Как освободили Москву от польских людоедов
Интересно, что когда народное ополчение Минина и Пожарского освободило Москву от иноземных захватчиков, то выяснилось, что польские и прочие захватчики, блокированные в Кремле и лишенные подвоза продовольствия, начали не просто есть друг друга, но и засаливать «солонину» в больших чанах и бочках. Эти «припасы» были найдены после освобождения Кремля. Дегенеративная нечисть, покушавшаяся на русские богатства, покончила как им и подобало.
Капитуляция поляков
Поражение Ходкевича (Как польская армия гетмана Ходкевича потерпела поражение под Москвой) не сплотило ополчения, наоборот, продолжились ссоры. Боярин Трубецкой видел себя вождем ополчения и требовал подчинения со стороны Минина и Пожарского. По его мнению, они должны были являться к нему в стан за приказами. Ведь Пожарский не был тушинским «перелетным» боярином, и так остался стольником. Однако Минин и Пожарский не собирались подчиняться проходимцу.
Среди ополчения не было единства. Казаки кричали, что они голодны, раздеты и разуты, что пора уезжать из-под Москвы и отправляться «гулять» по северным русским городам, вознаграждая себя за осадные лишения. А под Москвой пускай богатые дворяне остаются. Минин и Пожарский были бы не против, если бы казаки разошлись по домам, но не могли позволить им продолжать «гулять» по Руси. Пользуясь конфликтом между Трубецким и Пожарским, отдельные командиры действовали автономно, никому не подчинялись.
При посредничестве троицкого архимандрита Дионисия конфликт удалось пригасить. Казаки обещали монахам всё претерпеть, но не уйти от Москвы. В районе Пушечного двора, в Егорьевском монастыре и у церкви Всех Святых на Кулишках были возведены осадные батареи, которые открыли круглосуточный огонь калеными ядрами и мортирными бомбами по Кремлю и Китай–городу. От каленых ядер начался сильный пожар, горело подворье князя Мстиславского. Полякам с большим трудом удалось погасить огонь. Пожарский и Трубецкой договорились перегородить Замоскворецкий полуостров глубоким рвом и палисадом от одного берега Москвы-реки до другого, чтобы исключить возможность провоза продовольствия вражескому гарнизону. Оба воеводы, сменяя друг друга, следили за работами.
15 сентября Пожарский послал в Кремль грамоту, предлагая почётную капитуляцию: «Полковникам и всему рыцарству, немцам, черкасам и гайдукам, которые сидят в Кремле, князь Дмитрий Пожарский челом бьет. Ведомо нам, что вы, будучи в городе в осаде, голод безмерный и нужду великую терпите, ожидаючи со дня на день своей гибели, а крепит вас и упрашивает Николай Струсь, да Московского государства изменники. Федька Андронов с товарищами, которые сидят с вами для своего живота (под этим словом на Руси обозначалась жизнь – Автор) … Гетмана в другой раз не ждите: черкасы, которые были с ним, покинули его и пошли в Литву. Сам гетман ушёл в Смоленск, где нет никого прибылых людей, сапежинское войско всё в Польше… Присылайте к нам не мешкая, сберегите головы ваши и животы ваши в целости, а я возьму на свою душу и всех ратных людей упрошу: которые из вас захотят в свою землю, тех отпустим без всякой зацепки, а которые захотят Московскому государству служить, тех пожалуем по достоинству… А что вам говорят Струсь и московские изменники, что у нас в полках рознь с казаками и многие от нас уходят, то им естественно петь такую песню и научить языки говорить это, а вам стыдно, что вы вместе с ними сидели. Вам самим хорошо известно, что к нам идёт много людей и ещё большее их число обещает вскоре прибыть… А если бы даже у нас и была рознь с казаками, то и противу них у нас есть силы и они достаточны, чтобы нам стать против них».
