Инициатива старшего офицера. Третий бой 37-й артбригады
Итак, мы ранее рассмотрели два боя подразделений 37-й артбригады в сентябре 1914 г. (см. На войне как на войне. 37-я артбригада осенью 1914 года). Теперь перейдем к третьему.
В этот день 2-я батарея 37-й артиллерийской бригады занимала закрытую позицию у д. Двикозы, на левом берегу реки Опатовка, содействуя своим огнем наступлению 146-го пехотного Царицынского полка, развивавшемуся в общем направлении на гор. Сандомир. Упорное сопротивление противника, занимавшего заранее подготовленные позиции и располагавшего значительным количеством батарей, в том числе несколькими тяжелыми, ставило успешность наступления в тесную зависимость от могущества артиллерийского огня. Между тем, продвижению русской пехоты могли содействовать лишь 14 легких орудий: 6 орудий 2-й батареи (2 пушки были выведены из строя неприятельским огнем в предыдущих боях) и 8 орудий 3-й батареи 37-й артиллерийской бригады. Численную слабость артиллерии можно было восполнить только искусной организацией и умелым ведением артогня.
Местность по обоим берегам р. Опатовки имела крайне пересеченный характер, представляя собой ряд нагроможденных друг возле друга возвышенностей, с крутыми скатами, разрезанными глубокими и узкими лощинами. Хороший наблюдательный пункт отыскать было нетрудно. Удобных, с точки зрения закрытия и маскировки, позиций в районе действий 1-го дивизиона 37-й артиллерийской бригады было много. Разведка, однако, показала, что все они являлись позициями ограниченного обстрела — вследствие своеобразной топографии гребней.
2-й батарее 37-й артбригады, выдвинутой, как было отмечено, на позицию у северной окраины д. Двикозы, был назначен весьма протяженный участок, причем в тактическом отношении наиболее важными являлись районы дер. Суха-Ржечица и дер. Щитники (на левом берегу р. Вислы), занятые противником. Для того, чтобы иметь возможность взять под огонь оба означенных района, этой батарее, учитывая характер гребня, имевшего крайне изрезанные очертания, и величину наименьших прицелов по различным директриссам стрельбы, пришлось расположить свои шесть орудий несколько необычным образом. Лучше всего это можно проследить на прилагаемой схеме.
Но, несмотря на все тактические нюансы, пехота получила всю необходимую огневую поддержку.
Отличались спецификой и действия 2-й батареи 37-й артиллерийской бригады. В 20 часов 19-го октября батарея выступила в составе авангарда 37-й пехотной дивизии на д. Завихост-Виняры, где в 1 час 45 минут встала квартиро-биваком, пройдя около 20 верст.
В начале четвертого часа со стороны д. Слупча (8 верст юго-западнее д. Виняры, на шоссе в Сандомир) послышалась ожесточенная винтовочно-пулеметная стрельба. Пехотные части одна за другой в спешном порядке стали покидать квартиро-бивачный район и вытягиваться в направлении на выстрелы.
Носились самые разнообразные слухи, как и всегда в подобного рода обстановке, неизвестно кем занесенные и откуда появившиеся. Но настроение людей оставалось выдержанным и спокойным. Пехота двигалась, мирно дожевывая хлеб и похлебывая на ходу щи из котелков, — лучший показатель уверенности в успехе. Дер. Виняры быстро пустела.
Командир 1-го артдивизиона, с командой разведчиков и командирами двух батарей, стоявших в дер. Виняры, после первых же выстрелов выехал на разведку, не отдав каких-либо распоряжений. Старший офицер 2-й батареи по собственному усмотрению приказал обамуничить лошадей и быть в полной готовности к выступлению.
Когда в 15 часов 40 минут разведчик из дивизионной команды привез приказ выступить к д. Винярки (2 версты юго-западнее Виняры), батарея немедленно вытянулась на шоссе и двинулась на выстрелы.
