Рыцари и рыцарство эпохи войны Роз: главные проблемы (часть 4)
Тема рыцарей войны Алой и Белой розы вызвала живой интерес читателей ВО. В трех предыдущих материалах мы постарались осветить по возможности все стороны этого конфликта. Сегодня мы публикуем последний материал по этой теме…
У рыцарей, воевавших друг с другом во время войны Алой и Белой розы, было несколько серьезных проблем, связанных как с собственно их «рыцарскими делами», так и спецификой конфликта. Прежде всего, как это ни странно, это была проблема идентификации. Человека, имеющего положение и высокий статус, будь то «баннере», лорд или король, было легко узнать на поле по его знамени – широкому квадратному либо прямоугольному флагу с вышитом на нем гербом владельца. Сеньор, а также его челядь и воины, могли также носить «сюрко» с геральдическими изображениями или по крайней мере его геральдических цветов. Поначалу это был плотно прилегающий к телу или же свободный «жюпон», как с рукавами, так и без них, а еще позднее – свободно спадающий с плеч «табар» с широкими рукавами длиной до самого локтя, очень похожий на те, которыми пользовались в это время герольды. Дошедшие до нас эффигии показывают нам рыцарей в таких вот «плащах», однако их мало. То есть «белые доспехи» были в то время все-таки более популярны, причем даже самые простые на вид. А поскольку щитами тогда уже тоже не пользовались, было очень важно, чтобы знаменосец находился как можно ближе к своему господину, и держался не далее хвоста его коня, по выражению того времени. Самым распространенным был штандарт - длинный флаг в виде куска ткани с острым концом или же раздвоением в виде ласточкиного хвоста. У самого места крепления к древку было в традиции изображать крест св. Георга – красный прямой крест на белом фоне. А вот дальше шли «меха», кресты, вепри, орлы, драконы, ветвистые палицы, леопардовые львы и вся прочая геральдическая живность. В целом вымпел мог нести на себе гораздо больше информации, чем даже тот же герб. Окраска штандарта обычно соответствовала двум основным цветам герба сеньора, каковые затем присутствовали и на одежде его воинов. Очень хорошо данная традиция представлена в советском кинофильме «Черная стрела». Видимо, у них там был хороший консультант и режиссер его слушался.
Капелла Генриха VII в Вестминстере — последний шедевр английской готики.
Но красный крест мог быть как у Йорков, так и у Ланкастеров, а заметить какие-то другие детали рисунка было не так уж и легко. Поэтому сеньор мог приказать не отходить от знамени более чем на десять футов (или принять какую-то иную, но похожую меру предосторожности), чтобы иметь возможность визуально контролировать своих людей. Однако если приходилось перемещаться с одного место на другое, то в горячке боя нередко случалось и так, что одна дружина по ошибке нападала на собственных союзников.
Поскольку вымпелов на копьях было много, важные нобили использовали на поле боя еще и собственных герольдов, носивших «табары» с их гербами, и горнистов с трубами, с которых свисали полотнища ткани опять же с фамильной символикой своих господ.
Король Генрих VI (Национальная портретная галерея, Лондон)
Грохот от оружия и доспехов от множества людей, яростно бросавшихся друг на друга, стоял на поле боя просто ужасный. И опущенное забрало в этом случае ограничивало не только возможность хорошо слышать отдаваемые приказы, но и видеть происходящее. Правда, и боковой обзор был ничуть не лучше, чем это принято считать, все время скользить глазами по узкой смотровой щели было затруднительно. Если же в шлеме не хватало, например, вентиляционных отверстий, то воин мог видеть собственные ноги, только если наклонялся. Ну и, разумеется, внутри такого шлема очень быстро становилось жарко, тело в доспехах потело, а пот заливал ему лицо.
Если рыцарь получал рану или заболевал, то на пути к выздоровлению он также сталкивался сразу с двумя препятствиями. Первое было связано с его положением и средствами, поскольку именно от этого зависело самое главное – встретится он с врачом или нет. Второе, даже если денег на врача у него и хватало, и он медицинскую помощь все же получал, очень и очень многое решало мастерство лекаря и характер полученной им раны. Короли и крупные представители нобилитета старались иметь своих собственных врачей на жалованье, и такие люди сопровождали их в походах. Например, известен некто Томас Морестид, который был королевским врачом у Генриха V во время вторжения во Францию в 1415 г. Интересно, что сей лекарь заключил с королем соглашение о том, что он берет на себя обязательство поставить своему государю еще и трех лучников, и 12 «hommes de son mestier», то есть «людей его службы». Как лекарь, или врач, числился при королевской особе и некий Уильям Брэдуордин. Вместе с Морестидом они явились в сопровождении еще девяти врачей каждый, так что общее количество лекарей в королевском войске достигло 20 человек.
