Судостроительный завод имени 61 коммунара. Контр-адмирал Бутаков против деловых людей
Свертывание военного кораблестроения в Николаеве, резкое сокращение различных структур, относящихся к флоту, сильно повлияло не только на положение Адмиралтейства, которое представляло теперь бледную тень былого масштаба, но и на сам город. Множество людей – мастеровых, военнослужащих – остались не у дел. На берегу оказались офицеры Черноморского флота, которым было попросту негде служить.
Слухи о том, что создаваемому при поддержке самого верха акционерному обществу пароходства и торговли требуются опытные в морском деле служащие, будоражили запасников – ветеранов обороны Севастополя. Канцелярия контр-адмирала Бутакова была просто завалена массой различных прошений о переводе на новое место службы, ходатайств о пенсиях, жилье и материальной помощи.
В условиях пертурбации флотского хозяйства, сокращения и перемещения большого количества людей, материалов и имущества тропической растительностью бурно разрослось неувядающее казнокрадство и взяточничество. Бутаков был человеком упрямым по натуре и попытался бороться с этой старой и живучей гидрой, обитающей в недрах государственного аппарата.
Неуловимые интенданты
Григория Ивановича Бутакова многие недолюбливали на новом месте службы в Николаеве, считая его выскочкой. Особенно напряжено складывались у него отношения с контр-адмиралом Александром Игнатьевичем Швенднером, который являлся заместителем по интендантской части. К моменту прихода Бутакова на Черноморский флот после окончания кадетского корпуса Швенднер уже командовал пароходом «Колхида» и считался весьма опытным моряком. Теперь же младший по возрасту, но опережающий по должности Григорий Иванович являлся начальником Швенднера, что, вполне вероятно, последнему не очень нравилось.
Но конфликт, породивший довольно шумные и дурно пахнувшие последствия, разгорелся между двумя адмиралами вовсе не из-за карьерных ступенек. Бутаков, будучи человеком честным и ответственным, прибыв в Николаев, очутился в своеобразной роли кота при зерновом складе. Местные «мыши» давно уже распределили между собой «горы зерна», тропинки между ними, очередность и количество «кормления». Прибывший же «кот» в эти схемы совершенно не вписывался и откровенно мешал. Пока «мыши» сновали под полом, их существование являлось неизбежным злом, ибо интендантские чины подвергаются соблазнам во все времена. Но когда расхитители стали уже откровенно наглеть, Бутакову пришлось принимать непопулярные меры.
До Григория Ивановича дошла информация, что его заместитель по интендантской части контр-адмирал Швенднер причастен к спекуляциям провиантом. Более конкретные данные указывали на поставку морскому ведомству 13 тысяч четвертей гнилой муки. Некий эффективный собственник господин Киреевский завел сомнительную привычку систематически улучшать свое материальное положение за счет флота. Так, например, этим способным в коммерческих и иных вопросах купцом было вывезено с верфи 16 тысяч пудов листового железа в обмен на поставки муки. Причем, если железо пока находилось на казенном складе, было вполне себе осязаемым и рукотворным, то факт существования 13 тысяч четвертей муки, пригодных в пищу, вызывал сомнения.
Осуществленная Бутаковым внезапная проверка выявила, что указанную муку можно было вполне уверенно применять, но только в качестве биологического оружия. Если бы этот прискорбный факт в отношении господина Киреевского был единичным, а его поведение можно было бы отнести на издержки страстного увлечения свободным духом коммерции, скандал не вышел бы из берегов. Однако на деле Киреевский был доверенным лицом, подельником и сообщником почтенного контр-адмирала Швенднера и был лишь звеном хорошо налаженной системы.
Например, другой не менее энергичный негоциант по фамилии Бортник, взяв по бросовой цене корабельный лес, также прислал вместо него по обязательству некачественный провиант. Схема, которая была хорошо отработана и налажена, позволяла продавать частным лицам флотские запасы и получать взамен совершенно несъедобный провиант. Разница в цене, разумеется, оседала в карманах деловой финансовой группы во главе с контр-адмиралом Швенднером.