Движение совершалось обычным порядком, если не считать того обстоятельства, что пехотного прикрытия для батареи выделено не было. Быстро перейдя к дер. Винярки, батарея остановилась на шоссе в орудийной колонне. Здесь, согласно только что полученному приказанию комдива, она должна была получить дальнейшие указания для выезда на позицию.
Время шло. Бой разгорался. Никаких распоряжений не поступало. Недоумение, вызванное вынужденным бездействием в трудный боевой момент, начало уступать место тревоге. Установить связь с комбатом, комдивом или с кем-нибудь из пехотных командиров не удавалось, несмотря на то, что несколько оставшихся при батарее разведчиков были разосланы во все стороны.
Старший офицер решил приступить к личной разведке окрестностей д. Винярки — с целью выдвинуть батарею на временную позицию. Местность в районе д. Винярки крайне неблагоприятствовала выезду батареи на позицию: справа к шоссе спускался крутой горный отвес, подняться на который было трудно даже одиночному человеку, левее шоссе тянулась болотистая низина, простиравшаяся до самой р. Вислы. Здесь также нельзя было найти позиций. Разведка, произведенная в окрестностях д. Виняры, положительных результатов не дала. Батарея продолжала «присутствовать» на поле сражения, не будучи в состоянии принять участие в бою. Шли тоскливые минуты...
Между тем напряжение стрельбы все усиливалось. Вдоль шоссе тянулись раненые, от которых, как обычно, узнать что-либо толковое не удавалось. Кроме стандартных «видимо-невидимо», «почитай всю роту порешили»... и т. п., добиться ничего не удавалось. Приблизительно часов в 17 вечера, когда сумерки начали сгущаться над землей, один из нескольких наблюдателей, выставленных с биноклями на горный кряж у д. Виняры, дал знать, что севернее д. Слупча, со стороны противника, двигаются какие-то густые цепи. Все офицеры батареи быстро взобрались на отвес, спускавшийся к самому шоссе и, действительно, увидели серые нити цепей, быстро перебегавших в сторону русских... Пасмурный день и наступившие сумерки до крайности затрудняли наблюдение. Даже в бинокли и стерео-трубу нельзя было разобрать, австрийские ли это цепи выполняют перебежки или же это своя пехота (хотя действие происходило лишь в 1,5 — 2 верстах от батареи). Некоторые из наблюдавших высказали мнение, что видны свои цепи, отходящие под напором противника, тогда как другие уверяли, что различают австрийские ранцы на спинах появившейся пехоты. Между тем цепи быстро перебегали в сторону батареи. Положение становилось напряженным.
Старший офицер батареи принял быстрое решение — взять появившиеся цепи под огонь. Для этого был отдан приказ выдвинуть во что бы то ни стало хотя бы взвод «на такое место, откуда можно было бы стрелять». Поднять орудия на кручу правее шоссе было совершенно невозможно, оставалось нащупать более или менее твердую почву в болотистой низинке левее дороги. На последнюю и было направлено внимание разведчиков. Ощущение реальной опасности вызвало подъем энергии, позволивший быстро решить трудную задачу – ведь именно к таковой можно было отнести выполнение приказа, полученного от старшего офицера. В короткое время была найдена небольшая, не слишком топкая полянка. Два орудия на руках перетянуты через глубокую шоссейную канаву и на руках же выкачены на поляну. Передки выдвинутого в огневое положение взвода и вся остальная батарея остались на шоссе в прежнем положении.
Смутные очертания цепей оказались заметными и непосредственно с «позиции» взвода, который и открыл огонь прямой наводкой (по отражателю). Стрельба велась последовательно с прицелами 50, 45, 40 и 35, по мере пристрелки и смещения целей. Снаряды подносились в лотках с шоссе. Старший офицер стоял на круче правее шоссе, наблюдал за стрельбой и, в случае необходимости, делал указания голосом.
