Светлану. Потому как нам, полковникам, государство под управлением Ельцина тогда положило столь мизерную пенсию, что я даже не хочу смешить читателя ее размерами.Конечно, лучше бы, как пишется в таких случаях нашим братом-журналистом, найти дело по душе. Да только душа та у Ковтуна была истерзана не одними боевыми ранениями. В тартарары рухнули страна, армия, партия, осмеяны многие нравственные императивы, до некоторых пор казавшиеся ему незыблемыми. Словом, жизнь продемонстрировала свою безжалостную и грубую изнанку, одолеть которую можно было исключительно силой воли и духа. А уж каким при этом заниматься делом, для «юного» полковника запаса не имело ровным счетом никакого значения. Но так получилось (это долгая, несколько даже нудноватая история, и я ее изложу вкратце), что решил Ковтун восстановить когда-то процветавшую, а в лихие ваучерные времена полностью уничтоженную птицефабрику в деревне Недюревке Владимирской области.
МАЛЕНЬКАЯ СТОЛИЦА
Картина, открывшаяся взору Владимира, когда он прибыл на первую рекогносцировку, являла собой мало сказать удручающее зрелище. «Наверное, так выглядел разрушенный Сталинград в 43-м году», – мелькнула у него тогда досадная и грустная мысль. Восстановлению не подлежало ни одно здание или сооружение. На нескольких десятках гектаров были видны отвалы разбитых стен, горы различного мусора, ржавая арматура, битый кирпич и стекла. Жители окрестных селений с пролетарской ненавистью выместили на птицефабрике накопившуюся злость на свою незаладившуюся жизнь и на «пьяную» власть, допустившую в стране такой катастрофический развал всего и вся. Но даже и те удручающе-жуткие руины, которые следовало снести под ноль, предстояло брать с боем. Чиновники разного ранга, словно шакалье, стерегли «свои угодья», каждый в расчете на личную мзду.
Кто-то из моих читателей в этом месте небось подумает, что автор намеренно нагнетает и смакует страсти, чтобы выгодно оттенить будущую созидательную работу своего героя. А вот и нет. Честно вам признаюсь: я просто не в состоянии – таланту мало, чтобы описать тот апокалипсис, с которым столкнулся в год миллениума Володя Ковтун. Чего-то же стоит в этом смысле признание человека, многажды смотревшего в апокалиптически-ледяные глаза смерти: «Если бы мне предложили еще раз пройти те круги чиновничьего беспредела – поверь, ни за что бы не согласился». Да и другой пример как нельзя более красноречив. Когда будущий «яичный фабрикант» стал обивать пороги тогдашних кредитных организаций, кстати говоря, с отличным бизнес-планом, составленным грамотными и знающими людьми, к нему в Недюревку зачастили банковские эмиссары. Девять из десяти даже не вылезали из роскошных джипов. Один, правда, вальяжно снизошел: «Владимир Павлович, не будь у вас приличной рекомендации и славного боевого прошлого, я бы счел вас за проходимца Бендера. Мой вам совет: бросьте это безнадежное дело и займитесь хотя бы компьютерами. Тут мы вам поможем».
По правде говоря, Ковтун тогда не то чтобы струхнул – такой дурной эмоции за ним отродясь не наблюдалось. Просто сам себя трезво спросил: а не дурак ли я? Не бьюсь ли как та анекдотическая муха в форточку, когда рядом окно распахнутое? И сам же устыдился собственных капитулянтских поползновений. Ибо крепости, даже такие разрушенные, создаются исключительно для того, чтобы их брать штурмом. Иного логического объяснения их существованию нет. К тому же на командный пункт страны уже встал другой капитан и Ковтуну его тезка-президент внушал осторожный оптимизм. Очень может быть и даже наверняка Володя размышлял тогда не столь выспренно и прямолинейно, как у меня сейчас получилось, но что он думал именно в таком русле-направлении – это я гарантирую, поскольку в разговоре он обронил: «Разграбленную, разорванную по живому нашу страну одному президенту восстановить никогда не удастся, будь он хоть семи пядей во лбу, если каждый из нас ему не поможет».
