Небогатый выбор адмирала Небогатова
Истинно честный человек должен предпочитать себе — семью, семье — отечество, отечеству — человечество.
Жан Лерон д’Аламбер
Жан Лерон д’Аламбер
Если и есть среди наших морских офицеров, участвовавших в Русско-японской войне, человек, неоднозначность действий которого могла бы посоперничать с неоднозначностью действий вице-адмирала Рожественского, то это, безусловно, контр-адмирал Небогатов. Любое обсуждение связанных с его именем событий, имевших место в Японском море 14-ого и в особенности 15-ого мая 1905 года, непременно вызывает к жизни буквально полярные их оценки.
В предлагаемой статье приводятся квинтэссенции обеих точек зрения с последующей попыткой критического анализа фактов, лежащих в основе каждой из них.
Карьера Н. И. Небогатова до начала Русско-японской войны
Николай Иванович Небогатов родился в 1849 году.
В двадцатилетнем возрасте он окончил Морское училище и начал свою долгую службу на кораблях Русского Императорского флота.
В 1882 году лейтенант Н. И. Небогатов получил назначение на должность старшего офицера клипера «Разбойник». Двумя годами позже этот корабль совершил переход на дальний восток, где крейсерствовал на огромном пространстве между Чукоткой до Китаем до 1887 года. Н. И. Небогатов отлично проявил себя в ходе этой долгой и трудной службы, за что ему было присвоено очередное звание капитана второго ранга.
В 1888 году Николай Иванович был назначен командиром канонерской лодки «Гроза», которую, спустя всего пять месяцев, сменил на однотипный «Град». На этих уже довольно старых и подрастерявших боевое значение кораблях будущий адмирал получил первый опыт самостоятельного командования.
Через три года Небогатова назначили командиром крейсера второго ранга «Крейсер». Любопытно, что предшественником Николая Ивановича на этой должности был З. П. Рожественский.
В конце 1895 года Н. И. Небогатов был повышен в звании до капитана первого ранга, после чего переведен на штабную должность в Практическую эскадру Балтийского моря. Но, пробыв на ней недолгое время, он снова получил под командование корабль – броненосный крейсер «Адмирал Нахимов», на котором провел еще три года в плаваниях между дальневосточными портами России, Кореи, Японии и Китая.
В 1901 году Н. И. Небогатов, находившийся на должности помощника начальника Учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота, был произведен в контр-адмиральский чин «за отличие по службе». По сути данная формулировка означала, что Николай Иванович имел не менее четырех лет опыта командования кораблем первого ранга и выслужил положенное время в предыдущем звании. То есть, с одной стороны, никаким исключительным «отличием» Н. И. Небогатов для получения повышения не отметился, а с другой – вряд ли можно было ожидать от него выдающихся достижений в мирное время, как и от большинства других офицеров.
С 1903 года контр-адмирал Небогатов служил в должности начальника Учебного отряда Черноморского флота, откуда осенью 1904 года был вызван в Либаву для наблюдения за ходом подготовки Третьей эскадры тихого океана.
Назначение на должность
Изучая вопрос о назначении Н. И. Небогатова на должность командующего Отдельным отрядом судов Третьей эскадры, автор столкнулся с примечательной неясностью.
Так, в показаниях самого адмирала Небогатова утверждается, что вплоть до 28 января 1905 года он «не считал себя начальником этого отряда, так как управляющий Морским министерством адмирал Авелан поручил мне только наблюдение за изготовлением этого отряда, прибавив, что в настоящее время он избирает начальника…»
При этом в работе Исторической комиссии сказано, что на новую должность контр-адмирал был назначен 14 декабря 1904 года, а тремя днями ранее Небогатов уже принимал участие в совещании под председательством Генерал-адмирала, в ходе которого среди прочего докладывал составленный им план плавания отряда от Либавы до Батавии, сообщал пожелания относительно комплектования кораблей запасами угля и обсуждал другие вопросы, которые, казалось бы, мало должны были касаться человека, не имевшего намерения возглавить уходящее соединение.