Король Генрих VII около 1500 г. Копия с утраченного оригинала. ( Лондон, общество антикваров)
Случалось, что врачей нанимали, точно так же, как и солдат, но удовольствие это было дорогое. Так, Джон Пэстон получил рану стрелой пониже правого локтя в битве при Барнете в 1471 г., но спасся бегством вместе с другими йоркистами. Его брат послал ему лекаря, который использовал для лечения «пиявок» и «врачевание», и пользовал раненого до тех пор, пока его рана не начала затягиваться. Однако Джон жаловался брату, что выздоровление обошлось ему в целых 5 фунтов за полмесяца и практически его разорило.
Однако шанс поправиться в то время больше зависел от удачи больного, чем от мастерства лекаря. Знаменитые врачи обучались искусству лечения в школе в Монпелье, в районе Лангедок-Руссильон на юге Франции, однако такие светила медицины бывали очень ограниченны в своих возможностях. Многие лекари могли срастить сломанную конечность или же вправить вывихнутый сустав, умели лечить даже грыжу, могли сделать и ампутации. Но поскольку про бактерии никто ничего не знал, любая операция такого рода становилась для больного делом смертельно опасным. Ни инструменты, ни руки зачастую даже не мыли. Открытые раны просто зашивали при помощи иглы и ниток, а сверху мазались яичными желтками, повсеместно считавшихся заживляющим средством. Кровотечения останавливали очень простым, надежным, хотя и болезненным средством, а именно – прижиганием раскаленным железом.
Генрих, граф Ричмонд, в молодости. Неизвестный французский художник. (Музей Кальве)
Поскольку стрелы могли вонзаться в тело очень глубоко, инфекция практически всегда попадала в рану. Правда процент опасных попаданий стрелой с зазубренным наконечником в это время понизился, поскольку воины носили латы. Но даже вроде бы несерьезное ранение вызывало сильное нагноение, так как стрелы часто втыкались лучниками в землю, чтобы быть всегда под рукой, а потому на их наконечниках оставалась смертоносная грязь, которая попадала в раны вместе с обрывками грязной одежды. Раны в живот обычно всегда оказывались смертельными, так как любой прорез в кишках вызывал вытекание их содержимого в брюшные пазухи, в результате чего у раненого начинался перитонит, за которым следовала неизбежная смерть. Но… скелеты, найденные на месте битвы при Таутоне в 1461 г., говорят нам о поистине удивительной способности тогдашних людей выживать после самых ужасных ранений. На костях, обнаруженных в погребениях, нашли отметины от оружия, прошедшего перед этим через мышечную ткань. Один из воинов получил удар в челюсть такой силы, что лезвие вышло с другой стороны рта. У него есть еще и следы ранений на черепе, и, тем не менее, он уцелел и после них, и пусть и обезображенный, но все равно принял участие в бою под Таутоном. То есть знал, что от этого бывает и все равно полез в драку! И в самом деле тут-то этот бывалый солдат свою смерть и нашел. Хотя рыцари обычно носили лучшие доспехи, чем рядовые солдаты, им тоже доставалось. И заканчивалось участие в битве для них так: ограбленные и наполовину голые, они оставались лежать под открытым небом до тех пор, пока к ним не приходила смерть или же не появлялись их спасители. Обычно таковыми становились монахи из ближайшего монастыря, но опять же ни ослов, ни повозок на всех не хватало, так что проходили иногда многие часы, прежде чем раненые получали наконец-то помощь.
Один из памятных знаков на Босвортском поле.