21 сентября поляки ответили в оскорбительном тоне. На самом деле гордые шляхтичи сильно голодали и уже перешли грань отделяющую человека от разумного животного. Они ели не только падаль и трупы, но убивали и съедали пленных, горожан, и даже друг друга. Как писал один из польских командиров, полковник Осип Будила: «… ни в каких историях нет известий, чтобы кто-либо, сидящий в осаде, терпел такой голод, чтобы был где-либо такой голод, потому что когда настал этот голод и когда не стало трав, корней, мышей, собак, кошек, падали, то осажденные съели пленных, съели умершие тела, вырывая их из земли: пехота сама себя съела и ела других, ловя людей. Пехотный поручик Трусковский съел двоих своих сыновей; один гайдук тоже съел своего сына, другой съел свою мать; один товарищ съел своего слугу; словом, отец сына, сын отца не щадил; господин не был уверен в слуге, слуга в господине; кто кого мог, кто был здоровее другого, тот того и ел. Об умершем родственнике или товарище, если кто другой съедал такового, судились, как о наследстве, и доказывали, что его съесть следовало ближайшему родственнику, а не кому другому. Такое судное дело случилось в взводе г. Леницкого, у которого гайдуки съели умершего гайдука их взвода. Родственник покойного – гайдук из другого десятка жаловался на это перед ротмистром и доказывал, что он имел больше права съесть его, как родственник; а те возражали, что они имели на это ближайшее право, потому он был с ними в одном ряду, строю и десятке. Ротмистр не знал, каков сделать приговор и, опасаясь, как бы недовольная сторона не съела самого судью, бежал с судейского места».
Польский король не смог оказать помощь осажденному гарнизону. Долгое «сиденье» под Смоленском стало стратегической ошибкой польского руководства. Практически все силы и средства Речи Посполитой были потрачены на долгую осаду и штурмы русской крепости. Осенью 1612 года польский король пытался помочь кремлевскому гарнизону, но у него опять не было денег. Польским шляхтичам не заплатили за летние месяцы и они разъехались по домам, не думая о своих товарищах в Москве. В итоге Сигизмунду пришлось отправиться в поход лишь с отрядом иностранных наемников и гусарами из своей гвардии. Король двинулся из Смоленска на Москву через т. н. Царские ворота. Однако перед королем ворота сорвались с петель и перегородили дорогу отряду. Полякам пришлось выбираться из города другим путем. Дорогой к Сигизмунду присоединился Адам Жолкевский, племянник гетмана, со своим личным отрядом из 1200 бойцов. Поляки прибыли в Вязьму в самом конце октября 1612 года. Но к этому моменту затянувшаяся драма в Москве уже подошла к концу.
По приказу князя Пожарского у Пушечного двора была устроена большая осадная батарея, которая с 24 сентября открыла сильный огонь по Кремлю. 3 октября открыла огонь осадная батарея, возведенная Первым ополчением у Никольских ворот. 21 октября поляки предложили русским начать переговоры и прислали к Пожарскому полковника Будилу. Переговоры затянулись. Польское рыцарство требовало почетной капитуляции, пропуска из Кремля с оружием, награбленным добром и т. д. Пожарский же теперь хотел безоговорочной капитуляции.
Казаки узнали о переговорах и решили, что их хотят лишить законной добычи. 22 октября без разрешения главных воевод казаки атаковали стены Китай-города. Поляки не ожидали нападения, к тому же были обессилены голодом. Казаки ворвались в Китай-город и выбили из него ляхов. Среди погибших были знатные паны Серадский, Быковский, Тваржинский и другие. Такая быстрая потеря Китай-города несколько обескуражила гордого врага. Они вновь запросили переговоров. Теперь переговоры велись у самой Кремлевской стены. Польский гарнизон представлял полковник Струсь, а московских боя, сидевших в Кремле, – князь Мстиславский, ополчение представляли князья Пожарский и Трубецкой. В начале переговоров бывший глава Боярской думы Мстиславский покаялся и был челом «всей земле», Пожарскому и Трубецкому. В начале поляки попросили разрешение покинуть Кремль всем русским женщинам. Русское воеводы дали согласие.
После трехдневных переговоров вожди ополчения и боярское правительство заключили договор и скрепили его присягой. Бояре получили гарантию того, что их родовые наследственные земли не будут тронуты. Сделав уступку московскому боярству, вожди ополчения добились политической уступки со стороны боярского правительства (семибоярщины). Боярская дума (высший законосовещательный орган) согласилась ликвидировать присягу Владиславу и порвать всякие отношения с польским монархом. В итоге земские вожди по умолчанию приняли ложь, что «литва» держала бояр в неволе во время осады Москвы.