Плавание Отдельного отряда до соединения с эскадрой адмирала Рожественского
Как бы то ни было, достоверно известно, что утром 3 февраля 1905 года Отдельный отряд покинул Россию под флагом контр-адмирала Небогатова. Боевых кораблей в нем было немного: броненосец «Николай I», три броненосца береговой обороны типа «Адмирал Ушаков», броненосный крейсер «Владимир Мономах», а также минный крейсер «Русь». Кроме того, в состав отряда входили несколько транспортов, госпитальный и водоотливной пароходы.
Проследовав через Балтийское и Северное моря, а также восточную часть Атлантики, суда адмирала Небогатова миновали Гибралтарский пролив, прошли Средиземное моря и к 12 марта достигли берегов Суэцкого канала.
Успешно преодолев эту узкость и совершив переход через Красное море, они оказались в Аденском заливе, где 28 марта состоялись первые артиллерийские учения отряда.
Стрельбы велись по щитам с расстояний от 40 до 50 кабельтовых и результаты их были мало обнадеживающими: ни один щит не был утоплен, и повреждений на них также почти не обнаружилось.
Такие итоги были в общем-то закономерным следствием того, что команды Отдельного отряда представляли собой по определению Николая Ивановича «сброд со всех экипажей, портов и флотов … больных, слабых, штрафованных и даже политически-беспокойных людей…». Многие призванные из запаса артиллеристы впервые увидели современные орудия и оптические прицелы только на своих новых кораблях.
Кроме того, были выявлены существенные погрешности, возникающие при измерении расстояний до цели с помощью установленных на кораблях дальномеров. По распоряжению командующего была проведена выверка всех дальномеров, а с обслуживающими их матросами – проведены дополнительные занятия.
Вторые (и последние) стрельбы состоялись 11 апреля. Благодаря принятым в отношении дальномеров мерам, а также дополнительным «теоретическим» занятиям с комендорами, результативность их была существенно лучше: из пяти спущенных на воду щитов два были утоплены и еще два сильно повреждены.
Помимо артиллерийских учений, адмирал уделял значительное внимание занятиям «по минной, штурманской и механической специальностям». В частности, в ходе этих занятий, Н. И. Небогатов учил суда своего отряда ходить в строе кильватерной колонны ночью без огней.
Конечно, два с половиной месяца, в течение которых продолжалось самостоятельное плавание Отдельного отряда, были недостаточным сроком для отработки всех необходимых навыков у экипажей кораблей. Это вполне осознавал и сам адмирал Небогатов, утверждая, что даже «усиленные боевые занятия не дали возможность приготовить команду в боевом отношении так, как этого требовала боевая опытность неприятеля». В то же время, будь на месте Николая Ивановича любой другой флотоводец, едва ли он сделал бы больше.
Присоединение к эскадре адмирала Рожественского
На протяжении почти всего своего самостоятельного плавания контр-адмирал Небогатов не имел точных сведений о планах адмирала Рожественского и потому не знал будут ли их соединения следовать к Владивостоку совместно, либо по отдельности.
На тот случай, если бы события стали развиваться по второму сценарию, командующий Отдельным отрядом сформировал следующий план.
«…выйдя в Тихий океан, южнее Формозы, в обход по восточную сторону Японии, держась от нее в расстоянии не менее 200 миль, войти в Охотское море одним из проходов между Курильскими островами и далее, под покровом господствующих в это время года весьма густых туманов, через Лаперузов пролив достигнуть Владивостока. Имевшиеся при отряде весьма большие запасы угля на транспортах, благоприятная погода в это время в Тихом Океане, установившийся уже опыт погрузки угля с транспортов к океане, возможность буксирования малых броненосцев транспортами — все эти обстоятельства позволяли мне смотреть на этот план достижения Владивостока весьма вероятным в исполнении, тем более, что я был убежден, что весь японский флот не решится крейсировать в это время в Охотском море, вследствие опасности плавания в этих водах, да и кроме того, ему необходимо будет оберегать морское сообщение Японии с Квантунским полуостровом, это последнее соображение позволяло мне надеяться в худшем случае встретиться в Лаперузовом проливе только с частью японского флота и при том состоящею не из лучших судов.
