«Для обмана немцев ставили фанерные танки»
Колоссальную поддержку советским разведчикам на войне оказывало местное населениеБойко Иван Акимович, полковник в отставке. Родился 19 марта 1924 года в селе Подворки Переяслав-Хмельницкого района Киевской области. Участник боевых действий в составе 1-го Украинского фронта 3-й гвардейской танковой армии 182-го инженерно-механизированного батальона. Разведчик, старшина взвода разведки. Принимал участие в боевых действиях при освобождении Украины, Киева, на Букринском и Лютежском плацдармах, освобождал Васильков, Фастов, Хмельницкий, Винницу, Варшаву, Польшу. Под Краковом был ранен.
- Я родился 19 марта 1924 года в селе Подворки Переяслав-Хмельницкого района Киевской области в крестьянской семье. Отец до войны был колхозником, но еще он и столярничал, делал бочки, сапожничал. Когда началась война, он и пятнадцать моих дядек с отцовской и материнской линий ушли на фронт. Дядьки погибли, а отец, после 72-дневной обороны Киева, раненым попал в плен. У мамы было больное сердце, но она смогла его найти и забрать домой, местных немцы домой отпускали. Если бы не мама – он бы погиб в плену. Когда я шел на фронт, отец мне заявил: «Сынок, ни в коем случае не вздумай попасть в плен. Оставь в своем оружии последний патрон. Используй его. Потому что видишь, каким я пришел?»
До войны я окончил девять классов. Наша школа в Переяславе считалась образцовой, а еще у нас в Переяславе была техническая станция. Девушки занимались там своим рукоделием, а мы занимались своим – авиамоделизмом, радиотехникой, фотографией. Мы делали детекторные приемники, а потом уже и ламповые. Надо сказать, что в селах тогда не везде было радио, и вот я придумал – брал макитру, это такой большой глиняный кувшин, клал туда наушники, и 4-5 человек могли слушать радио.
Когда началась война, это мне пригодилось. У меня были друзья – Левченко, Седегей, которые тоже увлекались радиоделом. Когда началась война, мы свои приемники спрятали, чтобы никто не знал. У меня на хате, которая покрыта соломой, на перекладинах, на балках была проведена антенна и я слушал сводки Совинформбюро. Левченко и Седегей тоже слушали, но через два месяца немцы их арестовали. У Седегея кроме приемника нашли еще и знамя полка, который отступал через нас, и хлопцев забрали. Отправили в Германию. Левченко после войны вернулся, а вот Седегей – нет.
Я испугался и ламповые приемники, которые у меня были, утопил. А потом подумал: «А если я передислоцируюсь в село Демьянцы, которое 7 километров от нас…». Там моя тетя жила, а само село глухое было. И вот там мы с друзьями слушали Совинформбюро, писали сводки и раздавали их населению. А в 43-м, как только наши подошли к Переяславу, я добровольно пошел в армию.
22 сентября я попал на Букринский плацдарм. Я форсировал Днепр против Зарубинец, со мной был партизан Крячко, из отряда имени Чапаева. В отряде было 600 человек, а командовал им Ломако. Отряд готовил переправочные средства, чтобы помочь в переправе регулярной армии. Говорят, перед форсированием Днепра командиры партизанских отрядов были собраны в Москве, где получили указания оказывать войскам всяческую помощь в форсировании Днепра, а командиры частей и подразделений получили указание Верховного главнокомандующего о том, что они имеют право самостоятельно форсировать Днепр, где только найдется возможность. В результате Днепр был форсирован в 25 местах, а я вот попал на Букринский плацдарм.
22 сентября я на лодке переправился через Днепр, со мной переправлялось подразделение Алексеева из 3-й гвардейской танковой армии. На правом берегу мы обнаружили затопленный понтон и смогли поднять его, отремонтировать и отправить на левый берег, в результате чего смогли переправить целый батальон.