Со времен окончания Крымской войны в южных краях находились большие склады с флотским и армейским имуществом. После подписания мира это имущество начало куда-то исчезать. Так, одной из схем извлечения быстрых денег была продажа корабельного леса Николаевского адмиралтейства через подставных лиц на балтийские верфи.
Меры, предпринятые Бутаковым, были самые решительные. Для расследования инцидента была создана специальная комиссия. Обнаружив в документах многочисленные нарушения, члены комиссии высказали свои соображения. Негоциант Киреевский, эксперт по качественному провианту, был взят под стражу, а его склады опечатаны, контр-адмирал Швенднер – отстранен от дел на время расследования.
Отчетливо слыша злобный писк пойманных на горячем «мышей», Григорий Иванович немедленно уведомил о происходящих событиях Петербург. Великий князь Константин, находившийся с Бутаковым в хороших отношениях и даже, до некоторой степени, покровительствующий ему, доложил о случившемся Александру II. Делу был дан полновесный ход, и в Николаев срочным порядком отправилась «высочайше учрежденная комиссия» во главе с князем Дмитрием Александровичем Оболенским, доверенным лицом великого князя Константина, бывшего на тот момент генерал-адмиралом.
Пока господин Оболенский ехал из Петербурга в Николаев, комиссия, созданная на месте Бутаковым, отнюдь не тратила время на то, чтобы травить пикантные истории в курительном салоне. В силу обнаруженных многочисленных нарушений в делах Черноморского интендантства военному суду были преданы контр-адмирал Швенднер, семь штаб-офицеров, четыре чиновника и двое господ коммерсантов – Киреевский и Бортник.
Особый колорит скандалу придавал тот факт, что оба купца являлись, между делом, почетными гражданами города Николаева. Приговор был довольно строг: Швенднер был исключен со службы, часть офицеров, лишенных званий и орденов, разжаловали в матросы. Все убытки, понесенные морским ведомством в результате хищений и поставок некачественных материалов, были возмещены за счет имущества осужденных. Разорение и камнем идущая ко дну репутация уже витали над головами «почетных граждан», когда события вдруг легли на новый галс.
В разгар успешной спецоперации по расчистке морского ведомства от бизнесменов в эполетах в Николаев прибыла комиссия Оболенского и тут же показала провинциальным борцам за чистоту рук и полноту казенных складов столичный мастер-класс.
Князь Дмитрий Александрович Оболенский, будучи директором комиссариатского департамента, считал себя искренним и увлеченным борцом с различными злоупотреблениями. Как многие столичные чиновники, приближенные к самым что ни на есть высшим эшелонам, Оболенский сочетал в себе удивительно сбалансированную огневую мощь и отменную маневренность. Прибыв в Николаев, он первым же делом похвалил Бутакова за рвение, при этом гневно осуждая преступников и казнокрадов, но ход расследования, выражаясь флотским языком, совершил поворот оверштаг.
Состав комиссии, созданной Григорием Ивановичем, был существенно изменен. В качестве экспертов по разбору инцидента с недоброкачественным провиантом были приглашены недавно еще находившиеся в центре урагана господа Киреевский, Бортник и другие лица с не совсем чистыми руками. Попытки Бутакова оказать какое-то воздействие на стремительно менявшиеся обстоятельства, которые приобретали совершенно иной смысл и логику, натолкнулись на вежливый, но решительный отпор князя Оболенского.
Тот начал вести с Григорием Ивановичем душевные беседы, во время которых доверительным тоном лица, посвященного в дремучие тайны, настоятельно советовал контр-адмиралу «…оставить совсем в стороне произведенное уже следствие». Иными словами, столичный борец с мздоимцами и казнокрадами недвусмысленно давал понять, что не следует копать слишком глубоко. На членов комиссии, созданной Бутаковым, оказывалось давление с целью заставить их отозвать свои заключения обратно.