После 15 — 20 минут стрельбы наблюдалось некоторое замешательство в наступавших цепях, а потом перебежки прекратились. Цепи залегли. Австрийская артиллерия молчала. Кроме 2 орудий взвода, русская артиллерия также не принимала участия в бою. «Что же собственно происходит?» — думал каждый участник описываемого эпизода. Настроение стрелявшего взвода, естественно, было неуверенным и нервным — люди опасались, что стреляют по своим. Только когда со стороны обстреливаемых цепей послышался характерный треск австрийских пулеметов, стало очевидным, что взвод расстреливал австрийскую пехоту.
Наступившая темнота заволокла цепи. Взвод продолжал обстреливать площадь, на которой был обнаружен противник. Несколько астрийских пулеметов в течение 15 — 20 минут вели шквальный огонь по взводу, пытаясь, по-видимому, пристреляться по вспышкам. Направление их огня было совершенно правильным, но противник переоценивал дистанцию. Рой пуль вихрем несся на изрядной высоте над головами артиллеристов и сбивал обнаженные ветки мощных дубов, окаймлявших шоссе. К 19 часам стрельба затихла, как с русской стороны, так и со стороны австрийцев. Оба орудия были оставлены на месте, откуда они вели огонь. Невдалеке от них удалось выдвинуть на позицию еще две пушки. Орудия были заряжены «на картечь» и в таком положении готовились провести ночь. Только к 20 часам удалось установить связь с комбатом и комдивом.
Выяснилось, что 2-я бригада 37-й пехотной дивизии вела упорный бой с австрийской пехотой, внезапно атаковавшей и потеснившей сторожевое охранение, и что внезапный и действительный огонь артвзвода (описанный выше) в значительной степени содействовал ликвидации охвата левого фланга 147-го Самарского полка австрийской пехотой. В начале боя этот охват поставил русские подразделения в затруднительное положение.
Батарея получила официальную благодарность от командира 147-го пехотного Самарского полка.
3-я батарея 37-й артбригады у д. Двикозы и 2-я батарея 37-й артбригады у д. Винярки. Бой 20 октября 1914 г.
В этот день 2-я батарея 37-й артиллерийской бригады занимала закрытую позицию у д. Двикозы, на левом берегу реки Опатовка, содействуя своим огнем наступлению 146-го пехотного Царицынского полка, развивавшемуся в общем направлении на гор. Сандомир. Упорное сопротивление противника, занимавшего заранее подготовленные позиции и располагавшего значительным количеством батарей, в том числе несколькими тяжелыми, ставило успешность наступления в тесную зависимость от могущества артиллерийского огня. Между тем, продвижению русской пехоты могли содействовать лишь 14 легких орудий: 6 орудий 2-й батареи (2 пушки были выведены из строя неприятельским огнем в предыдущих боях) и 8 орудий 3-й батареи 37-й артиллерийской бригады. Численную слабость артиллерии можно было восполнить только искусной организацией и умелым ведением артогня.
Местность по обоим берегам р. Опатовки имела крайне пересеченный характер, представляя собой ряд нагроможденных друг возле друга возвышенностей, с крутыми скатами, разрезанными глубокими и узкими лощинами. Хороший наблюдательный пункт отыскать было нетрудно. Удобных, с точки зрения закрытия и маскировки, позиций в районе действий 1-го дивизиона 37-й артиллерийской бригады было много. Разведка, однако, показала, что все они являлись позициями ограниченного обстрела — вследствие своеобразной топографии гребней.
2-й батарее 37-й артбригады, выдвинутой, как было отмечено, на позицию у северной окраины д. Двикозы, был назначен весьма протяженный участок, причем в тактическом отношении наиболее важными являлись районы дер. Суха-Ржечица и дер. Щитники (на левом берегу р. Вислы), занятые противником. Для того, чтобы иметь возможность взять под огонь оба означенных района, этой батарее, учитывая характер гребня, имевшего крайне изрезанные очертания, и величину наименьших прицелов по различным директриссам стрельбы, пришлось расположить свои шесть орудий несколько необычным образом. Лучше всего это можно проследить на прилагаемой схеме.