К этому времени немцы перебросили к Днепру подмогу, но партизаны связали их огнем. И вот на правый берег 23 сентября переправился батальон Беляева из 3-й гвардейской танковой армии и начали расширять плацдарм. Но в связи с тем, что переправочные средства для танков и тяжелой артиллерии не были готовы, было переправлено только 2 танка. И вот там сержант Сикорский, танкист, и его экипаж действовали против немцев. Немцы пустили свои три танка. Сикорский подбил 2 танка. А третий танк подбили из противотанкового ружья. Сикорский, бедолага, погиб, ему присвоили звание Героя Советского Союза.
В это время необходимо было думать о том, как же все-таки переправить танки, которые стоят на левобережье. Генерал Рыбалко встретился с жителями Козинец, с партизанами, со стариками, рыбаками, которые знали Днепр в этих местах. И он посоветовался, а старики ему подсказали: «Давай будем строить мост через Днепр».
Немцы уже перебросили подкрепление, когда кто-нибудь пытался переправиться через Днепр, там был такой огонь ужасный – 25-метровые столбы воды поднимались. А тут он решил строить мост. И первого октября началось строительство моста для того, чтобы переправить технику через Днепр.
Каким образом строился мост? Население добровольно вышло из Переяслав-Хмельницкого района для оказания помощи в строительстве моста. Они в тылу готовили лес, готовили на лошадях, на быках. Подтягивали лесоматериалы, обрабатывали на сваи. И тут машинами, военными тягачами подбирали те же сваи. Вот на протяжении 5 километров подтягивались лесоматериалы. А у Загати, так урочище называлось, находился штаб 182-го батальона, из которого я.
А из Переяслав-Хмельницкого района кто пошел? Дети, женщины и старики. Представляете? Иду, а там, около этого батальона, поставили 4 циркулярки и пилорамы, которые обрабатывали лес. Настилы, перила, все-все-все. А потом прямо туда доставляли. Дети десятилетние, двенадцатилетние – какие они были гордые! А женщины? Это действительно была Отечественная, народная война!
Мост строился, наш взвод разведки принимал участие в наведении моста, мы проверяли глубину, а потом подвозили сваи – большие деревья. Делается подмост, ставится свая, берется «баба», деревянная чушка с тремя ручками и весом 80 кг.
И вот, значит, стоят три солдата на помосте и руками делают 300 ударов. Выходят на берег отдыхать. Вторая партия. Причем это все делается под огнем. Мост строился очень быстро, а разрушался еще быстрее. Вот за день, за сутки 20, 30, даже 50 метров успевали бить, потому что был не только наш батальон. А потом налетят самолеты и разбивают все в щепу. Война есть война.
5-го числа был страшный налет. Я как раз с правой стороны переправлялся с донесением обследования фортификаций немцев, которые ставили у нас. И я подплыл к этому мосту на плоскодонке, нас было двое, закрутил за сваю цепком. И там, значит, остановился, когда налетели самолеты. А там стоишь, бомбежка идет, а ты стоишь.
Солдатики наши бедовали. Когда мы вышли на берег, смотрим, а там трупы лежат. «Братишка, добей, убей…». 5 октября до полутора тысяч убитых и раненых было. Там погиб Онучин, заместитель командующего 3-й гвардейской танковой армии, Там же погибли наши командиры взводов, рот. Им присвоено звание Героя Советского Союза. Похоронены они в Переяслав-Хмельницком районе.
Но, несмотря на это, с первого по двенадцатое число октября месяца мост был построен. 12-го числа пошли наши танки, продовольствие на правый берег Днепра, и началось масштабное наступление. Таких артподготовок нигде не было, так те старики говорили, которые уже прошли войну.
Я лично проходил по территории. Там две дороги были, которые немцы простреливали, чтобы наши не прошли дальше. А еще немцы их заминировали, вот мы немецкие мины и должны были снять.