Разъяренный Григорий Иванович написал обстоятельный рапорт генерал-адмиралу великому князю Константину с просьбой оказать содействие. И вот тогда в дело вступил «главный калибр». «Не мешать, а оказывать всякое содействие работе комиссии», – прогрохотало из-под шпица. Генерал-адмирал, разумеется, хорошо относился к Бутакову, но беда в том, что пронизывающий твердь бюрократического аппарата взгляд князя Оболенского рассмотрел за попавшимся на горячем Швенднером и компанией гораздо более серьезные фигуры.
Кулуарный шепоток осторожно называл фамилию адмирала Николая Федоровича Метлина, обер-интенданта, а потом и управляющего морским министерством. Скорее всего, Дмитрий Александрович как лицо посвященное, деликатное и вообще юридическое, многое знал заранее и посему был послан в Николаев поправить дело, которое испортил горячий не в меру Бутаков. Оболенский взял, да и поправил.
В результате «перепроверки проверки», выяснилось, что контр-адмирал Швенднер и его подчиненные пострадали практически понапрасну из-за неуемного рвения контр-адмирала Бутакова. С этими, без сомнения, достойными людьми (разумеется, не стоит забывать и о честнейших негоциантах господах Киреевском и Бортнике) поступили чрезмерно сурово и даже неоправданно жестоко. Дело об интендантских хищениях стали подчеркнуто заминать, страсти, подобно парусу в штиль, начали опадать. В итоге прежнее решение суда в отношении Швенднера и его коллег было отменено.
Контр-адмирал Бутаков не сдавался. Надеясь на понимание великого князя Константина, он посылает тому письмо за письмом. Генерал-адмирал, ранее подчеркивавший свою поддержку и благоволение Григорию Ивановичу, теперь был сух и по-казенному строг. Из Петербурга укоризненно грозили пальцем: вы там на местах не зарывайтесь! Что любопытно, поначалу Константин на словах всецело одобрял желание Григория Ивановича если не извести полностью казнокрадство, то хотя бы свести его к минимуму. Когда же выяснилось, что контр-адмирал слишком резко и широко приподнял покрывало, скрывающее от чужих глаз размеренную мышиную возню, великий князь, опасаясь огласки и неизбежного скандала, начал подрубать такелаж чересчур активного Бутакова.
В итоге тот, отчетливо понимая, что сражение со складской гидрой, оказавшейся слишком многоголовой, проиграно, в сердцах написал рапорт об отставке. Константин погрозил великокняжеским перстом, но отставку не принял. Специалисты по пароходному делу в России того времени были наперечет, а Бутаков был один из ведущих. Когда в 1856 году было создано Русское общество пароходства и торговли, великий князь, выступающий одним из крупнейших его акционеров, нашел в Григории Ивановиче помощника, всецело содействовавшего становлению компании.
Так, помимо всего прочего, в конце 1856 года Бутаков занимался приемкой купленных в Англии пароходов. В тот же период начались и первые трения с Петербургом. Контр-адмирал считал, что ему как командующему морскими силами на Черном море (с осени 1855 года Черноморский флот получил более скромное и отвечающее времени и составу название Черноморская флотилия) должны были подчиняться и корабли РОПиТ. Однако председатель общества контр-адмирал Николай Андреевич Аркас дал явственно понять, что это исключительно его епархия. В споре обоих адмиралов великий князь Константин безоговорочно поддержал Аркаса, дав указание Бутакову обеспечить комплектование экипажей коммерческих пароходов РОПиТ лучшими офицерами и матросами. Кроме того, общество получило от правительства большой кредит на выгодных условиях – в течение двадцати лет компания должна была получать ежегодные субсидии.
