Пособие для школьников о революции – продолжение мифотворчества?
Пособие "Великая Российская Революция. 10 вопросов", составленное руководителем Центра истории России, Украины и Белоруссии ИВИ РАН Александром Шубиным, выпущенное под эгидой Российского исторического общества, является научно-популярным изданием, которое, как следует из аннотации, "предназначено для тех, кто стремится получить ответы на основные дискуссионные вопросы истории нашей страны в 1917-1922 гг." и рекомендовано для использования на уроках истории в общеобразовательной школе.
Структура пособия – 10 разделов-вопросов, каждый из которых посвящен значимым вопросам революционной истории или сложившимся мифам. Автор преследовал цель "сузить круг научных версий событий и отделить их от очевидных мифов — к сожалению, все еще распространенных в обществе".
Удалось ли этого достичь? На первый взгляд, вполне. Достаточно полно раскрыт глубинный характер революционных событий Февраля 1917 г., невозможность их объяснить какими-либо конспирологическими теориями. Вывод автора вполне закономерен: "И в силу долгосрочных системных причин, и в силу обстоятельств мировой войны избежать революции было практически невозможно. Если такой минимальный шанс и существовал, власть им не воспользовалась, свела его на нет".
Вместе с тем, Шубин показал то действительное место, которое занимали в ходе событий замыслы либеральных кругов устранить монархию путем заговора. Отречение Николая II стало итогом не заговора, а социального взрыва. Представители генералитета и думские либералы действовали в то время, когда стало ясно – сохранить монархию от народа, основным лозунгом которого было "Долой самодержавие!", уже нельзя. Автору удалось хорошо показать вторичность оппозиционных настроений в элите и самого факта отречения императора по отношению к революционным событиям в Петрограде. Особенно если учесть тот факт, что с первых же дней революции возник феномен двоевластия и ни о каком сосредоточении полной власти в руках Временного комитета Государственной думы речи идти не могло.
Шубин отметил несостоятельность обвинений Ленина в шпионаже, работе на Германию и участия немецких денег в революции. Действительно, подлинных источников, которые бы достоверно подтверждали факты подобных действий, не существует. Вместе с тем, миф о "германском агенте Ленине" сыграл большую роль в травле большевиков летом 1917 г. и углубил раскол между социалистическими партиями, это стало важным фактором в эскалации гражданского противостояния.
Говоря о причинах поражения либералов, эсеров и меньшевиков в борьбе за власть летом и осенью 1917 г., автор отмечает в их числе непоследовательность действий правящей коалиции, утрату доверия из-за нарастания кризисных явлений, искусственное торможение революционного процесса из-за опасения нарушить консенсус между социалистами и либералами. Большевики сумели выразить надежды и чаяния народных масс, предоставив советскую альтернативу развития государственности, которая стала формой революционного народовластия. В условиях угрозы контрреволюции, колебаний и нестабильности правящей коалиции, большевики остались единственной силой, которая боролась за близкие рабочим, солдатам и крестьянам лозунги демократического мира без аннексий и контрибуций, за наделение крестьян землей, рабочее самоуправление. Заключение же Брестского мира было вызвано невозможностью продолжать войну по объективным причинам и стремлением сохранить Советскую власть.
Однако, на мой взгляд, пособие не лишено и недостатков. Прежде всего, в области периодизации и терминологии. Вместо того, чтобы обосновать концепцию единой революции 1917 г. в контексте дискуссий советской, эмигрантской и новейшей историографии, автор просто представляет свою схему развития "Великой российской революции", которая, по его мнению, завершилась в 1922 г. образованием СССР. Вместо того, чтобы изложить разные подходы к истории революционного процесса в России, автор просто демонстрирует свою точку зрения.
Между тем, директивно введенный в качестве обязательного на государственном уровне термин "Великая российская революция" далеко не бесспорен и принимается отнюдь не всеми специалистами. И отсылка к Великой Французской революции не прибавляет убедительности автору, так как исторические аналогии всегда имеют довольно ограниченную сферу применения. Попытка же выделить "Октябрьский переворот" как отдельный этап "Октябрьской революции" как представляется искусственной, не обоснованной методологически. Автор в ряде мест разграничивает термины "социалисты" и "большевики", выводя большевиков и большевистскую партию за рамки социалистической альтернативы. Однако, в другом месте он употребляет в отношении большевиков фразу "левые радикалы" (которая гораздо шире и включает в себя не только большевиков), далее говорит о "большевиках и других социалистах". В итоге у читателя, который намерен разобраться в сложной политической обстановке 1917 г., возникает больше вопросов, чем ответов. Тем более, что раздел называется "Почему либералы и социалисты проиграли борьбу за власть в 1917 году?"
Не могут не вызывать возражений и некоторые итоговые заявления автора в отношении периода Гражданской войны. Первой из комплекса причин, которые ее вызвали, Шубин называет "последствия усиливающегося социально-экономического кризиса, усугубившегося в результате политики большевизма, направленной на форсированное огосударствление экономики". Однако, форсированное огосударствление экономики не входило изначально в планы большевиков. "Красногвардейская атака на капитал" была вызвана сопротивлением капитала назревшим революционным преобразованиям, участием буржуазии и служащих в саботаже мероприятий Советской власти, стремлением противодействовать широкому участию трудящихся в деле управления страной. Именно ожесточенное противодействие свергнутых классов, которые опирались в том числе и на иностранную "помощь", не учитывается автором в качестве одной из основных причин Гражданской войны.