Что касается человеческих останков, обнаруженных под Таутоном, то точно так же, как останки в битве при Висбю, они принадлежат в основном воинам, служившим в пехоте. Характерное положение костей левой руки говорит о том, что это были стрелки из длинного валлийского лука. Гибель нашла этих лучников во время бегства, когда они бежали, держа лук в руке. У некоторых имеется сразу по нескольку ран, особенно на голове, что говорит о том, что их явно добивали. Причем это еще и говорит нам, что жертвы не имели шлемов, а может, и бросили их либо потеряли при бегстве. Затем убитых свалили в общие братские могилы. Но, разумеется, что рыцари и люди с положением имели все шансы избегнуть подобной печальной участи. Например, после битвы при Азенкуре тело герцога Йоркского сварили (!), а кости отправили в Англию для погребения. Прочих сеньоров могли найти их военные слуги или же герольды, которые обходили поля сражений и записывали убитых (понятно тех, кого могли опознать по их гербам). Это позволяло победителю понять, какого именно успеха он достиг своей победой. Затем труп убитого доставляли членам его семьи, а те отвозили тело на домашнее кладбище – обычно в фамильный склеп, где покойный занимал место рядом со своими предками. В иных случаях их так и хоронили на месте их гибели или поблизости от него, обычно при местной церкви или аббатстве.
Мемориальная доска (брэсс) сэра Ральфа Верни, 1547 г. в Олдбери, Хартфордшир. На фигуре свободный «табар», надетый поверх лат, а ведь с момента окончания «войны Роз» прошло уже столько лет! Кстати, на нем ведь еще и кольчужная юбка надета… от какого родного дедушки он получил в наследства эти доспехи?
Эпоха войн Алой и Белой розы была характерна еще и тем, что «за белых» и «за красных» разделился по принципу оказания поддержки претендентам на престол и сам народ, нередко даже особо этого и не желая, а то и с полным безразличием. Поэтому измена была в этих условиях почти естественным делом, вот только наказание за нее всегда было таким, как продуманный акт. Например, после битвы при Уэйкфилде в 1460 г. Ричард Невилл, эрл Солсбери, попал в плен и был казнен уже на следующий же день. Пока рыцари воевали во Франции, где противник относился к ним как к людям чести, такого не происходило. Но вот в Англии поругание убитых стало делом очень популярным. Так, тело Уорика «Кингмэйкера», убитого в столкновении под Барнетом в 1471 г., специально привезли в Лондон и выставили для всеобщего обозрения прежде, чем отвезти в аббатство Бишем для погребения среди прочих членов его рода. Ричард III два дня пролежал голым, не считая покрывавшего его куска ткани, в церкви Св. Марии в Ньюарке в Лестере, а потом его похоронили в простой могиле в обители «серых братьев» поблизости. Голову графа Солсбери, а также герцога Йоркского и его младшего сына, эрла Ратленда, погибших при Уэйкфилде, и вовсе насадили на колья, торчащие на стенах Йорка, украсив чело герцога еще и бумажной короной.
Кстати, традиция насаживать головы на шесты и выставлять их в таком виде на Лондонском мосту или у других ворот города должна была стать предостережением для прочих бунтовщиков, которые видели, какая участь грозит даже самым именитым господам. Впрочем, случалось и так, что некоторым пленникам удавалось выходить сухими из воды. Так, сэр Ричард Тансталл, уже посаженный в Тауэр, убедил Эдуарда IV в том, что живой он ему будет полезней, чем мертвый, а потом даже вошел у него в милость. Дети тех, кого осуждали по обвинению в измене, обычно не подвергались казням наряду с отцами, хотя земли и могли перейти в распоряжение короны до тех пор, пока они считались готовыми вступить во владение ими.
Мемориальная доска (брэсс) Хамфри Стенли из Вестминстерского аббатства, 1505 г. На ней он изображен в типичных «белых доспехах» эпохи «войны Роз».
Но наряду с жесткостью этого времени мы находим порой и самые неожиданные примеры проявления гуманизма и сострадания. На полях сражений строились часовни, позволявшие людям оплакать своих погибших и помолиться за них, причем деньги на них собирали всем миром. Ричард III сделал солидный вклад в Куинс-колледж в Кембридже, чтобы тамошние священники могли молиться за его воинов, павших под Барнетом и Тьюксбери.