Однако именно Григорию Ивановичу Бутакову приходилось постоянно решать серьезные вопросы, касающиеся структуры, ему не подчиняющейся. Летом 1858 года пароход РОПиТ «Керчь», обслуживающий линию Трапезунд – Одесса, подвергся вооруженному нападению контрабандистов на лодках. Командовавший «Керчью» лейтенант Петр Петрович Шмидт, участник Крымской войны, впоследствии контр-адмирал и отец того самого лейтенанта Шмидта, организовал отпор, и нападение было отбито.
Инцидент с «Керчью» сильно встревожил руководство компании, и оно обратилось за содействием к Бутакову. Дирекция просила контр-адмирала и заведующего морской частью ни много ни мало о выделении некоторого количества орудий, дабы вооружить ими свои пароходы для защиты от возможного нападения. Кроме того, Григория Ивановича настоятельно просили выделить огнестрельное и абордажное оружие для членов экипажей. Просьба была вполне понятной, и в другой ситуации не вызвала бы нареканий.
Однако Россия находилась в тисках Парижского мирного договора, и установка вооружения на коммерческие пароходы могла вызвать непонимание уважаемых западных партнеров, которые бы немедленно засыпали Петербург угрозами, плохо замаскированными под дипломатические ноты. Бутаков, хотя и не имел к РОПиТ никакого отношения, был вынужден решать его проблемы.
Он обратился в Петербург за разъяснениями. Вопрос о пушках, ружьях и саблях был столь щекотлив, что через генерал-адмирала вознесся в кабинеты министерства иностранных дел. Князь Горчаков, взвесив за и против, осторожно дал согласие на абордажное оружие, высказав при этом некоторые опасения в отношении пушек, из-за которых уважаемые западные партнеры могут и обидеться. В итоге, выслушав все рекомендации, пояснения, разъяснения и инструкции, Бутаков выделил для пароходов РОПиТ некоторое количество абордажного оружия.
Занимая должность военного губернатора Николаева и Севастополя, Бутаков, как мог, пытался донести до столицы состояние дел на местах. Неудача с группой Швенднера не поколебала его уверенности в своей правоте. В 1859 году он представил вниманию генерал-адмирала великого князя Константина документ под названием «Секретная записка о положении в Черноморском управлении». В ней контр-адмирал изложил не только истинное положение дел в Николаеве и Севастополе, но и подверг скрупулезному анализу положение дел в самом морском министерстве. По мнению Бутакова, все было крайне запущено и пребывало в величайшем упадке. Главной причиной этого Григорий Иванович считал разложение чиновничьего аппарата, тотальное воровство и взяточничество. «Кто же после Севастопольской войны не знает, что у нас сверху блеск, снизу гниль!» – говорилось в записке, в конце которой Бутаков просит отправить его в отставку. Однако генерал-адмирал переиграл ситуацию по-своему. Вместо оказания поддержки он в начале 1860 года перевел Бутакова на Балтийский флот для прохождения дальнейшей службы.
Прошли первые очень нелегкие годы после Крымской войны. Жизнь на Ингульской верфи практически замерла: не стало флота – прекратилось и кораблестроение. Немногочисленные производственные мощности планировалось использовать лишь для плановой замены ограниченного количества черноморских корветов. Время пребывания на посту губернатора Николаева и начальника порта контр-адмирала Григория Ивановича Бутакова подошло к концу.
Как и на верфи, жизнь в городе, сформированном вокруг прекратившего функционировать адмиралтейства, фактически замерла. Люди начали массово покидать город. Уже в начале 1857 года городская община сократилась на огромную по тем временам цифру в 27 тысяч человек и продолжала уменьшаться. Зачахла коммерческая и торговая деятельность.
А Николаев ждал нового губернатора, который ехал из Петербурга. Это был вице-адмирал, генерал-адъютант Богдан Александрович (Готлиб Фридрих) фон Глазенап. Он находился на этой должности вплоть до 1871 года, когда, воспользовавшись в полной мере поражением Франции в войне с Пруссией, Россия вернула себе право иметь флот в бассейне Черного моря.