Мои неоднократные плавания в Охотском море и приобретенное в них знакомство с условиями плавания в этих водах давали мне надежду благополучно провести отряд во Владивосток…»
Мои неоднократные плавания в Охотском море и приобретенное в них знакомство с условиями плавания в этих водах давали мне надежду благополучно провести отряд во Владивосток…»
Следует отметить, что план был разработан контр-адмиралом Небогатовым совместно с офицерами его штаба, которые вместе с ним полагали возможным достичь Владивостока, только следуя указанным выше маршрутом.
Однако же идеям этим не довелось претвориться в жизнь, поскольку 26 апреля 1905 года Отдельный отряд встретился со Второй эскадрой и прекратил свое существование в качестве самостоятельного подразделения; контр-адмирал Небогатов при этом стал младшим флагманом – командующим Третьим броненосным отрядом, в состав которого вошли броненосец «Николай I» и три броненосца береговой обороны: «Ушаков», «Сенявин» и «Апраксин».
В ходе состоявшейся в тот же день личной встречи адмиралов З. П. Рожественский не выказал ни малейшего интереса к мыслям Николая Ивановича относительно того, каким образом лучше следовать к Владивостоку. В этом проявился подлинный демократизм Зиновия Петровича, поскольку ровно таким же образом он относился к мыслям практически всех своих подчиненных. Настоятельно велев Н. И. Небогатову изучить все ранее выпущенные приказы по эскадре, вице-адмирал Рожественский закончил получасовую аудиенцию и более не видел своего собеседника на протяжении почти трех месяцев, пока они не повстречались в японском плену.
Конечно, с точки зрения общечеловеческих ценностей трудно понять, почему З. П. Рожественский не посчитал необходимым уделить хотя бы пару часов тому, чтобы обрисовать Н. И. Небогатову свое общее видение предстоящего боя, тактику, которой следовало придерживаться русским кораблям, и роль отряда Николая Ивановича.
По мнению автора, объяснить немногословность командующего можно двумя причинами.
Во-первых, никакого четко сформулированного плана у Зиновия Петровича не было, и рассказать его он, соответственно, никак не мог.
Во-вторых, суда Небогатова представлялись адмиралу Рожественскому лишь «гнилью», ослабляющей, а не усиливающей эскадру, и потому он, видимо, считал нецелесообразным тратить время на обсуждение того, как будут действовать не представляющие никакой боевой ценности корабли.
Впрочем, было бы несправедливо утверждать, что Зиновий Петрович позабыл о существовании Третьего броненосного отряда сразу после его присоединения к эскадре. Напротив, согласно его показаниям, он «за тринадцатидневное, совместное с отрядом контр-адмирала Небогатова, плавание, держал этот отряд 10 суток в замке эскадры в строе фронта и, несмотря на непрерывные настойчивые требования за все это время, не мог добиться от этого отряда порядка, близкого к строю».
При этом нельзя не отметить того, что находясь на «Суворове», шедшем примерно в четырех километрах впереди отряда Небогатова, Зиновий Петрович едва ли мог объективно оценивать интервалы между его кораблями и стройность совершаемых ими эволюций – для этого было логичнее занять позицию на траверзе Третьего отряда, но, как мы знаем, командующий эскадрой этого не делал.