В бою 12-го числа было подбито 20 танков, из которых 11 танков немецких и 9 танков наших. Одним словом, это наступление ничего не дало. Немцы отступили до Букрынов, Малого и Большого, Там у них было укрепление. Вторая попытка была 15 октября. Еще больше было наступление. На Букринском плацдарме погибло 200 000 человек, это историки пишут. А сколько их еще осталось в разных кручах? Сейчас следопыты находят. 15 октября тоже не удалось, и вот поступил приказ передислоцировать 3-ю гвардейскую танковую армию на Лютежский плацдарм – это 200 километров севернее. А для обмана немцев поставить фанерные танки, фанерные самолеты на этих завоеванных плацдармах. Это было сделано. На 200 км наша 3-я танковая армия передислоцировалась до Лютежского плацдарма и в Ново-Петровцах снова форсировали Днепр. Там был построен уже командный пункт, и 4 ноября началось наступление на Киев.
Немцы на дорогах сделали завалы, а под завалами поставили минные заграждения. И не в одном месте, а в десятке мест. И наша задача как разведки была разведать, где эти минные поля. Нам удалось это благодаря местному населению, которое оказало помощь. Они уже знали, где немцы мины ставили – ну, не полностью, но хоть примерно… И вот там мы выявляли эти минные поля.
Тогда впервые появились тральщики на базе танков, они там несколько прошли, передок разбили и все. Наших там очень много погибло. 4-го числа, когда немец остановил продвижение на второй укрепленной линии, была дана команда 3-й гвардейской танковой армии. Третья танковая армия ночью включила сирены, включила фары и психической атакой пошла в наступление. Мы пересекли дорогу Киев – Житомир и оставили немцев у клеточки. Там было очень много немецких танков, автомобилей.
6 ноября город Киев был очищен. На здании Центрального комитета был установлен наш флаг. И был организован митинг. Там в это время были Хрущев, Сухов. А мы пошли на Васильков, Фастов. Фастов – это была основная железная дорога, по которой немцы могли перебросить подкрепления, поэтому Фастов надо было немедленно освободить.
В Фастове тогда жестокие бои были.
После освобождения Фастова мы пошли на Житомир. Житомир был освобожден 3-й гвардейской танковой армией, но немцы оставили цистерны со спиртом, и в отдельных подразделениях танкисты перепились И ночью в отдельных местах немцы ножами порезали наших танкистов и решили пойти в наступление на Киев. Но тут как раз и мое подразделение, и другие… Мы сразу поставили минные поля, были подняты танковые подразделения, и наступление немцев было остановлено. После Житомира мы пошли на Винницу, из Винницы на Хмельницкий, из Хмельницкого под Волочиск. Потом на Львов, сандомирское направление, освободили Львов.
Да, перед Львовом был еще один случай, это на речке Бузок. Получилось так, что наша армия, она же авангардная, мы пошли вперед, а стрелковые подразделения в окопах окопались. В этом месте речка Бузок небольшая, но болотистая. И через нее был построен мост 300 метров. Большой такой, железобетонный мост. И мне поручили проверить этот железобетонный мост, потому что за ним стояли немецкие танки. Причем дали команду заминировать и ждать вестового, который должен сказать – подорвать мост или не надо. Мы подошли к этому мосту, 15 человек. Каждый нес по две мины Ян-5. Это 2,5 килограмма в одной мине и в другой.
Мы дошли до моста, это был такой марш-бросок около 2,5 километров, причем по нейтралке. Дошли туда, заминировали этот мост. А у меня в подразделении были татары, узбеки, русские, украинцы. Но был один такой хороший товарищ, на которого я абсолютно полагался. Я на всех полагался, но этот особый был. Я его послал: «Пойди, посмотри, что там такое, и дай знак». У нас был условный знак. И он подает знак о том, что действительно 10 танков там находится. Мы немедленно перед минированием моста выставили своего часового-татарина, который должен был там сидеть и если вдруг чего – подать знак о том, что двигаются танки. Заминировали мы мост. Причем у нас опыт уже был – где и как минировать. Подвели немецкий бикфордов шнур. А он 80 сантиметров, и тут татарин подал знак, что танки идут. Елки-палки! А вестового-то нет, приказа-то нет. Взорвешь мост – трибунал, не взорвешь – тоже трибунал. И вот мы, 15 человек, стоим там и советуемся: «Как быть?» Никто не знает, и я не знаю. Однако появляется наша эскадрилья, «Илы». И вот, значит, они вокруг этих танков кружат и из «катюш», которыми они вооружены, обстреливают. У нас у всех настроение поднялось, обрадовались, есть свидетели. Мы решили, что мост надо подрывать. А тут идет прошлогодний очерет, это такие заросли камышовые, по которому, значит, мы и решили уйти после подрыва моста.