Стоит отметить, что в годы Смуты Боярская дума полностью себя скомпрометировала, московские бояре по уши измазались в грязи и крови. Боярская «элита» фактически сама устроила Смуту, в ходе своих интриг и грызни за власть, ввергнув Русь в хаос. Бояре последовательно уничтожили род Годуновых (до этого истребили наследников Ивана Грозного); призвали и убили «законного царя» Лжедмитрия; посадили на трон Шуйского, затем метались между ним и вторым самозванцем (Тушинским вором); часть боярства признала права на трон польского королевича Владислава, Василия Шуйского свергли и насильно определили в монахи. Семибоярщина пошла уже на прямое предательство, пустив поляков Москву, и провозгласив польского королевича Владислава русским царем. И сделано это было вопреки воле патриарха Гермогена. Да и в мученической смерти Гермогена больше виноваты русские бояре, нежели польские паны. Кроме того, к 1612 году в России уже практически не осталось бояр, которым чин присвоил Иван Васильевич Грозный. Кому-то дал боярство Борис Годунов, кому-то – Лжедмитрий, кому-то – Василий Шуйский, другим – Тушинский вор.
Фактически Минин и Пожарский совершили стратегическую ошибку. Необходимо было посадить «всей землей» на престол Пожарского уже в Ярославле, как и хотели. Дальше началась уже «политика», в которой бояре, которые и затеяли Смуту, утопив русскую землю в крови и чуть её не погубив, были мастерами и переиграли лидеров ополчения. Они не только не были наказаны, хотя за их грехи их нужно было повесить или посадить на кол (и неоднократно), но сохранили позиции хозяев Руси, земли, выбрали себе слабого царя – Романова, и из рода, который также был виновен в Смуте, поэтому не мог карать таких же преступников. Не удивительно, при Михаиле Романове – весьма посредственном человеке, правили его мать и её родня, затем отец - патриарх Филарет (Великий государь) и все живые представители предательского боярского правительства – Семибоярщины – занимали ведущие посты в державе.
Пожарский и Минин, признав бояр «пленниками ляхов» совершили роковую ошибку. За ними была Правда, поддержка народа, ведущая сила – земская рать большинства русских земель. У сидевших в Москве бояр больше не было дружин. Поляки потерпели решительное поражение и не могли сразу возобновить войну в прежнем масштабе. Пожарский и Трубецкой сами своими руками спасли и реабилитировали бояр, вернули вотчины, оставили за ними все богатства, то есть не заставили даже платить выкуп за преступления. Видимо, дело бы в том, что Минин и Пожарский не хотели «мутить воду», продолжать борьбу и лить кровь. Гражданскую войну нужно было прекращать.
Далее было уже «дело техники». Уже через несколько месяцев, вернув себе власть в вотчинах, восстановив личные отряды, бояре стали ведущей силой в Москве, пропихивая угодных себе кандидатов. А Пожарский не хотел конфликтовать, к тому же отпустил большую часть дворянских отрядов по домам. Так, боярские кланы и Романовы – род, который был одним из ведущих организаторов Смуты, которая чуть не погубила Русское государство и унесла жизни сотен тысяч людей, стали править страной. Вот такая получилась весьма тёмная история. Особенно, если участь и связи бояр с Западом. Позднее историки Романовых постараются её отбелить, стараясь показывать в основном героические страницы - вроде обороны Смоленска, Троице-Сергиева монастыря, партизанского движения, и умалчивая про другие нелицеприятные страницы или даже искажая их.
Князь Пожарский мог отдать бояр под суд, лишить боярства и вотчин, мог казнить, сила и Правда была за ним. Их земли и другое имущество можно было раздать дворянам, казакам и земским людям. Так Пожарский мог стать вождем казаков. И каждого, кто пожалел бы бояр-предателей и стал бы противиться конфискации их собственности, можно было подвергнуть репрессиям. Казаки с удовольствием «погуляли» за счёт предателей. Первое ополчения (по сути, казаки) перешло бы под руку Пожарского. Понятно, кого бы избрали царем в этом случае. Пожарский мог бы просто закрыть глаза на то, как казаки возмещают ущерб за счёт бояр и карают предателей. Последствия были бы те же. Однако, он этого не сделал, поэтому бояре вскоре быстро займут первые места в большой московской игре и оттеснят честного и храброго воина, не говоря уж о простом человеке Минине, в сторону.
26 октября (3 ноября) открылись Троицкие ворота Кремля, и на Каменный мост вышли бояре и другие москвичи, сидевшие в осаде с поляками. Впереди процессии шёл Фёдор Иванович Мстиславский, за ним Иван Воротынский, Иван Романов с племянником Михаилом и его матерью Марфой. Казаки попытались напасть на предателей, как минимум с целью ограбления, но Пожарский с дворянами силой оружия оградили бояр и заставили казаков уйти в свой табор. А ведь несколько взмахов казачьих сабель могли кардинальным образом изменить историю России.