Тем не менее в ходе войн Алой и Белой розы вместе со множеством рыцарей нашли свой конец и 30 благородных лордов. А те, кто уцелел в боях, смогли избежать гибели лишь по заступничеству своих семей, а вовсе не по личным качествам. Йорки, например, на самом деле были весьма милостивы и, нуждаясь в поддержке знати, проливали кровь совсем не так охотно, как об этом писали их последующие противники…
У рыцарей, воевавших друг с другом во время войны Алой и Белой розы, было несколько серьезных проблем, связанных как с собственно их «рыцарскими делами», так и спецификой конфликта. Прежде всего, как это ни странно, это была проблема идентификации. Человека, имеющего положение и высокий статус, будь то «баннере», лорд или король, было легко узнать на поле по его знамени – широкому квадратному либо прямоугольному флагу с вышитом на нем гербом владельца. Сеньор, а также его челядь и воины, могли также носить «сюрко» с геральдическими изображениями или по крайней мере его геральдических цветов. Поначалу это был плотно прилегающий к телу или же свободный «жюпон», как с рукавами, так и без них, а еще позднее – свободно спадающий с плеч «табар» с широкими рукавами длиной до самого локтя, очень похожий на те, которыми пользовались в это время герольды. Дошедшие до нас эффигии показывают нам рыцарей в таких вот «плащах», однако их мало. То есть «белые доспехи» были в то время все-таки более популярны, причем даже самые простые на вид. А поскольку щитами тогда уже тоже не пользовались, было очень важно, чтобы знаменосец находился как можно ближе к своему господину, и держался не далее хвоста его коня, по выражению того времени. Самым распространенным был штандарт - длинный флаг в виде куска ткани с острым концом или же раздвоением в виде ласточкиного хвоста. У самого места крепления к древку было в традиции изображать крест св. Георга – красный прямой крест на белом фоне. А вот дальше шли «меха», кресты, вепри, орлы, драконы, ветвистые палицы, леопардовые львы и вся прочая геральдическая живность. В целом вымпел мог нести на себе гораздо больше информации, чем даже тот же герб. Окраска штандарта обычно соответствовала двум основным цветам герба сеньора, каковые затем присутствовали и на одежде его воинов. Очень хорошо данная традиция представлена в советском кинофильме «Черная стрела». Видимо, у них там был хороший консультант и режиссер его слушался.
Капелла Генриха VII в Вестминстере — последний шедевр английской готики.
Но красный крест мог быть как у Йорков, так и у Ланкастеров, а заметить какие-то другие детали рисунка было не так уж и легко. Поэтому сеньор мог приказать не отходить от знамени более чем на десять футов (или принять какую-то иную, но похожую меру предосторожности), чтобы иметь возможность визуально контролировать своих людей. Однако если приходилось перемещаться с одного место на другое, то в горячке боя нередко случалось и так, что одна дружина по ошибке нападала на собственных союзников.
Поскольку вымпелов на копьях было много, важные нобили использовали на поле боя еще и собственных герольдов, носивших «табары» с их гербами, и горнистов с трубами, с которых свисали полотнища ткани опять же с фамильной символикой своих господ.
Король Генрих VI (Национальная портретная галерея, Лондон)
Грохот от оружия и доспехов от множества людей, яростно бросавшихся друг на друга, стоял на поле боя просто ужасный. И опущенное забрало в этом случае ограничивало не только возможность хорошо слышать отдаваемые приказы, но и видеть происходящее. Правда, и боковой обзор был ничуть не лучше, чем это принято считать, все время скользить глазами по узкой смотровой щели было затруднительно. Если же в шлеме не хватало, например, вентиляционных отверстий, то воин мог видеть собственные ноги, только если наклонялся. Ну и, разумеется, внутри такого шлема очень быстро становилось жарко, тело в доспехах потело, а пот заливал ему лицо.
Если рыцарь получал рану или заболевал, то на пути к выздоровлению он также сталкивался сразу с двумя препятствиями. Первое было связано с его положением и средствами, поскольку именно от этого зависело самое главное – встретится он с врачом или нет. Второе, даже если денег на врача у него и хватало, и он медицинскую помощь все же получал, очень и очень многое решало мастерство лекаря и характер полученной им раны. Короли и крупные представители нобилитета старались иметь своих собственных врачей на жалованье, и такие люди сопровождали их в походах. Например, известен некто Томас Морестид, который был королевским врачом у Генриха V во время вторжения во Францию в 1415 г. Интересно, что сей лекарь заключил с королем соглашение о том, что он берет на себя обязательство поставить своему государю еще и трех лучников, и 12 «hommes de son mestier», то есть «людей его службы». Как лекарь, или врач, числился при королевской особе и некий Уильям Брэдуордин. Вместе с Морестидом они явились в сопровождении еще девяти врачей каждый, так что общее количество лекарей в королевском войске достигло 20 человек.