Схема № 4.
Но, несмотря на все тактические нюансы, пехота получила всю необходимую огневую поддержку.
Отличались спецификой и действия 2-й батареи 37-й артиллерийской бригады. В 20 часов 19-го октября батарея выступила в составе авангарда 37-й пехотной дивизии на д. Завихост-Виняры, где в 1 час 45 минут встала квартиро-биваком, пройдя около 20 верст.
В начале четвертого часа со стороны д. Слупча (8 верст юго-западнее д. Виняры, на шоссе в Сандомир) послышалась ожесточенная винтовочно-пулеметная стрельба. Пехотные части одна за другой в спешном порядке стали покидать квартиро-бивачный район и вытягиваться в направлении на выстрелы.
Носились самые разнообразные слухи, как и всегда в подобного рода обстановке, неизвестно кем занесенные и откуда появившиеся. Но настроение людей оставалось выдержанным и спокойным. Пехота двигалась, мирно дожевывая хлеб и похлебывая на ходу щи из котелков, — лучший показатель уверенности в успехе. Дер. Виняры быстро пустела.
Схема № 5.
Командир 1-го артдивизиона, с командой разведчиков и командирами двух батарей, стоявших в дер. Виняры, после первых же выстрелов выехал на разведку, не отдав каких-либо распоряжений. Старший офицер 2-й батареи по собственному усмотрению приказал обамуничить лошадей и быть в полной готовности к выступлению.
Когда в 15 часов 40 минут разведчик из дивизионной команды привез приказ выступить к д. Винярки (2 версты юго-западнее Виняры), батарея немедленно вытянулась на шоссе и двинулась на выстрелы.
Движение совершалось обычным порядком, если не считать того обстоятельства, что пехотного прикрытия для батареи выделено не было. Быстро перейдя к дер. Винярки, батарея остановилась на шоссе в орудийной колонне. Здесь, согласно только что полученному приказанию комдива, она должна была получить дальнейшие указания для выезда на позицию.
Время шло. Бой разгорался. Никаких распоряжений не поступало. Недоумение, вызванное вынужденным бездействием в трудный боевой момент, начало уступать место тревоге. Установить связь с комбатом, комдивом или с кем-нибудь из пехотных командиров не удавалось, несмотря на то, что несколько оставшихся при батарее разведчиков были разосланы во все стороны.
Старший офицер решил приступить к личной разведке окрестностей д. Винярки — с целью выдвинуть батарею на временную позицию. Местность в районе д. Винярки крайне неблагоприятствовала выезду батареи на позицию: справа к шоссе спускался крутой горный отвес, подняться на который было трудно даже одиночному человеку, левее шоссе тянулась болотистая низина, простиравшаяся до самой р. Вислы. Здесь также нельзя было найти позиций. Разведка, произведенная в окрестностях д. Виняры, положительных результатов не дала. Батарея продолжала «присутствовать» на поле сражения, не будучи в состоянии принять участие в бою. Шли тоскливые минуты...
Между тем напряжение стрельбы все усиливалось. Вдоль шоссе тянулись раненые, от которых, как обычно, узнать что-либо толковое не удавалось. Кроме стандартных «видимо-невидимо», «почитай всю роту порешили»... и т. п., добиться ничего не удавалось. Приблизительно часов в 17 вечера, когда сумерки начали сгущаться над землей, один из нескольких наблюдателей, выставленных с биноклями на горный кряж у д. Виняры, дал знать, что севернее д. Слупча, со стороны противника, двигаются какие-то густые цепи. Все офицеры батареи быстро взобрались на отвес, спускавшийся к самому шоссе и, действительно, увидели серые нити цепей, быстро перебегавших в сторону русских... Пасмурный день и наступившие сумерки до крайности затрудняли наблюдение. Даже в бинокли и стерео-трубу нельзя было разобрать, австрийские ли это цепи выполняют перебежки или же это своя пехота (хотя действие происходило лишь в 1,5 — 2 верстах от батареи). Некоторые из наблюдавших высказали мнение, что видны свои цепи, отходящие под напором противника, тогда как другие уверяли, что различают австрийские ранцы на спинах появившейся пехоты. Между тем цепи быстро перебегали в сторону батареи. Положение становилось напряженным.
