«Антонов огонь» и «уксус четырёх разбойников». Военная медицина в Отечественную войну 1812 года
Характер травм и ранений
В первой части повествования основное внимание было уделено организации военной медицины в русской армии начала XIX века. Сейчас же основной акцент сделаем на особенностях ранений, оказании оперативной медицинской помощи и санитарной работе медиков.
Одними из самых распространенных ранений на поле боя были пулевые. Свинцовые пули французских кремниевых мушкетов, как и большинство боеприпасов того времени, оставляли в теле прямые раневые каналы. Круглая пуля не фрагментировалась и не вращалась в теле, как современные, оставляющие после себя настоящий фарш. Такая пуля даже с близкого расстояния не была способна нанести серьезную травму костям – чаще всего свинец просто отскакивал от твердых тканей. В случае сквозного пробития выходное отверстие сильно не отличалось в диаметре от входного, что несколько снижало тяжесть ранения. Однако важным отягчающим фактором огнестрельного ранения была загрязненность раневого канала. Земля, песок, обрывки одежды и прочие агенты вызвали в большинстве случаев аэробную и анаэробную инфекции, или, как её в те времена называли, "антонов огонь".
Чтобы полнее понять, что ждет человека в случае развития такого осложнения, стоит обратиться к современной медицинской практике. Сейчас даже при адекватном лечении ранений антибиотиками анаэробные инфекции, вызванные различными клостридиями, при переходе в газовую гангрену вызывают летальный исход в 35-50% случаев. В медицинских документах в этой связи приводится пример А. С. Пушкина, который скончался от стремительно развивающейся анаэробной инфекции в 1837 году после ранения пулей из пистолета. От "антонова огня", вызванного осколочным ранением, скончался князь Петр Иванович Багратион, когда отказался от ампутации ноги. Эпоха до открытия антибиотиков была чрезвычайно сурова и к солдатам, и к генералам.
Князь Петр Иванович Багратион, одна из многочисленных жертв "антонова огня"
Французы были вооружены индивидуальным стрелковым оружием нескольких типов. Это были кремневые мушкеты у пехотинцев, кавалеристы же были вооружены укороченными классическими мушкетонами и тромблонами с раструбами овальной формы. На вооружении были также и пистолеты, но они не отличались ни точностью, ни убойной силой. Наиболее опасными были мушкеты с их длинными стволами, отправляющими 25-граммовые свинцовые пули на 300-400 метров. Однако война 1812 года была типичным военным конфликтом с господством артиллерии на полях сражений. Наиболее эффективным, дальнобойным и убойным средством против пехоты противника были артиллерийские чугунные ядра, достигающие массы 6 кг, разрывные и зажигательные гранаты или брандскугели. Опасность таких боеприпасов была максимальна при фланговых ударов по наступающей цепью пехоте – одно ядро могло вывести из строя сразу несколько бойцов. Чаще всего ядра при попадании вызывали смертельные ранения. Однако если человек выживал в первые часы, то рваные, загрязненные с раздробленными костями сочетанные ранения чаще всего заканчивались тяжёлой инфекцией и смертью в лазарете. Брандскугели ввели в медицину новое понятие — комбинированная травма, сочетающая ожог и ранение. Не менее серьезным боеприпасом была картечь, которую применяли по близкорасположенной пехоте. Французы в пушку набивали не только свинцовые пули и картечь, но и грязные гвозди, камни, куски железа и так далее. Это, естественно, вызвало тяжелые инфекционные заражения ран в случае, если человек вообще выживал.
Брандскугель
Подавляющее большинство ранений (до 93%) русских воинов было вызвано артиллерийским и мушкетным огнем, а оставшиеся 7% были от холодного оружия, в том числе 1,5% штыковые раны. Основной проблемой ранений от французских палашей, сабель, пик и тесаков была обильная кровопотеря, от которой бойцы нередко погибали на поле боя. При этом стоит помнить, что исторически форма одежды была приспособлена для защиты от холодного оружия. Кожаный кивер защищал от ранений головы, стоячий воротник защищал шею, а плотное сукно создавало определенную преграду саблям и пикам.
Французский мушкетон
Умирали русские солдаты на поле боя преимущественно от потери крови, травматического шока, ушибов головного мозга и раневого пневмоторакса, то есть скопления воздуха в плевральной полости, ведущего к тяжелому нарушению дыхания и сердечной деятельности. Самыми тяжелыми были потери в первый период войны, включавший в себя и Бородинское сражение – тогда теряли до 27% всех солдат и офицеров, треть из которых была убита. Когда французов погнали на запад, потери снизились более чем в два раза до 12%, но доля убитых возросла до двух третей.
Болезни армии и французская антисанитария
Лечение раненых в период отступления русских войск было осложнено несвоевременной эвакуацией с оставляемого поля боя. Кроме того, что часть солдат оставалась на милость французам, некоторым удавалось получить медицинскую помощь от местного населения. Врачей, конечно, не было на территориях, оккупированных французами (все были в русской армии), а вот знахари, фельдшеры и даже священники могли помочь в меру своих сил. Как только после битвы под Малоярославцем русская армия перешла в наступление, врачам стало и легче и сложнее одновременно. С одной стороны, раненых успевали вовремя доставить в лазареты, а с другой – коммуникации стали растягиваться, появилась необходимость постоянно подтягивать за армией военно-временные госпиталя. Также французы оставляли за собой удручающее наследство в виде «прилипчивых болезней», то есть инфекционных. Французы, как уже говорилось ранее, халатно относились к санитарным условиям в рядах собственной армии, и в условиях лихорадочного отступления ситуация усугубилась. Пришлось применять специфические методы лечения.