Короче, после обхода примерно сотни банков – точнее цифры сейчас Владимир уже и сам не назовет – удалось ему в одном из них заполучить солидный кредит. Правда, и под процент солидный, если не сказать грабительский – в четверть сотни. Но это была воистину историческая победа, позволившая добиться в его личном сражении сталинградского коренного перелома. И чтобы уже дважды к истории не обращаться, расскажу читателю, почему птицефабрика расположена именно в этих местах Владимирщины.
Когда-то царь Иван Грозный устроил в Александровской слободе центр своей опричнины на 49 дней. По некоторым сведениям, даже хотел сделать из нее столицу Руси. Город Александров до сих пор гордо (и по праву!) именует себя маленькой столицей России. Так вот, местные жители славно потчевали царя всякой дичью и птицей. Растроганный, что бывало с Грозным на диво редко, он однажды распорядился: «Со смердов, поставляющих такие яства, налоги не драть». И стала с тех пор деревня Недюревкой.
Места здесь удивительно красивы – Тироль обзавидуется. И птицефабрика в них вписалась как впечаталась. Хозяин в подробностях рассказывал от самого начала своей птицеводческой эпопеи:
«Территория фермы – 30 га. Яичный конвейер – 600 метров. На всем его протяжении руки работников к «куриному фрукту», как называли в начале прошлого века яйца жеманные дамочки, не прикасаются. При советской власти здесь трудилось около 400 человек. Сейчас – 45. Включая меня, кошку и пятерых собак. Первые мои помощники – инженер Дмитрий Курилов и ветврач Юрий Завадский. Сам я знаю о птице очень много, но не уверен, что все. Поэтому учусь всегда, благо владею несколькими европейскими языками и вообще питаю слабость к книгам. Сначала установил оборудование из Пятигорска. Через два года выбросил все до винтика и заменил его иностранным. Помогли Сбербанк и лично руководительница нашим филиалом Татьяна Захарова. Мы японскую установку не просто освоили – усовершенствовали. Посланец Страны восходящего солнца Кавасаки влажными и восторженными глазами смотрел на нашу линию – так понравилось.
Куры мои исключительно породистые. Каждая из них дает 320 яиц за год – яйцо в 26 часов. Но мы работаем над «куриной производительностью» и добиваемся 350 яиц от одной несушки. Всего поставляем в торговую сеть 50 миллионов штук в год. Многие спрашивают: а можешь дать больше? Отвечаю: элементарно взял бы и 100-миллионный рубеж. Да только качество упадет в два раза. А именно оно, качество, меня по-настоящему влечет – не деньги и не количество. В среднем курица «работает» полтора года. У меня – до четырех лет. И чем она старше, тем яйца ее крупнее да и качественнее. Два раза в месяц мы отправляем свою продукцию на анализ и столько же раз контролируем кровь несушек. Это – железно. Ну и питаются наши пернатые производительницы лучше всех в мире: отборной пшеницей, ячменем, подсолнечным жмыхом, витаминами, специальными ракушками, календулой и сушеным бархатцем. Весь корм собственного производства.
В одной клетке живут восемь несушек. Всегда они при красном любимом свете и всегда при свежей воде, которая проходит три фильтра очистки. (Без еды птица живет долго, без воды погибает быстро). Наша система жизнеобеспечения несушек – уникальная, если не единственная в мире. Точно так же мы лидируем и в переработке помета для удобрений. В России, во всяком случае, у нас точно нет соперников и, боюсь, не скоро будут».