И вот, значит, пошел танк первый оттуда, мы в четырех местах взрыватели установили, сами отступили, а мост не взрывается. Елки зеленые! Уже ж вот танк на мосту скоро будет. И тут раздался громогласный взрыв — подорвали мост. Танк зашел наполовину на мост и там был подорван. Мы тихонечко свою работу сделали и тихонечко, чтобы спасти своих солдатиков, через очерет начали отступать от моста. Только мы начали отступать от моста, а там сарай стоял, и с этого сарая по нам открыли огонь трассирующими пулями. Это чтобы показать противнику, куда надо провести обстрел. Не знаю, какой Бог нас спас, но противник не открыл огонь. А он не открыл, видимо, только из-за того, чтобы не обнаружить свои огневые точки, чтобы наши их не подавили. Но в этот период у нас не было огневых точек. Если бы мы не подорвали мост, вот эта наша линия, передовая стрелковая часть этим десятком танков была бы раздавлена.
Потом мы освободили Варшаву. Начали освобождать другие города. И вот около Кракова меня ранили.
Немцы Краков заминировали, а наш разведчик Березняк спас его. Но он только свои провода, которые были подключены, перерезал, а нам пришлось вокруг города искать предприятия, которые были заминированы, а их много было, и нам необходимо было обезвредить заряды. А немцы начали обстреливать Краков из орудий. И меня ранило в бедро, ягодицы, причем до костей.
Я попал в госпиталь 3-й гвардейской танковой армии, побыл там полтора-два месяца, а потом меня направили в Опалиху, в военное училище. Но медицинская комиссия в приеме на учебу мне отказала, у меня до сих пор осколки рядом с нервами, оперировать нельзя.
В марте-апреле 1945 г. меня направили на полигон в Нахабино, в отдельный инженерный батальон при Научно-исследовательском институте сухопутных войск. Я там два года служил, участвовал со взводом в разминировании минных полей в Подмосковье. В этом институте я познакомился со своей будущей женой, она сама до войны проживала на разъезде Дубосеково, а отец у нее был председателем колхоза и ее с матерью эвакуировали, чтобы они в руки к немцам не попали. В 1947 г. мы с ней расписались и меня демобилизовали в звании гвардии старшины. Я вернулся в Переяслав-Хмельницкий, где-то месяц ходил без работы, а потом мне предложили стать председателем городского потребительского общества, которое восстанавливало разрушенное немцами хозяйство – магазины, предприятия общественного питания, складские помещения и другие объекты. Там я экстерном закончил 10 классов. Потом меня направили на учебу в черниговскую школу Центросоюза, а после ее окончания предложили работу в Ставищенском районе Киевской области. Я был председателем райпотребсоюза Ставищенского района Киевской области, восстанавливал разрушенное, вернее, уничтоженное немцами народное хозяйство. За шесть лет моей работы в Ставищах и в районе было построено более 30 магазинов и предприятий общественного питания. В 1961 году областным комитетом партии я был переведен работать начальником управления торговли Киевской области, тогда же мне присвоили звание экономиста высшей категории.
В 1982 году – начальником управления транспортных средств Министерства торговли СССР, а в 1984 г. мне предложили работу проректора Института повышения квалификации руководящих работников и специалистов торговли СССР, где я проработал до 1991 года.
Восемь раз меня избирали депутатом районного, городского и областного советов. А потом около 20 лет я отдал работе в ветеранских организациях города Киева. Награжден четырьмя орденами, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и всеми юбилейными.
Информация