27 октября (4 ноября) из Спасских ворот Кремля вышел крестный ход духовенства, сидевшего в осаде вместе с поляками. Впереди шёл «черный кардинал» Смутного времени – крутицкий митрополит Пафнутий. За ним архангельский архиепископ Арсений и кремлевское духовенство. Церковники, видимо, ожидая резни бояр, пошли отдельно. В этот же день произошла капитуляция польского гарнизона. Принимал капитуляцию Кузьма Минин. Часть пленных во главе с полковником Струсем отдали Трубецкому, а остальных с полковником Будилой – второму ополчению. Казаки перебили большую часть доставшихся им поляков. Уцелевших поляков Пожарский и Трубецкой разослали по городам: в Нижний Новгород, Балахну, Галич, Ярославль и другие. Поляки совершили столько зверств и нечестивых дел по Русской земле, что властям в русских городах не всегда удавалось защитить пленных врагов от самосуда граждан. Так, в Галиче толпа перебила пленных из роты Будилы. То же случилось с ротой Стравинского в Унже. Польских офицеров во главе с Будилой в декабре доставили в Нижний Новгород. Местные власти хотели было утопить всех врагов в Волге, но их спасло заступничество матери Пожарского.
Войдя в Кремль, ратники Пожарского и казаки Трубецкого были в ужасе. Все церкви были разграблены и загажены, почти все деревянные постройки разломаны на дрова и сожжены. В больших чанах и бочках нашли разделанные и засоленные человеческие тела. Поляки и другие иностранцы заготовили «запас» на зиму. Тем не менее, в Успенском соборе отслужили обедню и молебен. Сразу же началась очистка и восстановление Кремля и всей столицы. Трубецкой поселился в Кремле во дворце Годунова, Пожарский – на Арбате в Воздвиженском монастыре. Московские бояре на некоторое время разъехались по своим вотчинам. Михаил Романов с матерью уехали в свою вотчину – село Домнино Костромского уезда.
Польский король Сигизмунд в Вязьме узнал о капитуляции гарнизона в Москве. Там королевский отряд соединился с воинами гетмана Ходкевича и вместе вышли к городку Погорелое Городище. Местный воевода князь Юрий Шаховский на требование сдачи ответил королю: «Ступай к Москве. Будет Москва за тобою, и мы твои». Король повёл войска дальше. Основные силы поляков осадили Волоколамск, а отряд Жолкевского двинулся к Москве. Жолкевский дошёл до села Ваганьково, где его атаковали русские. Поляки были разбиты и бежали. В бою воины Жолкевского схватили смоленского дворянина Ивана Философова. Поляки спросили его, хотят ли по-прежнему москвичи королевича Владислава на царство, полнолюдна ли Москва и много ли там припасов. Иван ответил, что Москва «людна и хлебна», и все готовы помереть за православную веру, а королевича на царство брать не будут. То же самое сказал храбрый дворянин и польскому королю.
Потеряв надежду овладеть Москвой, Сигизмунд решил по крайней мере взять Волоколамск, который обороняли воеводы Иван Карамышев и Чемесов. Поляки трижды шли на штурм крепости, но их отразили. После третьего штурма казаки из гарнизона пошли на вылазку под началом атаманов Нелюба Маркова и Ивана Епанчина. Казакам удалось нанести большой урон врагу и отбить несколько пушек. Сигизмунд отдал приказ возвращаться в Польшу. По дороге многие умерли от голода и холода.
Борьба же за русский престол продолжалась. Никто не отрицает полководческого таланта Дмитрия Пожарского, его блестящих способностей как государственного деятеля. Но после освобождения столицы от поляков его влияние постепенно упало. Судя по всему, русский полководец совершил две основные ошибки. Во-первых, как уже ранее отмечалось, дал боярам-предателям не только выйти сухими из воды, но и сохранить богатство и влияние. Их предательство по умолчанию было забыто. Во-вторых, не смог удержать за собой военное преимущество, дворянские отряды из Второго ополчения. А время тогда было таким, что за кем самый большой батальон, тот и прав. В результате тушинским казакам, которых подкупили и легко обманули, под давлением грубой силы удалось втащить на престол Михаила Романова.