Принимая во внимание то, что движение в строе фронта на протяжении длительного времени в принципе является для соединения кораблей существенно более сложной задачей, чем движение в строе кильватера, трудно усмотреть в этом «учении» адмирала Рожественского что-либо помимо желания вымуштровать недавно присоединившийся к нему отряд и показать его командующему, что тот должен в первую очередь сосредоточиться на устранении недостатков в боевой подготовке своих судов, а не на проработке инициатив о дальнейшем движении эскадры.
Путь к Цусиме
1 мая 1905 года русские корабли покинули вьетнамскую бухту Куа-Бе и взяли курс на Японские острова.
В течение последующих двух недель плавание их проходило в целом вполне спокойно, но все же имели место несколько эпизодов, заслуживающих внимания.
2 мая были проведены дальномерные учения, показавшие, что погрешности в определении расстояний дальномерщиками одного и того же корабля могут достигать десяти и более кабельтовых (1,8 километра). В приказе по эскадре адмирал Рожественский констатировал, что «дальномерное дело… накануне боя находится в крайнем небрежении» и присовокупил к нему инструкцию, которая должна была поправить положение. Инструкция эта в общем копировала ту, что ранее была разработана штабом контр-адмирала Небогатова для его отряда, «но с добавлением, уничтожавшим все ее значение» (из показаний капитана второго ранга Кросса).
10 мая после долгой болезни скончался командующий Вторым броненосным отрядом, контр-адмирал Д. Г. Фелькерзам. Считая, что известие о его смерти может отрицательно отразиться на моральном духе личного состава, З. П. Рожественский не объявил об этом событии по эскадре и даже не посчитал необходимым проинформировать о нем остальных адмиралов — Н. И. Небогатова и О. А. Энквиста. Полномочия командующего Вторым броненосным отрядом перешли к командиру броненосца «Ослябя», капитану первого ранга В. И. Бэру.
В этот же день береговые броненосцы отряда контр-адмирала Небогатова принимали уголь с транспортов. Согласно показаниям Николая Ивановича, он считал, что достаточно будет принять по 400 тонн на корабль, о чем сообщил вице-адмиралу Рожественскому. Будучи очень последовательным человеком, в частности, в искоренении поползновений к самостоятельности в своих подчиненных, Зиновий Петрович ответил: «Начальнику Третьего броненосного отряда научить свои суда принять 500 тонн угля».
12 мая от эскадры были отделены и направлены в Вузунг шесть транспортов, куда и прибыли вечером того же дня. Об их появлении на рейде было доложено командующему Объединенным флотом Японии адмиралу Хэйтахиро Того, на основании чего тот обоснованно предположил, что русские корабли попытаются пройти к Владивостоку через Корейский пролив.
13 мая, находясь уже на расстоянии менее одного дневного перехода от горла Корейского пролива, адмирал Рожественский принял решение провести учебные эволюции, первые с момента присоединения отряда Н. И. Небогатова. Эволюции эти продолжались в общей сложности около пяти часов и проходили, «довольно вяло» и «довольно нестройно» (из работы Исторической комиссии).
Одной из причин, обусловивших «вялость» совершаемых отрядами маневров, была сложность и запутанность флажных сигналов, с помощью которых флагман отдавал им приказы о совершении тех или иных действий.
Так, например, контр-адмирал Н. И. Небогатов в своих показаниях сообщал, что «поднималось одновременно 5 сигналов, которыми указывалось, что делать каждому отряду, напр.: II-му отряду делать то-то, І-му то, III-му то, крейсерам, транспортам и т. д.; так как все эти соображения адмирала являлись перед нашими глазами впервые, то чтение, усвоение и уяснение себе цели каждого движения, требовали немалого времени, причем, естественно, иногда появлялись недоразумения, которые требовалось разъяснить, а потому эволюции эти исполнялись весьма медленно и нестройно, что, в свою очередь, вызывало дополнительные указания адмирала; одним словом, все эти эволюции производились таким естественным образом, как всякое дело, которое ведется в первый раз, без всякой предварительной подготовки…»
Зиновий Петрович остался крайне недоволен маневрами, в связи с чем даже выразил сигналом свое неудовлетворение Второму и Третьему броненосным отрядам. Однако же от сколько-то подробных комментариев того, в чем заключались допущенные ими ошибки, и каким должен был быть, по его мнению, желательный образ действий, командующий воздержался. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что, вздумай адмирал Рожественский, повторить ровно те же эволюции на следующий день, они протекали бы столь же «вяло» и «нестройно», как накануне.