Автор упоминает, что в "результате притока бедноты культурный уровень членов коммунистической партии был невысок, они привыкли к применению насильственных методов достижения целей, к разрушению". Ставить применение насильственных методов и целей в упрек большевикам, мягко говоря, несправедливо. К ним в период Гражданской войны прибегали все противоборствовавшие стороны. Причем отнюдь не из-за низкого культурного уровня. Лидер черносотенцев Пуришкевич не принадлежал к бедноте, имел университетское образование и опыт работы в органах государственной власти. Однако, вот каким был его рецепт борьбы с революцией в тогдашних условиях: "Необходимо… ударить в тыл и уничтожать их беспощадно: вешать и расстреливать публично в пример другим. Надо начать со Смольного института и потом пройти по всем казармам и заводам, расстреливая солдат и рабочих массами". К тому же, не следует забывать, что уже в ходе и после окончания Гражданской войны "беднота", "привыкшая к разрушению", показала огромные созидательные возможности.
Называя белый террор одной из причин поражения белого движения, автор утверждает, что не массовый террор сам по себе, а его противоречие с публично декларируемой целью белых "восстановить законность" повлияло на поражение белых: "Выступая за "порядок", белые генералы не могли остановить грабежи, практиковали массовые произвольные аресты и казни. Зверства и грабежи творили солдаты всех сил гражданской войны. Но для белых это было приговором. Никто, кроме них, не ставил в центр своей агитации восстановление "законности". В этих условиях красные казались значительным массам населения все же "меньшим злом"". Шубин упускает из виду, что сам термин "законность" в условиях революции весьма многозначен. Равно как и масштабы, цели и объекты проводимой политики террора. Ставить знак равенства между солдатами всех сторон Гражданской войны в грабежах и насилиях означает упрощать исторический процесс. Это создает благоприятные условия для того, чтоб ставить на одну доску, допустим, белых карателей-атаманов Семенова и Калмыкова и воевавших против них красных партизан, опиравшихся на массовый народный протест против политики белых. К тому же, автор не упоминает, что существовал термин "революционная законность", который широко употреблялся большевиками. Не в меньшей степени, чем "законность" – белыми.
В пособии недостаточно внимания уделяется взаимосвязи белых режимов и интервентов, роли интервенции в развитии гражданского противостояния в России, роли белых правительств в разграблении национальных богатств России иностранными державами и противодействие этому большевиков. До мятежа Чехословацкого корпуса, подчинявшегося французскому военному командованию, Советской России удавалось справляться с многочисленными выступлениями контрреволюции. Очень хорошо видно на примере Дальнего Востока, что падение Советской власти в сентябре 1918 г. было вызвано не мятежами атаманов Гамова, Семенова и Калмыкова, а участием в боевых действиях против Красной армии крупных военных сил американских и японских интервентов. До августа 1918 г. советские войска успешно противостояли силам внутренней и внешней контрреволюции. Между тем, пребывание японского экспедиционного корпуса в Приморье до конца 1922 г. привело к затягиванию Гражданской войны, новым боевым действиям и многочисленным жертвам.
Шубин говорит о том, что "РКП (б) преследует цели, обратные задачам антиавторитарного крыла Российской революции". Но он не останавливается на том, что в себя включает термин "антиавторитарное крыло Российской революции", какими были его действия, а также реальные возможности на победу в условиях Гражданской войны и интервенции. Общеизвестен факт, что эсеровский Самарский Комуч получил власть в результате мятежа Чехословацкого корпуса, который сопровождался жестоким террором. Завершилась же судьба Комуча в ноябре 1918 г. белой диктатурой Колчака. Судьба Временного правительства автономной Сибири на Дальнем Востоке довольно похожа – контрреволюционные силы использовали его для свержения Советской власти на Дальнем Востоке, установления власти белых атаманов и легитимизации пребывания интервентов.
Завершая рассмотрение итогов Гражданской войны и победы большевиков, автор делает неожиданное заявление: "В действительности методы, применявшиеся большевиками, противоречили провозглашенным целям преодоления угнетения и эксплуатации. В условиях коммунистического режима угнетение сохранилось иногда в более тяжелых формах, чем при царе и при "белых"".
Это утверждение не получает развития далее в тексте. Читатель остается один на один с оценочным мнением автора, не получая информации для размышления. За скобками остаются и те социальные блага, которые стали доступными десяткам миллионов жителей Советской России благодаря революционным преобразованиям и победе большевиков в Гражданской войне.
Между тем, принцип научной объективности требует рассматривать различные стороны исторических событий, оперируя конкретными фактами, опираясь на исторические источники и результаты исследований специалистов. В противном случае, вместо разоблачения мифов мы получаем новое мифотворчество.
Пособие Александра Шубина выпущено под общей редакцией академиков Анатолия Торкунова и Александра Чубарьяна. Однако столь высокопоставленная "редакционная коллегия" вряд ли оправданна, так как редакторы не занимались специально историей российских революций, они являются специалистами по истории внешней политики, истории международных отношений и политологии. Труды Анатолия Торкунова посвящены различным аспектам истории международных отношений и их современному состоянию, а кандидатская и докторская диссертации – новейшей истории Кореи. Среди публикаций Александра Чубарьяна имеются солидные исследования по истории внешней политики советского государства, однако в изданном под его редакцией пособии вопросы внешней политики России после революции занимают довольно скромное место. Исключение – раздел 7 о "Брестском мире".
В заключение хотелось бы отметить, что автор достиг поставленной цели лишь частично – в целом, разделы 1-5 и 7 свидетельствуют в пользу этого. Однако остальные разделы вызывают больше вопросов, нежели дают ответов.
Информация