Как "Землянка" помогла Керемкулу
"...Окоп как крепость! Это истина. У солдат она считается древней, как мир. А землянка? Помните слова «И поёт мне в землянке гармонь про улыбку твою и глаза...»? ...Суровый 1942-й год. Передовая среди лесов и болот. Тут под городом Холмом сооружено то, что потребовала наша оборона: извилистые ходы сообщения, траншеи, блиндажи...
Я встретил знакомых артиллеристов. Они ночью переменили огневую позицию, а за утро успели развернуть строительство землянки. Уже на моих глазах укладывали на первом настиле брёвен лесной мох для тепла. Устроили нары. Старшина сказал мне: «У нас условлено сделать четыре наката. А вокруг стен создадим земляную насыпь на случай вражеского обстрела».
Работали бойцы дружно, увлечённо. Построили землянку в тот же день. А поздним вечером по случаю новоселья спели под гармонь «Землянку». Её, знаменитую, знали и любили все бойцы на фронте. С особенной ясностью и задушевностью поэт сказал то, что было в груди у каждого в то время.
Однажды воин-казах показал мне лист бумаги, где всё было написано по-казахски.
- О чём здесь? - спросил я. - Письмо домой?
- «Землянка»! Сам перевёл. Жене посылаю, дети прочтут. Они русский язык, конечно, знают, но радость — и по-казахски прочесть!
Далеко не в каждой землянке была гармонь или другой музыкальный инструмент. Но никогда не забывали бойцы о песне. Пели их. Очень хочется, чтобы молодёжь и сегодня знала песни, которые пели их отцы в ту пору...»
Здесь прервём воспоминания военного корреспондента Ивана Александровича Нарциссова. К сожалению, я не нашла фотографию того воина-казаха (зовут его Керемкул, а фамилия теперь неизвестна). Но у этой истории с переведённой песней есть продолжение.
Жена Куремкула, Адия, была человеком очень мнительным. Ещё до войны она очень переживала за любую болезнь сына и дочки (в семье было двое детей). Ей казалось, что самый обычный насморк непременно повлечёт аз собой осложнение, кашель перерастёт в воспаление лёгких, и так далее, и так далее. Такой уж характер был у Адии: не знала меры беспокойства за тех, кого любила. Так вот, под Ельней Керемкула тяжело ранило. И находясь в госпитале, он попросил какого-то бойца написать за него письмо на фронт — у самого была сломана правая рука (Адия знала два языка, русский и казахский). Письмо, конечно, продиктовал, мол, всё хорошо, жив, скоро поправлюсь. Что лежать в госпитале ещё как минимум месяц — обе ноги тоже были сломаны. Так что можно пока писать прямо сюда.
Ответ от Адии прилетел очень быстро — видимо, женщина отправила его в тот же день, когда получила весточку от мужа. Она писала, что не верит в то, что Керемкул ранен не опасно, иначе он написал бы ей сам. Уверяла, что примет его любого, даже без рук и ног. Что по-прежнему очень любит его и ждёт.
Находясь во власти своих переживаний, Адия предупреждала товарищей Керемкула, что не надо пытаться подделывать его почерк, она узнает его...
Ну, что тут сказать? Керемкула хлопали по плечу, подтрунивая и одновременно ободряя. Предлагали даже вызвать фотографа, чтобы прислать Ольге доказательство. Но Керемкул резонно рассудил, что жена этот снимок датирует неверно и будет переживать ещё больше. И тогда он попросил привязать к загипсованной руке карандаш и, как смог, накалякал четыре строки. Это была «Землянка» по-казахски...
А теперь снова вернёмся к воспоминаниям Нарциссова. «...Разведчики вернулись из вражеского тыла и отдыхали в тёплом блиндаже. Бойцы успешно выполнили задачу, они захватили в плен немецкого офицера и солдата, истребили 15 гитлеровцев, но на душе у всех было тяжело. В короткой схватке с фашистами получил тяжёлое ранение бесстрашный разведчик, лучший песенник Костя Рыжиков.
- Обещал скоро вернуться во взвод, - хотел завязать разговор один из солдат.
Ему никто не ответил, и только сержант Беляков, как бы вслух продолжая свои мысли, запел песню, которую часто исполнял Костя: «О боях-пожарищах, о друзьях-товарищах...»
- Кончится война — многое изгладится из памяти,- сказал тогда сержант. - А вот свою роту, боевых товарищей, друга Костю никогда не забудешь...»
И этот эпизод имеет счастливый финал. Разведчик Костя поправился. Его хотели перевести в другую часть, но он догнал-таки своих, выполнил обещание. И с тех пор песня «О боях-пожарищах...» стала любимой в этой роте.