В ночь с 13-ого на 14-ое мая русская эскадра в составе 12 броненосных кораблей, 9 крейсеров, 9 миноносцев, 4 транспортов, 2 госпитальных и 2 вспомогательных судов (итого 38 судов) вошла в Корейский пролив и начала продвижение к его восточному рукаву с целью прохода между островом Цусима и западным побережьем Японии к Владивостоку, до которого оставалось немногим более 600 миль.
Дневной бой 14 мая
О Цусимском бое можно написать целую книгу. И даже не одну. А если в основу каждой из них положить показания разных участников боя, то содержание книг будет существенно отличаться. Причем, очевидно, что противоречивость показаний объясняется в основном не патологической лживостью людей, дававших их, но тем, что в горячке сражения люди эти не могли спокойно сосредоточиться на объективном наблюдении за происходящими событиями. Флагштур штаба адмирала Рожественского, капитан второго ранга В. И. Семенов, так писал об этом в своей книге «Расплата»:
«…из личного опыта я мог убедиться (и неоднократно), как обманчивы «воспоминания»... Не раз, перечитывая собственные свои заметки, я … сам себя уличал, обнаруживал, что совершенно определенное представление о подробностях того или иного момента, очевидно, создавшееся под влиянием… рассказов, слышанных впоследствии, оказывалось в противоречии с записью, сделанной «в момент совершения»…»
Не претендуя на истину в последней инстанции, автор данной статьи предлагает читателю ознакомиться его взглядом на общий ход событий 14-ого мая, а также на то, как действовали во время сражения и после него корабли Третьего броненосного отряда, и его командующий.
Около 7 часов утра с наших кораблей был усмотрен шедший параллельным с ними курсом крейсер «Идзуми». Стало очевидным, что местоположение эскадры раскрыто и даже гипотетической возможности пройти во Владивосток без боя более не оставалось.
В 12:05 с флагманского броненосца «Суворов» был сделан сигнал лечь на курс NO 23º.
В 12:20 – 12:30, реализуя сложный тактический замысел адмирала Рожественского, русские главные силы выстроились в две параллельные кильватерные колонны: четыре новейших броненосца — «Суворов», «Александр III», «Бородино и «Орел» — в правой колонне и восемь других кораблей — «Ослябя», «Сисой Великий», «Наварин», «Нахимов», «Николай», «Сенявин», «Апраксин», «Ушаков» – в левой.
Первоначально расстояние между колоннами составляло около 8 кабельтовых, но затем, очевидно, из-за небольшого расхождения их курсов, стало увеличиваться и, спустя 45 минут, достигло вероятно 12-15 кабельтовых. Примерно в это время с броненосца «Суворов», а затем и с других кораблей были открыты главные силы японцев, следовавшие практически перпендикулярно курсу нашей эскадры с юго-востока на северо-запад.
В 13:20 адмирал Рожественский принял решение перестроить свои корабли в одну колонну, для чего кораблям возглавляемого им Первого броненосного отряда был дан сигнал увеличить ход до 11 узлов и склониться влево.
Полагая, что расстояние между колоннами его броненосцев составляет 8 кабельтовых, адмирал Рожественский, применив теорему Пифагора, рассчитал, что к 13:49 головной корабль правой колонны — «Суворов» — должен был опередить головной корабль левой колонны — «Ослябя» — на 10.7 кабельтова, чего было достаточно для того, чтобы между ними заняли свои места остальные броненосцы Первого отряда, учитывая четыре двухкабельтовых интервала между мателотами и два кабельтова общей длины трех корпусов кораблей типа «Бородино».