УДАЧНАЯ ОХОТА ЗА «СТИНГЕРАМИ»
Давно пройдя земную жизнь за половину, автор сих строк железно усвоил: в его приличном возрасте друзей приобретать как бы и не совсем уже прилично. Сохранить бы тех немногих, что есть. Но ведь еще древние утверждали: всяко правило – ничто без исключения. И Володя как раз великолепное мое исключение. Нас сейчас разделяют каких-то два десятка километров по ПМЖ, зато единит почти все остальное. В том смысле, что решительно на все разнообразие текущей нервической и взвинченной действительности мы смотрим под одним углом и через одну нравственную призму. Кроме всего прочего Володя мне просто интересен. Есть в нем то, что называется харизмой. Много читает. Про языки уже говорено. А как поет мужик!
В прошлом году отмечалось 40-летие Главного разведуправления Генштаба Вооруженных сил России. В Театре Российской армии выступал по такому случаю министр обороны Сергей Шойгу. Потом состоялся грандиозный концерт профессиональных артистов-исполнителей. И лишь Ковтун спел две свои песни как бард-любитель. Говорит мне после: «Все, больше на сцену – ни ногой. Всяк должен заниматься своим делом. Мое дело – курицы и яйца, а поет пусть Паша (зять Володи Павел Червинский – солист Большого театра, бас. – М.З.). Зря, конечно, друг мой столь взыскателен. Мы когда собираемся с женами, всегда прошу его прихватить гитару и наслаждаюсь потом до возрастных слез умиления его чудным исполнением. «На востоке солнце всходит, а на западе – туман. Безвозвратные потери – непрошедший караван».
Очень много и плодотворно полковник запаса Ковтун работает в ветеранской организации ГРУ ГШ ВС РФ. 7 ноября участвовал в открытии памятника Рихарду Зорге в Германии. Не чурается благотворительности. Растит внуков. Словом, живет человек настоящей полнокровной жизнью. Признаться, я подпитываюсь от него энергией и уверенностью, что с возрастом, естественно, убывает. Как и память тупится. Но есть вещи, о которых мне не забыть до самого смертного вздоха. Афган – среди них…
В 1986 году у меня случилась вторая командировка в Афганистан на вывод шести полков из 40-й армии. Когда мы садились в аэропорту Кабула, я услышал под полом самолета сильные и регулярные толчки, а потом и увидел в иллюминаторе снопы полыхающих мин – ловушек для «Стингеров». Уже знал, что эта страшная американская зараза – главная головная боль нашего командования. Ракеты, запускаемые с плеча, имели большую скорость, реагировали на массу, тепло и звук. Если самолет или вертолет попадал в поле их досягаемости, в 90% из 100 случалась трагедия. «Стингеры» не брали летательные аппараты только на очень большой, очень малой высоте и ночью. Армейской разведке поставили задачу добыть коварную ракету, только задача та выдалась сложности невероятной.
Душманы оберегали свое чудо-оружие временами даже ценой собственной жизни. Поэтому по всей 40-й армии, находящейся тогда в Афганистане, объявили распоряжение Министерства обороны: тот, кто возьмет «живой» переносной зенитный ракетный комплекс (ПЗРК) «Стингер», получит «Золотую Звезду» Героя Советского Союза. Об этом секрете Полишинеля знали все бойцы и офицеры, включая даже таких командированных, как автор сих строк. За «Стингером» охотились многие наши бойцы. Но раздобыли в бою «смертельную игрушку» подчиненные спецназовцы майора Евгения Сергеева: старший лейтенант Ковтун, сержант Аутбаев и пилот вертолета капитан Соболь. Они взяли две трубы ПЗРК, одну пустую, другую с полной начинкой для стрельбы, всю документацию, включая телефоны поставщиков, и раненого душмана, стрелявшего из «Стингера». В их 7-й отряд прилетел командир бригады полковник Герасимов, пожал перед строем всем отличившимся руки и торжественно объявил: к званию Героя Советского Союза представлены Сергеев, Ковтун, Соболь и сержант Аутбаев.
Армейское начальство в Кабуле рассудило, однако, по-своему: звездами награждено были несколько генералов. Из непосредственных участников боевой операции по ордену Красной Звезды получили Сергеев и Аутбаев. На том страсти по «Стингеру» вроде бы и улеглись. Но я хорошо помню, как армейская молва еще долго на все лады мыла косточки шкурному и корыстолюбивому начальству, которое было полным хозяином своего слова: хотело – давало его, хотело – забирало назад.