Позднее придумали миф о том, что якобы князь-служака (спаситель Руси, народа, да и ещё князь Рюрикович!) по простоте душевной сам взял да и отказался от престола!
Капитуляция поляков
Поражение Ходкевича (Как польская армия гетмана Ходкевича потерпела поражение под Москвой) не сплотило ополчения, наоборот, продолжились ссоры. Боярин Трубецкой видел себя вождем ополчения и требовал подчинения со стороны Минина и Пожарского. По его мнению, они должны были являться к нему в стан за приказами. Ведь Пожарский не был тушинским «перелетным» боярином, и так остался стольником. Однако Минин и Пожарский не собирались подчиняться проходимцу.
Среди ополчения не было единства. Казаки кричали, что они голодны, раздеты и разуты, что пора уезжать из-под Москвы и отправляться «гулять» по северным русским городам, вознаграждая себя за осадные лишения. А под Москвой пускай богатые дворяне остаются. Минин и Пожарский были бы не против, если бы казаки разошлись по домам, но не могли позволить им продолжать «гулять» по Руси. Пользуясь конфликтом между Трубецким и Пожарским, отдельные командиры действовали автономно, никому не подчинялись.
При посредничестве троицкого архимандрита Дионисия конфликт удалось пригасить. Казаки обещали монахам всё претерпеть, но не уйти от Москвы. В районе Пушечного двора, в Егорьевском монастыре и у церкви Всех Святых на Кулишках были возведены осадные батареи, которые открыли круглосуточный огонь калеными ядрами и мортирными бомбами по Кремлю и Китай–городу. От каленых ядер начался сильный пожар, горело подворье князя Мстиславского. Полякам с большим трудом удалось погасить огонь. Пожарский и Трубецкой договорились перегородить Замоскворецкий полуостров глубоким рвом и палисадом от одного берега Москвы-реки до другого, чтобы исключить возможность провоза продовольствия вражескому гарнизону. Оба воеводы, сменяя друг друга, следили за работами.
15 сентября Пожарский послал в Кремль грамоту, предлагая почётную капитуляцию: «Полковникам и всему рыцарству, немцам, черкасам и гайдукам, которые сидят в Кремле, князь Дмитрий Пожарский челом бьет. Ведомо нам, что вы, будучи в городе в осаде, голод безмерный и нужду великую терпите, ожидаючи со дня на день своей гибели, а крепит вас и упрашивает Николай Струсь, да Московского государства изменники. Федька Андронов с товарищами, которые сидят с вами для своего живота (под этим словом на Руси обозначалась жизнь – Автор) … Гетмана в другой раз не ждите: черкасы, которые были с ним, покинули его и пошли в Литву. Сам гетман ушёл в Смоленск, где нет никого прибылых людей, сапежинское войско всё в Польше… Присылайте к нам не мешкая, сберегите головы ваши и животы ваши в целости, а я возьму на свою душу и всех ратных людей упрошу: которые из вас захотят в свою землю, тех отпустим без всякой зацепки, а которые захотят Московскому государству служить, тех пожалуем по достоинству… А что вам говорят Струсь и московские изменники, что у нас в полках рознь с казаками и многие от нас уходят, то им естественно петь такую песню и научить языки говорить это, а вам стыдно, что вы вместе с ними сидели. Вам самим хорошо известно, что к нам идёт много людей и ещё большее их число обещает вскоре прибыть… А если бы даже у нас и была рознь с казаками, то и противу них у нас есть силы и они достаточны, чтобы нам стать против них».
21 сентября поляки ответили в оскорбительном тоне. На самом деле гордые шляхтичи сильно голодали и уже перешли грань отделяющую человека от разумного животного. Они ели не только падаль и трупы, но убивали и съедали пленных, горожан, и даже друг друга. Как писал один из польских командиров, полковник Осип Будила: «… ни в каких историях нет известий, чтобы кто-либо, сидящий в осаде, терпел такой голод, чтобы был где-либо такой голод, потому что когда настал этот голод и когда не стало трав, корней, мышей, собак, кошек, падали, то осажденные съели пленных, съели умершие тела, вырывая их из земли: пехота сама себя съела и ела других, ловя людей. Пехотный поручик Трусковский съел двоих своих сыновей; один гайдук тоже съел своего сына, другой съел свою мать; один товарищ съел своего слугу; словом, отец сына, сын отца не щадил; господин не был уверен в слуге, слуга в господине; кто кого мог, кто был здоровее другого, тот того и ел. Об умершем родственнике или товарище, если кто другой съедал такового, судились, как о наследстве, и доказывали, что его съесть следовало ближайшему родственнику, а не кому другому. Такое судное дело случилось в взводе г. Леницкого, у которого гайдуки съели умершего гайдука их взвода. Родственник покойного – гайдук из другого десятка жаловался на это перед ротмистром и доказывал, что он имел больше права съесть его, как родственник; а те возражали, что они имели на это ближайшее право, потому он был с ними в одном ряду, строю и десятке. Ротмистр не знал, каков сделать приговор и, опасаясь, как бы недовольная сторона не съела самого судью, бежал с судейского места».