Однако, поскольку истинный интервал между кильватерными колоннами наших кораблей был существенно больше (как уже было сказано, 12-15 кабельтовых), то рассчитанное по той же теореме расстояние от «Суворова» до «Ослябя» в 13:49 составило не 10.7, а лишь 8.9-9.5 кабельтовых.
Поэтому, когда «Суворов» встал на тот же курс, которым шел Второй броненосный отряд, четвертый корабль правой колонны – «Орел» — оказался лишь немногим впереди правого траверза броненосца «Ослябя». Последний, для того чтобы избежать столкновения «почти застопорил машину, что моментально вызвало скученность броненосцев Второго отряда и выход концевых из строя» (из показаний капитана второго ранга Ивкова, старшего офицера броненосца «Сисой Великий», заднего мателота «Ослябя»).
Таким образом, перестроение, предпринятое Зиновием Петровичем, привело к тому, что четыре броненосца типа «Бородино» возглавили главные силы и продолжили двигаться курсом NO 23º со скоростью 9 узлов, а корабли Второго и Третьего отрядов из-за вынужденного уменьшения хода сильно от них оттянули и расстроили свой кильватер.
За то время, которое заняли описанные выше эволюции, японские броненосцы, совершив серию из двух левых поворотов «последовательно», легли на курс, сходящийся с курсом русской эскадры.
Проходя через точку последнего поворота, вражеские корабли сначала обстреливали броненосец «Ослябя», представлявший собой наиболее близкую, крупную и к тому же малоподвижную цель, а затем концентрировали свой огонь на судах Первого броненосного отряда, в первую очередь, его флагмане, броненосце «Суворов». Используя значительное преимущество в скорости, японская колонна смогла быстро выдвинуться вперед и занять такое положение относительно русского строя, которое позволило ей «нажимать на неприятельские головные части» (из донесения адмирала Того), оставаясь при этом крайне неудобной целью для Второго и Третьего броненосных отрядов, вынужденных стрелять на близкие к предельным дальности и не имеющих возможности вести огонь всем бортом.
В этом отношении в наихудшей позиции оказались корабли адмирала Небогатова, так как, во-первых, они находились дальше всего от противника, а, во-вторых, потому что устаревшие орудия броненосца «Николай I» не могли стрелять на дистанции свыше 45 кабельтовых, из-за чего он смог открыть огонь по японцам лишь через пять минут после начала боя.
Тем не менее, даже, находясь в столь невыгодном положении, суда Третьего броненосного отряда смогли добиться ряда попаданий во вражеские броненосные крейсера, в частности «Асаму» и «Идзумо».
На исходе первого получаса боя броненосец «Ослябя», получивший критические повреждения в носовой части и имевший сильный крен на левый борт, потерял управление и выкатился из кильватерной колонны наших судов. Двадцатью минутами позже сильно избитый корабль пошел ко дну.
В 14:26 перестал слушаться руля флагманский броненосец «Суворов». Из-за этого он начал резкую циркуляцию вправо и, совершив полный разворот, прорезал строй Второго броненосного отряда, пройдя между броненосцами «Сисой Великий» и «Наварин», причем последнему во избежание столкновения пришлось уменьшить ход и описать коордонат вправо. Это привело к тому, что линия наших броненосных кораблей еще больше растянулась и «расстроилась». Таким образом, утверждение о том, что Третий броненосный отряд сильно оттянулся от головных кораблей (о чем, например, говорили в своих показаниях вице-адмирал Рожественский и капитан второго ранга Семенов) справедливо, но, необходимо иметь ввиду, что произошло это не по воле его командующего, а вследствие объективных событий, произошедших в начальной фазе сражения.