Нелепостей за 31 год армейской службы мне встречалось немало, но чтобы столь кричащих – и не упомню. Не давало покоя начальственное корыстолюбие и многим спецназовцам. Они периодически выходили с инициативами восстановить справедливость в отношении своих боевых товарищей. Все сходились во мнении: Сергеев, Ковтун, Соболь и Аутбаев по праву должны стать героями. Только Владимир Павлович был категорически против: «Братцы, искренне отказываюсь от звания в пользу командира. Он достоин быть героем больше, чем кто либо из нас. Если представят всех четверых – не получит никто. А когда документы уйдут в Кремль только на Евгения Георгиевича – шансы возрастут в четыре раза». И в итоге Ковтун оказался прав. 6 мая 2012 года подполковнику войск специального назначения Е.Г. Сергееву было присвоено звание Героя России. Через 25 лет после его подвига и спустя четыре года после его смерти…
НЕ ОБОЙДИТЕ ЕГО СНОВА
Жизнь – штука действительно жесткая, временами и жестокая. Но, даже понимая это как данность незыблемую, нельзя не сожалеть о том, что и сильно запоздалая справедливость восторжествовала лишь на четверть. Поэтому многие из нас, участников афганских событий, намерены обратиться к президенту Владимиру Путину с просьбой восстановить справедливость до конца. В отношении Ковтуна – в особенности. Ведь он, воюя в Афганистане, был еще раз представлен к званию Героя Советского Союза.
С группой в 16 десантников Владимир получил приказ оборонять сложный, стратегически важный перевал. Более двух сотен душманов вознамерились взять ту высоту. Бой длился шесть часов. Один спецназовец пал смертью храбрых, все остальные получили ранения разной тяжести. 25-летнего командира группы достали две пули. Но своего рубежа бойцы не уступили. Ночью их всех эвакуировали на вертолетах. За мужество в долгом кровавом сражении, за то, что спас подчиненных, выполнив боевое задание, Ковтуна и представили к высшей награде Советского Союза. Документы были оформлены как полагается и прошли без сучка без задоринки все командные партийно-политические сита. А бывший тогда командующим 40-й армией Громов наложил резолюцию: «Молод еще для звания героя».Наверное, у генерала имелись какие-то свои резоны – ну не ревность же. Хотя к тому времени Борису Всеволодовичу было 45 и звание героя по совокупности заслуг ему только предстояло получить. Но сегодня мне лично, как и многим боевым сослуживцам Ковтуна, тогдашние перестраховочные соображения командарма как минимум неинтересны. Нам куда важнее, чтобы люди, наделенные государством властью судить и миловать, наказывать и награждать, всегда помнили об особой весомости своих слов и чрезвычайной ответственности собственных поступков. Верно, немногие сейчас вспомнят о том, что за форсирование Днепра 2438 воинам было присвоено звание Героя Советского Союза. Это больше, чем суммарное число награжденных за всю предыдущую историю «Золотой Звезды» героя. Столь массовое награждение за одну операцию стало единственным за всю историю Великой Отечественной войны. А все потому, что директивой Ставки ВГК бойцам была обещана именно такая награда за этот подвиг. Верховный сказал – Верховный сделал.
Владимир Павлович Ковтун – кругом самодостаточная личность. Каждый, кто с ним сталкивается, убеждается в том бесспорно. Редко кто сумел столь блестяще проявить себя на войне и так великолепно реализоваться в мирной жизни, даже несмотря на то, что осколок по-прежнему в его голове, а шесть лет назад еще тряхнул серьезный инсульт. И по большому счету дважды обещанное ему военным командованием страны высокое звание героя не слишком много ему прибавит или убавит. Ведь отнюдь не Ковтуну, а нам, его соотечественникам, нужно торжество высшей справедливости, если речь идет о настоящем герое войны и герое мирного труда.
Информация