Старший офицер батареи принял быстрое решение — взять появившиеся цепи под огонь. Для этого был отдан приказ выдвинуть во что бы то ни стало хотя бы взвод «на такое место, откуда можно было бы стрелять». Поднять орудия на кручу правее шоссе было совершенно невозможно, оставалось нащупать более или менее твердую почву в болотистой низинке левее дороги. На последнюю и было направлено внимание разведчиков. Ощущение реальной опасности вызвало подъем энергии, позволивший быстро решить трудную задачу – ведь именно к таковой можно было отнести выполнение приказа, полученного от старшего офицера. В короткое время была найдена небольшая, не слишком топкая полянка. Два орудия на руках перетянуты через глубокую шоссейную канаву и на руках же выкачены на поляну. Передки выдвинутого в огневое положение взвода и вся остальная батарея остались на шоссе в прежнем положении.
Смутные очертания цепей оказались заметными и непосредственно с «позиции» взвода, который и открыл огонь прямой наводкой (по отражателю). Стрельба велась последовательно с прицелами 50, 45, 40 и 35, по мере пристрелки и смещения целей. Снаряды подносились в лотках с шоссе. Старший офицер стоял на круче правее шоссе, наблюдал за стрельбой и, в случае необходимости, делал указания голосом.
Схема 6.
После 15 — 20 минут стрельбы наблюдалось некоторое замешательство в наступавших цепях, а потом перебежки прекратились. Цепи залегли. Австрийская артиллерия молчала. Кроме 2 орудий взвода, русская артиллерия также не принимала участия в бою. «Что же собственно происходит?» — думал каждый участник описываемого эпизода. Настроение стрелявшего взвода, естественно, было неуверенным и нервным — люди опасались, что стреляют по своим. Только когда со стороны обстреливаемых цепей послышался характерный треск австрийских пулеметов, стало очевидным, что взвод расстреливал австрийскую пехоту.
Наступившая темнота заволокла цепи. Взвод продолжал обстреливать площадь, на которой был обнаружен противник. Несколько астрийских пулеметов в течение 15 — 20 минут вели шквальный огонь по взводу, пытаясь, по-видимому, пристреляться по вспышкам. Направление их огня было совершенно правильным, но противник переоценивал дистанцию. Рой пуль вихрем несся на изрядной высоте над головами артиллеристов и сбивал обнаженные ветки мощных дубов, окаймлявших шоссе. К 19 часам стрельба затихла, как с русской стороны, так и со стороны австрийцев. Оба орудия были оставлены на месте, откуда они вели огонь. Невдалеке от них удалось выдвинуть на позицию еще две пушки. Орудия были заряжены «на картечь» и в таком положении готовились провести ночь. Только к 20 часам удалось установить связь с комбатом и комдивом.
Выяснилось, что 2-я бригада 37-й пехотной дивизии вела упорный бой с австрийской пехотой, внезапно атаковавшей и потеснившей сторожевое охранение, и что внезапный и действительный огонь артвзвода (описанный выше) в значительной степени содействовал ликвидации охвата левого фланга 147-го Самарского полка австрийской пехотой. В начале боя этот охват поставил русские подразделения в затруднительное положение.
Батарея получила официальную благодарность от командира 147-го пехотного Самарского полка.
Информация