Польский король не смог оказать помощь осажденному гарнизону. Долгое «сиденье» под Смоленском стало стратегической ошибкой польского руководства. Практически все силы и средства Речи Посполитой были потрачены на долгую осаду и штурмы русской крепости. Осенью 1612 года польский король пытался помочь кремлевскому гарнизону, но у него опять не было денег. Польским шляхтичам не заплатили за летние месяцы и они разъехались по домам, не думая о своих товарищах в Москве. В итоге Сигизмунду пришлось отправиться в поход лишь с отрядом иностранных наемников и гусарами из своей гвардии. Король двинулся из Смоленска на Москву через т. н. Царские ворота. Однако перед королем ворота сорвались с петель и перегородили дорогу отряду. Полякам пришлось выбираться из города другим путем. Дорогой к Сигизмунду присоединился Адам Жолкевский, племянник гетмана, со своим личным отрядом из 1200 бойцов. Поляки прибыли в Вязьму в самом конце октября 1612 года. Но к этому моменту затянувшаяся драма в Москве уже подошла к концу.
По приказу князя Пожарского у Пушечного двора была устроена большая осадная батарея, которая с 24 сентября открыла сильный огонь по Кремлю. 3 октября открыла огонь осадная батарея, возведенная Первым ополчением у Никольских ворот. 21 октября поляки предложили русским начать переговоры и прислали к Пожарскому полковника Будилу. Переговоры затянулись. Польское рыцарство требовало почетной капитуляции, пропуска из Кремля с оружием, награбленным добром и т. д. Пожарский же теперь хотел безоговорочной капитуляции.
Казаки узнали о переговорах и решили, что их хотят лишить законной добычи. 22 октября без разрешения главных воевод казаки атаковали стены Китай-города. Поляки не ожидали нападения, к тому же были обессилены голодом. Казаки ворвались в Китай-город и выбили из него ляхов. Среди погибших были знатные паны Серадский, Быковский, Тваржинский и другие. Такая быстрая потеря Китай-города несколько обескуражила гордого врага. Они вновь запросили переговоров. Теперь переговоры велись у самой Кремлевской стены. Польский гарнизон представлял полковник Струсь, а московских боя, сидевших в Кремле, – князь Мстиславский, ополчение представляли князья Пожарский и Трубецкой. В начале переговоров бывший глава Боярской думы Мстиславский покаялся и был челом «всей земле», Пожарскому и Трубецкому. В начале поляки попросили разрешение покинуть Кремль всем русским женщинам. Русское воеводы дали согласие.
После трехдневных переговоров вожди ополчения и боярское правительство заключили договор и скрепили его присягой. Бояре получили гарантию того, что их родовые наследственные земли не будут тронуты. Сделав уступку московскому боярству, вожди ополчения добились политической уступки со стороны боярского правительства (семибоярщины). Боярская дума (высший законосовещательный орган) согласилась ликвидировать присягу Владиславу и порвать всякие отношения с польским монархом. В итоге земские вожди по умолчанию приняли ложь, что «литва» держала бояр в неволе во время осады Москвы.