Продолжение следует…
«Юнона» – один из первых товаро-пассажирских пароходов РОПиТ. Куплен в Англии в 1857 году
Слухи о том, что создаваемому при поддержке самого верха акционерному обществу пароходства и торговли требуются опытные в морском деле служащие, будоражили запасников – ветеранов обороны Севастополя. Канцелярия контр-адмирала Бутакова была просто завалена массой различных прошений о переводе на новое место службы, ходатайств о пенсиях, жилье и материальной помощи.
В условиях пертурбации флотского хозяйства, сокращения и перемещения большого количества людей, материалов и имущества тропической растительностью бурно разрослось неувядающее казнокрадство и взяточничество. Бутаков был человеком упрямым по натуре и попытался бороться с этой старой и живучей гидрой, обитающей в недрах государственного аппарата.
Неуловимые интенданты
Григория Ивановича Бутакова многие недолюбливали на новом месте службы в Николаеве, считая его выскочкой. Особенно напряжено складывались у него отношения с контр-адмиралом Александром Игнатьевичем Швенднером, который являлся заместителем по интендантской части. К моменту прихода Бутакова на Черноморский флот после окончания кадетского корпуса Швенднер уже командовал пароходом «Колхида» и считался весьма опытным моряком. Теперь же младший по возрасту, но опережающий по должности Григорий Иванович являлся начальником Швенднера, что, вполне вероятно, последнему не очень нравилось.
Но конфликт, породивший довольно шумные и дурно пахнувшие последствия, разгорелся между двумя адмиралами вовсе не из-за карьерных ступенек. Бутаков, будучи человеком честным и ответственным, прибыв в Николаев, очутился в своеобразной роли кота при зерновом складе. Местные «мыши» давно уже распределили между собой «горы зерна», тропинки между ними, очередность и количество «кормления». Прибывший же «кот» в эти схемы совершенно не вписывался и откровенно мешал. Пока «мыши» сновали под полом, их существование являлось неизбежным злом, ибо интендантские чины подвергаются соблазнам во все времена. Но когда расхитители стали уже откровенно наглеть, Бутакову пришлось принимать непопулярные меры.
До Григория Ивановича дошла информация, что его заместитель по интендантской части контр-адмирал Швенднер причастен к спекуляциям провиантом. Более конкретные данные указывали на поставку морскому ведомству 13 тысяч четвертей гнилой муки. Некий эффективный собственник господин Киреевский завел сомнительную привычку систематически улучшать свое материальное положение за счет флота. Так, например, этим способным в коммерческих и иных вопросах купцом было вывезено с верфи 16 тысяч пудов листового железа в обмен на поставки муки. Причем, если железо пока находилось на казенном складе, было вполне себе осязаемым и рукотворным, то факт существования 13 тысяч четвертей муки, пригодных в пищу, вызывал сомнения.
Осуществленная Бутаковым внезапная проверка выявила, что указанную муку можно было вполне уверенно применять, но только в качестве биологического оружия. Если бы этот прискорбный факт в отношении господина Киреевского был единичным, а его поведение можно было бы отнести на издержки страстного увлечения свободным духом коммерции, скандал не вышел бы из берегов. Однако на деле Киреевский был доверенным лицом, подельником и сообщником почтенного контр-адмирала Швенднера и был лишь звеном хорошо налаженной системы.
Например, другой не менее энергичный негоциант по фамилии Бортник, взяв по бросовой цене корабельный лес, также прислал вместо него по обязательству некачественный провиант. Схема, которая была хорошо отработана и налажена, позволяла продавать частным лицам флотские запасы и получать взамен совершенно несъедобный провиант. Разница в цене, разумеется, оседала в карманах деловой финансовой группы во главе с контр-адмиралом Швенднером.
Со времен окончания Крымской войны в южных краях находились большие склады с флотским и армейским имуществом. После подписания мира это имущество начало куда-то исчезать. Так, одной из схем извлечения быстрых денег была продажа корабельного леса Николаевского адмиралтейства через подставных лиц на балтийские верфи.