Король Генрих VII около 1500 г. Копия с утраченного оригинала. ( Лондон, общество антикваров)
Случалось, что врачей нанимали, точно так же, как и солдат, но удовольствие это было дорогое. Так, Джон Пэстон получил рану стрелой пониже правого локтя в битве при Барнете в 1471 г., но спасся бегством вместе с другими йоркистами. Его брат послал ему лекаря, который использовал для лечения «пиявок» и «врачевание», и пользовал раненого до тех пор, пока его рана не начала затягиваться. Однако Джон жаловался брату, что выздоровление обошлось ему в целых 5 фунтов за полмесяца и практически его разорило.
Однако шанс поправиться в то время больше зависел от удачи больного, чем от мастерства лекаря. Знаменитые врачи обучались искусству лечения в школе в Монпелье, в районе Лангедок-Руссильон на юге Франции, однако такие светила медицины бывали очень ограниченны в своих возможностях. Многие лекари могли срастить сломанную конечность или же вправить вывихнутый сустав, умели лечить даже грыжу, могли сделать и ампутации. Но поскольку про бактерии никто ничего не знал, любая операция такого рода становилась для больного делом смертельно опасным. Ни инструменты, ни руки зачастую даже не мыли. Открытые раны просто зашивали при помощи иглы и ниток, а сверху мазались яичными желтками, повсеместно считавшихся заживляющим средством. Кровотечения останавливали очень простым, надежным, хотя и болезненным средством, а именно – прижиганием раскаленным железом.
Генрих, граф Ричмонд, в молодости. Неизвестный французский художник. (Музей Кальве)
Поскольку стрелы могли вонзаться в тело очень глубоко, инфекция практически всегда попадала в рану. Правда процент опасных попаданий стрелой с зазубренным наконечником в это время понизился, поскольку воины носили латы. Но даже вроде бы несерьезное ранение вызывало сильное нагноение, так как стрелы часто втыкались лучниками в землю, чтобы быть всегда под рукой, а потому на их наконечниках оставалась смертоносная грязь, которая попадала в раны вместе с обрывками грязной одежды. Раны в живот обычно всегда оказывались смертельными, так как любой прорез в кишках вызывал вытекание их содержимого в брюшные пазухи, в результате чего у раненого начинался перитонит, за которым следовала неизбежная смерть. Но… скелеты, найденные на месте битвы при Таутоне в 1461 г., говорят нам о поистине удивительной способности тогдашних людей выживать после самых ужасных ранений. На костях, обнаруженных в погребениях, нашли отметины от оружия, прошедшего перед этим через мышечную ткань. Один из воинов получил удар в челюсть такой силы, что лезвие вышло с другой стороны рта. У него есть еще и следы ранений на черепе, и, тем не менее, он уцелел и после них, и пусть и обезображенный, но все равно принял участие в бою под Таутоном. То есть знал, что от этого бывает и все равно полез в драку! И в самом деле тут-то этот бывалый солдат свою смерть и нашел. Хотя рыцари обычно носили лучшие доспехи, чем рядовые солдаты, им тоже доставалось. И заканчивалось участие в битве для них так: ограбленные и наполовину голые, они оставались лежать под открытым небом до тех пор, пока к ним не приходила смерть или же не появлялись их спасители. Обычно таковыми становились монахи из ближайшего монастыря, но опять же ни ослов, ни повозок на всех не хватало, так что проходили иногда многие часы, прежде чем раненые получали наконец-то помощь.
Один из памятных знаков на Босвортском поле.