Стоит отметить, что в годы Смуты Боярская дума полностью себя скомпрометировала, московские бояре по уши измазались в грязи и крови. Боярская «элита» фактически сама устроила Смуту, в ходе своих интриг и грызни за власть, ввергнув Русь в хаос. Бояре последовательно уничтожили род Годуновых (до этого истребили наследников Ивана Грозного); призвали и убили «законного царя» Лжедмитрия; посадили на трон Шуйского, затем метались между ним и вторым самозванцем (Тушинским вором); часть боярства признала права на трон польского королевича Владислава, Василия Шуйского свергли и насильно определили в монахи. Семибоярщина пошла уже на прямое предательство, пустив поляков Москву, и провозгласив польского королевича Владислава русским царем. И сделано это было вопреки воле патриарха Гермогена. Да и в мученической смерти Гермогена больше виноваты русские бояре, нежели польские паны. Кроме того, к 1612 году в России уже практически не осталось бояр, которым чин присвоил Иван Васильевич Грозный. Кому-то дал боярство Борис Годунов, кому-то – Лжедмитрий, кому-то – Василий Шуйский, другим – Тушинский вор.
Фактически Минин и Пожарский совершили стратегическую ошибку. Необходимо было посадить «всей землей» на престол Пожарского уже в Ярославле, как и хотели. Дальше началась уже «политика», в которой бояре, которые и затеяли Смуту, утопив русскую землю в крови и чуть её не погубив, были мастерами и переиграли лидеров ополчения. Они не только не были наказаны, хотя за их грехи их нужно было повесить или посадить на кол (и неоднократно), но сохранили позиции хозяев Руси, земли, выбрали себе слабого царя – Романова, и из рода, который также был виновен в Смуте, поэтому не мог карать таких же преступников. Не удивительно, при Михаиле Романове – весьма посредственном человеке, правили его мать и её родня, затем отец - патриарх Филарет (Великий государь) и все живые представители предательского боярского правительства – Семибоярщины – занимали ведущие посты в державе.
Пожарский и Минин, признав бояр «пленниками ляхов» совершили роковую ошибку. За ними была Правда, поддержка народа, ведущая сила – земская рать большинства русских земель. У сидевших в Москве бояр больше не было дружин. Поляки потерпели решительное поражение и не могли сразу возобновить войну в прежнем масштабе. Пожарский и Трубецкой сами своими руками спасли и реабилитировали бояр, вернули вотчины, оставили за ними все богатства, то есть не заставили даже платить выкуп за преступления. Видимо, дело бы в том, что Минин и Пожарский не хотели «мутить воду», продолжать борьбу и лить кровь. Гражданскую войну нужно было прекращать.
Далее было уже «дело техники». Уже через несколько месяцев, вернув себе власть в вотчинах, восстановив личные отряды, бояре стали ведущей силой в Москве, пропихивая угодных себе кандидатов. А Пожарский не хотел конфликтовать, к тому же отпустил большую часть дворянских отрядов по домам. Так, боярские кланы и Романовы – род, который был одним из ведущих организаторов Смуты, которая чуть не погубила Русское государство и унесла жизни сотен тысяч людей, стали править страной. Вот такая получилась весьма тёмная история. Особенно, если участь и связи бояр с Западом. Позднее историки Романовых постараются её отбелить, стараясь показывать в основном героические страницы - вроде обороны Смоленска, Троице-Сергиева монастыря, партизанского движения, и умалчивая про другие нелицеприятные страницы или даже искажая их.
Князь Пожарский мог отдать бояр под суд, лишить боярства и вотчин, мог казнить, сила и Правда была за ним. Их земли и другое имущество можно было раздать дворянам, казакам и земским людям. Так Пожарский мог стать вождем казаков. И каждого, кто пожалел бы бояр-предателей и стал бы противиться конфискации их собственности, можно было подвергнуть репрессиям. Казаки с удовольствием «погуляли» за счёт предателей. Первое ополчения (по сути, казаки) перешло бы под руку Пожарского. Понятно, кого бы избрали царем в этом случае. Пожарский мог бы просто закрыть глаза на то, как казаки возмещают ущерб за счёт бояр и карают предателей. Последствия были бы те же. Однако, он этого не сделал, поэтому бояре вскоре быстро займут первые места в большой московской игре и оттеснят честного и храброго воина, не говоря уж о простом человеке Минине, в сторону.
26 октября (3 ноября) открылись Троицкие ворота Кремля, и на Каменный мост вышли бояре и другие москвичи, сидевшие в осаде с поляками. Впереди процессии шёл Фёдор Иванович Мстиславский, за ним Иван Воротынский, Иван Романов с племянником Михаилом и его матерью Марфой. Казаки попытались напасть на предателей, как минимум с целью ограбления, но Пожарский с дворянами силой оружия оградили бояр и заставили казаков уйти в свой табор. А ведь несколько взмахов казачьих сабель могли кардинальным образом изменить историю России.