Меры, предпринятые Бутаковым, были самые решительные. Для расследования инцидента была создана специальная комиссия. Обнаружив в документах многочисленные нарушения, члены комиссии высказали свои соображения. Негоциант Киреевский, эксперт по качественному провианту, был взят под стражу, а его склады опечатаны, контр-адмирал Швенднер – отстранен от дел на время расследования.
Отчетливо слыша злобный писк пойманных на горячем «мышей», Григорий Иванович немедленно уведомил о происходящих событиях Петербург. Великий князь Константин, находившийся с Бутаковым в хороших отношениях и даже, до некоторой степени, покровительствующий ему, доложил о случившемся Александру II. Делу был дан полновесный ход, и в Николаев срочным порядком отправилась «высочайше учрежденная комиссия» во главе с князем Дмитрием Александровичем Оболенским, доверенным лицом великого князя Константина, бывшего на тот момент генерал-адмиралом.
Пока господин Оболенский ехал из Петербурга в Николаев, комиссия, созданная на месте Бутаковым, отнюдь не тратила время на то, чтобы травить пикантные истории в курительном салоне. В силу обнаруженных многочисленных нарушений в делах Черноморского интендантства военному суду были преданы контр-адмирал Швенднер, семь штаб-офицеров, четыре чиновника и двое господ коммерсантов – Киреевский и Бортник.
Особый колорит скандалу придавал тот факт, что оба купца являлись, между делом, почетными гражданами города Николаева. Приговор был довольно строг: Швенднер был исключен со службы, часть офицеров, лишенных званий и орденов, разжаловали в матросы. Все убытки, понесенные морским ведомством в результате хищений и поставок некачественных материалов, были возмещены за счет имущества осужденных. Разорение и камнем идущая ко дну репутация уже витали над головами «почетных граждан», когда события вдруг легли на новый галс.
В разгар успешной спецоперации по расчистке морского ведомства от бизнесменов в эполетах в Николаев прибыла комиссия Оболенского и тут же показала провинциальным борцам за чистоту рук и полноту казенных складов столичный мастер-класс.
Князь Дмитрий Александрович Оболенский, будучи директором комиссариатского департамента, считал себя искренним и увлеченным борцом с различными злоупотреблениями. Как многие столичные чиновники, приближенные к самым что ни на есть высшим эшелонам, Оболенский сочетал в себе удивительно сбалансированную огневую мощь и отменную маневренность. Прибыв в Николаев, он первым же делом похвалил Бутакова за рвение, при этом гневно осуждая преступников и казнокрадов, но ход расследования, выражаясь флотским языком, совершил поворот оверштаг.
Состав комиссии, созданной Григорием Ивановичем, был существенно изменен. В качестве экспертов по разбору инцидента с недоброкачественным провиантом были приглашены недавно еще находившиеся в центре урагана господа Киреевский, Бортник и другие лица с не совсем чистыми руками. Попытки Бутакова оказать какое-то воздействие на стремительно менявшиеся обстоятельства, которые приобретали совершенно иной смысл и логику, натолкнулись на вежливый, но решительный отпор князя Оболенского.
Тот начал вести с Григорием Ивановичем душевные беседы, во время которых доверительным тоном лица, посвященного в дремучие тайны, настоятельно советовал контр-адмиралу «…оставить совсем в стороне произведенное уже следствие». Иными словами, столичный борец с мздоимцами и казнокрадами недвусмысленно давал понять, что не следует копать слишком глубоко. На членов комиссии, созданной Бутаковым, оказывалось давление с целью заставить их отозвать свои заключения обратно.
Разъяренный Григорий Иванович написал обстоятельный рапорт генерал-адмиралу великому князю Константину с просьбой оказать содействие. И вот тогда в дело вступил «главный калибр». «Не мешать, а оказывать всякое содействие работе комиссии», – прогрохотало из-под шпица. Генерал-адмирал, разумеется, хорошо относился к Бутакову, но беда в том, что пронизывающий твердь бюрократического аппарата взгляд князя Оболенского рассмотрел за попавшимся на горячем Швенднером и компанией гораздо более серьезные фигуры.