...У Нарциссова много фотографий бойцов с музыкальными инструментами в руках — я привела только несколько. И хотя сам он не играл, очень хорошо понимал роль песни на войне. Да и вообще — в жизни.
Я встретил знакомых артиллеристов. Они ночью переменили огневую позицию, а за утро успели развернуть строительство землянки. Уже на моих глазах укладывали на первом настиле брёвен лесной мох для тепла. Устроили нары. Старшина сказал мне: «У нас условлено сделать четыре наката. А вокруг стен создадим земляную насыпь на случай вражеского обстрела».
Работали бойцы дружно, увлечённо. Построили землянку в тот же день. А поздним вечером по случаю новоселья спели под гармонь «Землянку». Её, знаменитую, знали и любили все бойцы на фронте. С особенной ясностью и задушевностью поэт сказал то, что было в груди у каждого в то время.
Однажды воин-казах показал мне лист бумаги, где всё было написано по-казахски.
- О чём здесь? - спросил я. - Письмо домой?
- «Землянка»! Сам перевёл. Жене посылаю, дети прочтут. Они русский язык, конечно, знают, но радость — и по-казахски прочесть!
Далеко не в каждой землянке была гармонь или другой музыкальный инструмент. Но никогда не забывали бойцы о песне. Пели их. Очень хочется, чтобы молодёжь и сегодня знала песни, которые пели их отцы в ту пору...»
Здесь прервём воспоминания военного корреспондента Ивана Александровича Нарциссова. К сожалению, я не нашла фотографию того воина-казаха (зовут его Керемкул, а фамилия теперь неизвестна). Но у этой истории с переведённой песней есть продолжение.
Жена Куремкула, Адия, была человеком очень мнительным. Ещё до войны она очень переживала за любую болезнь сына и дочки (в семье было двое детей). Ей казалось, что самый обычный насморк непременно повлечёт аз собой осложнение, кашель перерастёт в воспаление лёгких, и так далее, и так далее. Такой уж характер был у Адии: не знала меры беспокойства за тех, кого любила. Так вот, под Ельней Керемкула тяжело ранило. И находясь в госпитале, он попросил какого-то бойца написать за него письмо на фронт — у самого была сломана правая рука (Адия знала два языка, русский и казахский). Письмо, конечно, продиктовал, мол, всё хорошо, жив, скоро поправлюсь. Что лежать в госпитале ещё как минимум месяц — обе ноги тоже были сломаны. Так что можно пока писать прямо сюда.
Ответ от Адии прилетел очень быстро — видимо, женщина отправила его в тот же день, когда получила весточку от мужа. Она писала, что не верит в то, что Керемкул ранен не опасно, иначе он написал бы ей сам. Уверяла, что примет его любого, даже без рук и ног. Что по-прежнему очень любит его и ждёт.
Находясь во власти своих переживаний, Адия предупреждала товарищей Керемкула, что не надо пытаться подделывать его почерк, она узнает его...
Ну, что тут сказать? Керемкула хлопали по плечу, подтрунивая и одновременно ободряя. Предлагали даже вызвать фотографа, чтобы прислать Ольге доказательство. Но Керемкул резонно рассудил, что жена этот снимок датирует неверно и будет переживать ещё больше. И тогда он попросил привязать к загипсованной руке карандаш и, как смог, накалякал четыре строки. Это была «Землянка» по-казахски...
А теперь снова вернёмся к воспоминаниям Нарциссова. «...Разведчики вернулись из вражеского тыла и отдыхали в тёплом блиндаже. Бойцы успешно выполнили задачу, они захватили в плен немецкого офицера и солдата, истребили 15 гитлеровцев, но на душе у всех было тяжело. В короткой схватке с фашистами получил тяжёлое ранение бесстрашный разведчик, лучший песенник Костя Рыжиков.
- Обещал скоро вернуться во взвод, - хотел завязать разговор один из солдат.
Ему никто не ответил, и только сержант Беляков, как бы вслух продолжая свои мысли, запел песню, которую часто исполнял Костя: «О боях-пожарищах, о друзьях-товарищах...»
- Кончится война — многое изгладится из памяти,- сказал тогда сержант. - А вот свою роту, боевых товарищей, друга Костю никогда не забудешь...»
И этот эпизод имеет счастливый финал. Разведчик Костя поправился. Его хотели перевести в другую часть, но он догнал-таки своих, выполнил обещание. И с тех пор песня «О боях-пожарищах...» стала любимой в этой роте.
...У Нарциссова много фотографий бойцов с музыкальными инструментами в руках — я привела только несколько. И хотя сам он не играл, очень хорошо понимал роль песни на войне. Да и вообще — в жизни.
Информация