27 октября (4 ноября) из Спасских ворот Кремля вышел крестный ход духовенства, сидевшего в осаде вместе с поляками. Впереди шёл «черный кардинал» Смутного времени – крутицкий митрополит Пафнутий. За ним архангельский архиепископ Арсений и кремлевское духовенство. Церковники, видимо, ожидая резни бояр, пошли отдельно. В этот же день произошла капитуляция польского гарнизона. Принимал капитуляцию Кузьма Минин. Часть пленных во главе с полковником Струсем отдали Трубецкому, а остальных с полковником Будилой – второму ополчению. Казаки перебили большую часть доставшихся им поляков. Уцелевших поляков Пожарский и Трубецкой разослали по городам: в Нижний Новгород, Балахну, Галич, Ярославль и другие. Поляки совершили столько зверств и нечестивых дел по Русской земле, что властям в русских городах не всегда удавалось защитить пленных врагов от самосуда граждан. Так, в Галиче толпа перебила пленных из роты Будилы. То же случилось с ротой Стравинского в Унже. Польских офицеров во главе с Будилой в декабре доставили в Нижний Новгород. Местные власти хотели было утопить всех врагов в Волге, но их спасло заступничество матери Пожарского.
Войдя в Кремль, ратники Пожарского и казаки Трубецкого были в ужасе. Все церкви были разграблены и загажены, почти все деревянные постройки разломаны на дрова и сожжены. В больших чанах и бочках нашли разделанные и засоленные человеческие тела. Поляки и другие иностранцы заготовили «запас» на зиму. Тем не менее, в Успенском соборе отслужили обедню и молебен. Сразу же началась очистка и восстановление Кремля и всей столицы. Трубецкой поселился в Кремле во дворце Годунова, Пожарский – на Арбате в Воздвиженском монастыре. Московские бояре на некоторое время разъехались по своим вотчинам. Михаил Романов с матерью уехали в свою вотчину – село Домнино Костромского уезда.
Польский король Сигизмунд в Вязьме узнал о капитуляции гарнизона в Москве. Там королевский отряд соединился с воинами гетмана Ходкевича и вместе вышли к городку Погорелое Городище. Местный воевода князь Юрий Шаховский на требование сдачи ответил королю: «Ступай к Москве. Будет Москва за тобою, и мы твои». Король повёл войска дальше. Основные силы поляков осадили Волоколамск, а отряд Жолкевского двинулся к Москве. Жолкевский дошёл до села Ваганьково, где его атаковали русские. Поляки были разбиты и бежали. В бою воины Жолкевского схватили смоленского дворянина Ивана Философова. Поляки спросили его, хотят ли по-прежнему москвичи королевича Владислава на царство, полнолюдна ли Москва и много ли там припасов. Иван ответил, что Москва «людна и хлебна», и все готовы помереть за православную веру, а королевича на царство брать не будут. То же самое сказал храбрый дворянин и польскому королю.
Потеряв надежду овладеть Москвой, Сигизмунд решил по крайней мере взять Волоколамск, который обороняли воеводы Иван Карамышев и Чемесов. Поляки трижды шли на штурм крепости, но их отразили. После третьего штурма казаки из гарнизона пошли на вылазку под началом атаманов Нелюба Маркова и Ивана Епанчина. Казакам удалось нанести большой урон врагу и отбить несколько пушек. Сигизмунд отдал приказ возвращаться в Польшу. По дороге многие умерли от голода и холода.
Борьба же за русский престол продолжалась. Никто не отрицает полководческого таланта Дмитрия Пожарского, его блестящих способностей как государственного деятеля. Но после освобождения столицы от поляков его влияние постепенно упало. Судя по всему, русский полководец совершил две основные ошибки. Во-первых, как уже ранее отмечалось, дал боярам-предателям не только выйти сухими из воды, но и сохранить богатство и влияние. Их предательство по умолчанию было забыто. Во-вторых, не смог удержать за собой военное преимущество, дворянские отряды из Второго ополчения. А время тогда было таким, что за кем самый большой батальон, тот и прав. В результате тушинским казакам, которых подкупили и легко обманули, под давлением грубой силы удалось втащить на престол Михаила Романова.
Позднее придумали миф о том, что якобы князь-служака (спаситель Руси, народа, да и ещё князь Рюрикович!) по простоте душевной сам взял да и отказался от престола!
Информация