Кулуарный шепоток осторожно называл фамилию адмирала Николая Федоровича Метлина, обер-интенданта, а потом и управляющего морским министерством. Скорее всего, Дмитрий Александрович как лицо посвященное, деликатное и вообще юридическое, многое знал заранее и посему был послан в Николаев поправить дело, которое испортил горячий не в меру Бутаков. Оболенский взял, да и поправил.
В результате «перепроверки проверки», выяснилось, что контр-адмирал Швенднер и его подчиненные пострадали практически понапрасну из-за неуемного рвения контр-адмирала Бутакова. С этими, без сомнения, достойными людьми (разумеется, не стоит забывать и о честнейших негоциантах господах Киреевском и Бортнике) поступили чрезмерно сурово и даже неоправданно жестоко. Дело об интендантских хищениях стали подчеркнуто заминать, страсти, подобно парусу в штиль, начали опадать. В итоге прежнее решение суда в отношении Швенднера и его коллег было отменено.
Контр-адмирал Бутаков не сдавался. Надеясь на понимание великого князя Константина, он посылает тому письмо за письмом. Генерал-адмирал, ранее подчеркивавший свою поддержку и благоволение Григорию Ивановичу, теперь был сух и по-казенному строг. Из Петербурга укоризненно грозили пальцем: вы там на местах не зарывайтесь! Что любопытно, поначалу Константин на словах всецело одобрял желание Григория Ивановича если не извести полностью казнокрадство, то хотя бы свести его к минимуму. Когда же выяснилось, что контр-адмирал слишком резко и широко приподнял покрывало, скрывающее от чужих глаз размеренную мышиную возню, великий князь, опасаясь огласки и неизбежного скандала, начал подрубать такелаж чересчур активного Бутакова.
В итоге тот, отчетливо понимая, что сражение со складской гидрой, оказавшейся слишком многоголовой, проиграно, в сердцах написал рапорт об отставке. Константин погрозил великокняжеским перстом, но отставку не принял. Специалисты по пароходному делу в России того времени были наперечет, а Бутаков был один из ведущих. Когда в 1856 году было создано Русское общество пароходства и торговли, великий князь, выступающий одним из крупнейших его акционеров, нашел в Григории Ивановиче помощника, всецело содействовавшего становлению компании.
«Император Александр II» – товарно-пассажирский пароход, построенный в Англии по заказу РОПиТ в 1858 году
Так, помимо всего прочего, в конце 1856 года Бутаков занимался приемкой купленных в Англии пароходов. В тот же период начались и первые трения с Петербургом. Контр-адмирал считал, что ему как командующему морскими силами на Черном море (с осени 1855 года Черноморский флот получил более скромное и отвечающее времени и составу название Черноморская флотилия) должны были подчиняться и корабли РОПиТ. Однако председатель общества контр-адмирал Николай Андреевич Аркас дал явственно понять, что это исключительно его епархия. В споре обоих адмиралов великий князь Константин безоговорочно поддержал Аркаса, дав указание Бутакову обеспечить комплектование экипажей коммерческих пароходов РОПиТ лучшими офицерами и матросами. Кроме того, общество получило от правительства большой кредит на выгодных условиях – в течение двадцати лет компания должна была получать ежегодные субсидии.
Однако именно Григорию Ивановичу Бутакову приходилось постоянно решать серьезные вопросы, касающиеся структуры, ему не подчиняющейся. Летом 1858 года пароход РОПиТ «Керчь», обслуживающий линию Трапезунд – Одесса, подвергся вооруженному нападению контрабандистов на лодках. Командовавший «Керчью» лейтенант Петр Петрович Шмидт, участник Крымской войны, впоследствии контр-адмирал и отец того самого лейтенанта Шмидта, организовал отпор, и нападение было отбито.