Что касается человеческих останков, обнаруженных под Таутоном, то точно так же, как останки в битве при Висбю, они принадлежат в основном воинам, служившим в пехоте. Характерное положение костей левой руки говорит о том, что это были стрелки из длинного валлийского лука. Гибель нашла этих лучников во время бегства, когда они бежали, держа лук в руке. У некоторых имеется сразу по нескольку ран, особенно на голове, что говорит о том, что их явно добивали. Причем это еще и говорит нам, что жертвы не имели шлемов, а может, и бросили их либо потеряли при бегстве. Затем убитых свалили в общие братские могилы. Но, разумеется, что рыцари и люди с положением имели все шансы избегнуть подобной печальной участи. Например, после битвы при Азенкуре тело герцога Йоркского сварили (!), а кости отправили в Англию для погребения. Прочих сеньоров могли найти их военные слуги или же герольды, которые обходили поля сражений и записывали убитых (понятно тех, кого могли опознать по их гербам). Это позволяло победителю понять, какого именно успеха он достиг своей победой. Затем труп убитого доставляли членам его семьи, а те отвозили тело на домашнее кладбище – обычно в фамильный склеп, где покойный занимал место рядом со своими предками. В иных случаях их так и хоронили на месте их гибели или поблизости от него, обычно при местной церкви или аббатстве.
Мемориальная доска (брэсс) сэра Ральфа Верни, 1547 г. в Олдбери, Хартфордшир. На фигуре свободный «табар», надетый поверх лат, а ведь с момента окончания «войны Роз» прошло уже столько лет! Кстати, на нем ведь еще и кольчужная юбка надета… от какого родного дедушки он получил в наследства эти доспехи?
Эпоха войн Алой и Белой розы была характерна еще и тем, что «за белых» и «за красных» разделился по принципу оказания поддержки претендентам на престол и сам народ, нередко даже особо этого и не желая, а то и с полным безразличием. Поэтому измена была в этих условиях почти естественным делом, вот только наказание за нее всегда было таким, как продуманный акт. Например, после битвы при Уэйкфилде в 1460 г. Ричард Невилл, эрл Солсбери, попал в плен и был казнен уже на следующий же день. Пока рыцари воевали во Франции, где противник относился к ним как к людям чести, такого не происходило. Но вот в Англии поругание убитых стало делом очень популярным. Так, тело Уорика «Кингмэйкера», убитого в столкновении под Барнетом в 1471 г., специально привезли в Лондон и выставили для всеобщего обозрения прежде, чем отвезти в аббатство Бишем для погребения среди прочих членов его рода. Ричард III два дня пролежал голым, не считая покрывавшего его куска ткани, в церкви Св. Марии в Ньюарке в Лестере, а потом его похоронили в простой могиле в обители «серых братьев» поблизости. Голову графа Солсбери, а также герцога Йоркского и его младшего сына, эрла Ратленда, погибших при Уэйкфилде, и вовсе насадили на колья, торчащие на стенах Йорка, украсив чело герцога еще и бумажной короной.
Кстати, традиция насаживать головы на шесты и выставлять их в таком виде на Лондонском мосту или у других ворот города должна была стать предостережением для прочих бунтовщиков, которые видели, какая участь грозит даже самым именитым господам. Впрочем, случалось и так, что некоторым пленникам удавалось выходить сухими из воды. Так, сэр Ричард Тансталл, уже посаженный в Тауэр, убедил Эдуарда IV в том, что живой он ему будет полезней, чем мертвый, а потом даже вошел у него в милость. Дети тех, кого осуждали по обвинению в измене, обычно не подвергались казням наряду с отцами, хотя земли и могли перейти в распоряжение короны до тех пор, пока они считались готовыми вступить во владение ими.
Мемориальная доска (брэсс) Хамфри Стенли из Вестминстерского аббатства, 1505 г. На ней он изображен в типичных «белых доспехах» эпохи «войны Роз».
Но наряду с жесткостью этого времени мы находим порой и самые неожиданные примеры проявления гуманизма и сострадания. На полях сражений строились часовни, позволявшие людям оплакать своих погибших и помолиться за них, причем деньги на них собирали всем миром. Ричард III сделал солидный вклад в Куинс-колледж в Кембридже, чтобы тамошние священники могли молиться за его воинов, павших под Барнетом и Тьюксбери.
Тем не менее в ходе войн Алой и Белой розы вместе со множеством рыцарей нашли свой конец и 30 благородных лордов. А те, кто уцелел в боях, смогли избежать гибели лишь по заступничеству своих семей, а вовсе не по личным качествам. Йорки, например, на самом деле были весьма милостивы и, нуждаясь в поддержке знати, проливали кровь совсем не так охотно, как об этом писали их последующие противники…
Информация