Французская гравюра, иллюстрирующая порядок обращения с ранеными и пленными
Так, «переметная лихорадка» лечилась хиной или её заменителями, сифилис традиционно убивали ртутью, при инфекционных заболеваниях глаз применяли чистую «химию» — ляпис (нитрат серебра, «адский камень»), сернокислый цинк и каломель (хлорид ртути). В районах вспышек опасных заболеваний практиковали окуривание хлористыми соединениями — это был прообраз современной дезинфекции. Инфекционных больных, особенно чумных, регулярно обтирали «уксусом четырех разбойников», крайне примечательным лекарственным средством того времени. Название этой дезинфекционной жидкости наружного применения восходит к средневековым вспышкам чумы. В одном из французских городов, предположительно в Марселе, четверых разбойников приговорили к смертной казни и заставили убирать трупы умерших от чумы. Задумка была в том, что бандиты и от тел смердящих избавятся, и сами чумой заразятся. Однако четверка в ходе скорбного дела нашла некое средство, которое защитило их от чумных вибрионов. И раскрыли они секрет этот только в обмен на помилование. По другой версии, «уксус четырех разбойников» были ими придуман самостоятельно и позволил безнаказанно мародерствовать в домах умерших от эпидемии. Главным ингредиентом «зелья» был винный или яблочный уксус, настоянный на чесноке и различных травах – полыни, руте, шалфее и так далее.
Несмотря на все ухищрения, общим трендом войн того времени было преобладание в армии санитарных потерь над боевыми. И русская армия, к сожалению, не была исключением: из числа общих потерь около 60% относятся к различным заболеваниям, не имеющим отношения к боевым ранениям. Стоит сказать, что свинью в этом деле подложили русским французские оппоненты. Огромной напастью французской армии стал тиф, который разносился вшами. Вообще, французы зашли в России уже достаточно завшивленными, и в дальнейшем эта ситуация только усугублялась. Сам Наполеон чудом не заразился тифом, а вот многим его военачальникам не повезло. Современники из русской армии писали:
"Тиф, порожденный в Отечественную нашу войну в 1812 года, по огромности и разнородности армий и по стечению и высокой степени всех бедствий войны, едва ли не превосходит все военные тифы, бывшие до сего времени. Он начался в октябре месяце: от Москвы до самого Парижа по всем дорогам бежавших французов появлялся тиф, особенно убийственный по этапам и госпиталям, и отсюда распространялся в сторону от дорог между обывателями".
Большое количество военнопленных во второй фазе войны принесли в русскую армию эпидемию тифа. Врач французов Генрих Роос писал:
"Занесли эту болезнь мы, пленные, т.к. у нас я наблюдал отдельные случаи заболевания ещё в Польше, и развитие этой болезни во время отступления от Москвы. Здесь я имел возможность более внимательно проследить течение этой болезни, сопровождавшейся, в большинстве случаев, смертью".
Именно в этот период русская армия потеряла не менее 80 тысяч человек в тифозной эпидемии, которая перекинулась от французов. А оккупанты, к слову, лишились сразу 300 тысяч солдат и офицеров. С определенной долей уверенности можно сказать, что платяная вошь все-таки работала на русскую армию. Французы же, отступая из России, разнесли тиф по всей Европе, вызвав серьезную эпидемию, унесшую около 3 млн жизней.
Хирургический инструментарий врачей начала и середины XIX века
Важным для медицинской службы на освобожденной от французов территории стал вопрос уничтожения источников инфекции – трупов людей и животных. Одним из первых об этом заговорил руководитель кафедры физики Санкт-Петербургской императорской медико-хирургической академии (МХА) профессор Василий Владимирович Петров. Его поддержал Яков Виллие. В губерниях было организовано массовое сожжение умерших лошадей и трупов французов. В одной лишь Москве было сожжено 11 958 трупов людей и 12 576 павших лошадей. В Можайском уезде было уничтожено 56 811 трупов людей и 31 664 – лошадей. В Минской губернии сожжено 48 903 человеческих трупов и 3062 – лошадиных, в Смоленской – соответственно 71 735 и 50 430, в Виленской – 72 203 и 9407, в Калужской – 1027 и 4384. Очистка территории России от источников инфекций была завершена только к 13 марта 1813 года, когда армия уже перешла границу Российской империи и вступила на землю Пруссии и Польши. Предпринятые меры обеспечили значительное снижение инфекционной заболеваемости в армии и среди населения. Уже в январе 1813 г. Медицинский совет констатировал, что
«число больных во многих губерниях значительно уменьшилось и что даже самые болезни не имеют уже более заразительного свойства».
Примечательно, что военное руководство России не ожидало столь эффективной работы медицинской службы армии. Так, Михаил Богданович Барклай-де-Толли писал в этой связи:
«…раненые и больные имели наилучшее призрение и пользуемы были со всею должною рачительностью и искусством так, что недостатки в войсках людей после сражений пополнялись значительным числом выздоравливающих всегда прежде, чем ожидать можно было».
Продолжение следует…
Информация