Колесный товаро-пассажирский пароход «Керчь». Построен во Франции в 1857 г. по заказу РОПиТ
Инцидент с «Керчью» сильно встревожил руководство компании, и оно обратилось за содействием к Бутакову. Дирекция просила контр-адмирала и заведующего морской частью ни много ни мало о выделении некоторого количества орудий, дабы вооружить ими свои пароходы для защиты от возможного нападения. Кроме того, Григория Ивановича настоятельно просили выделить огнестрельное и абордажное оружие для членов экипажей. Просьба была вполне понятной, и в другой ситуации не вызвала бы нареканий.
Однако Россия находилась в тисках Парижского мирного договора, и установка вооружения на коммерческие пароходы могла вызвать непонимание уважаемых западных партнеров, которые бы немедленно засыпали Петербург угрозами, плохо замаскированными под дипломатические ноты. Бутаков, хотя и не имел к РОПиТ никакого отношения, был вынужден решать его проблемы.
Товарно-пассажирский пароход «Олег». Построен в 1859 году в Шотландии по заказу РОПиТ
Он обратился в Петербург за разъяснениями. Вопрос о пушках, ружьях и саблях был столь щекотлив, что через генерал-адмирала вознесся в кабинеты министерства иностранных дел. Князь Горчаков, взвесив за и против, осторожно дал согласие на абордажное оружие, высказав при этом некоторые опасения в отношении пушек, из-за которых уважаемые западные партнеры могут и обидеться. В итоге, выслушав все рекомендации, пояснения, разъяснения и инструкции, Бутаков выделил для пароходов РОПиТ некоторое количество абордажного оружия.
Занимая должность военного губернатора Николаева и Севастополя, Бутаков, как мог, пытался донести до столицы состояние дел на местах. Неудача с группой Швенднера не поколебала его уверенности в своей правоте. В 1859 году он представил вниманию генерал-адмирала великого князя Константина документ под названием «Секретная записка о положении в Черноморском управлении». В ней контр-адмирал изложил не только истинное положение дел в Николаеве и Севастополе, но и подверг скрупулезному анализу положение дел в самом морском министерстве. По мнению Бутакова, все было крайне запущено и пребывало в величайшем упадке. Главной причиной этого Григорий Иванович считал разложение чиновничьего аппарата, тотальное воровство и взяточничество. «Кто же после Севастопольской войны не знает, что у нас сверху блеск, снизу гниль!» – говорилось в записке, в конце которой Бутаков просит отправить его в отставку. Однако генерал-адмирал переиграл ситуацию по-своему. Вместо оказания поддержки он в начале 1860 года перевел Бутакова на Балтийский флот для прохождения дальнейшей службы.
Прошли первые очень нелегкие годы после Крымской войны. Жизнь на Ингульской верфи практически замерла: не стало флота – прекратилось и кораблестроение. Немногочисленные производственные мощности планировалось использовать лишь для плановой замены ограниченного количества черноморских корветов. Время пребывания на посту губернатора Николаева и начальника порта контр-адмирала Григория Ивановича Бутакова подошло к концу.
Пароход «Великий князь Константин» и его минные катера в море. Гравюра Э. Даммюллера
Как и на верфи, жизнь в городе, сформированном вокруг прекратившего функционировать адмиралтейства, фактически замерла. Люди начали массово покидать город. Уже в начале 1857 года городская община сократилась на огромную по тем временам цифру в 27 тысяч человек и продолжала уменьшаться. Зачахла коммерческая и торговая деятельность.
А Николаев ждал нового губернатора, который ехал из Петербурга. Это был вице-адмирал, генерал-адъютант Богдан Александрович (Готлиб Фридрих) фон Глазенап. Он находился на этой должности вплоть до 1871 года, когда, воспользовавшись в полной мере поражением Франции в войне с Пруссией, Россия вернула себе право иметь флот в бассейне Черного моря.
Продолжение следует…
Информация