Тем же, кто считает, что главной причиной «оттяжки» являлась личная трусость Н. И. Небогатова, вероятно имеет смысл вспомнить о том, что Николай Иванович весь бой провел на мостике шедшего под адмиральским флагом «Николая I», а потом взглянуть на схему повреждений этого броненосца.
Сомнительно, что у трусливого человека хватило бы духу несколько часов провести в одном из самых опасных мест на корабле и при этом «личной храбростью подавать пример редкого мужества» (из показаний прапорщика по морской части А. Н. Шамие).
После выхода из строя «Суворова» эскадру возглавил «Александр III», но, продержавшись головным только пятнадцать минут, также покинул строй, после чего его место занял «Бородино».
Ни в коем случае не умаляя доблести и самоотверженности экипажа этого корабля, заметим, что на протяжении следующих четырех часов, пока он шел первым в колонне наших броненосцев, все их эволюции сводились к нерешительному уклонению от наседающих на головные мателоты японцев и легко предсказуемым попыткам прорыва на северо-восток в те периоды боя, когда противник утрачивал с ними контакт из-за тумана и дыма.
Хорошо видевший гибель «Ослябя» и беспомощное положение «Суворова» контр-адмирал Небогатов не предпринимал попыток возглавить эскадру и придать ее образу действий более целенаправленный характер, хотя по словам старшего флаг-офицера лейтенанта Сергеева, недоумевал, «почему мы все кружимся на одном месте и облегчаем себя расстреливать».
Как ни странно, с формальной точки зрения, пассивное поведение Николая Ивановича вполне соответствовало приказу командующего эскадрой № 243 от 10.05.1905 (…если поврежден и не способен управляться "Суворов" флот должен следовать за "Александром", если поврежден и "Александр" — за "Бородино"…), что впрочем мало убеждает его последовательных критиков, считающих, что настоящий флотоводец в той ситуации должен был руководствоваться не буквой письменного приказа, но духом развернувшегося сражения, который настоятельно взывал к более активному управлению действиями русских кораблей.
По мнению автора данной статьи, контр-адмирал Небогатов, вероятно, мог бы нарушить приказ вице-адмирала Рожественского, но только в том случае, если бы был уверен, что последний одобрит такую самодеятельность. А эта уверенность, в свою очередь, могла у него появиться, только если бы их отношения в целом были гармоничны и доверительны. Однако, принимая во внимание ряд уже упомянутых эпизодов, случившихся в ходе совместного плавания адмиралов накануне боя, их взаимоотношения едва ли можно было охарактеризовать подобными определениями.
Поэтому совсем не удивительно, что Н. И. Небогатов предпочел воздержаться от какого бы то ни было проявления инициативы, пока ситуация в общем укладывалась в рамки полученного им ранее приказа.
Передача командования контр-адмиралу Небогатову. Ночь с 14-ого мая на 15-ое мая
Около 15:00 раненный в голову и спину адмирал Рожественский покинул боевую рубку броненосца «Суворов» и перешел в правую среднюю башню шестидюймовых орудий, где, по его словам, «то терял сознание, то приходил в себя, не отдавая себе однако отчета о протекавшем времени».
Несмотря на то, что в этот момент командующий эскадрой, очевидно, уже был не способен управлять действиями своих кораблей, офицеры его штаба не осознали этого и не предприняли никаких попыток проинформировать адмирала Небогатова о необходимости принять на себя командование.
Примерно между 17:00 и 17:30 к сильно накренившемуся на левый борт флагманскому броненосцу смог подойти миноносец «Буйный», который снял с «Суворова» адмирала Рожественского, семь офицеров и пятнадцать нижних чинов.
Оказавшись в относительно безопасной обстановке на «Буйном», офицеры штаба наконец сообразили, что периодически впадающий в беспамятство адмирал не может руководить эскадрой и потому необходимо поднять вопрос о передаче командования.
При этом, что любопытно, говоривший с Зиновием Петровичем флаг-капитан, капитан первого ранга Клапье-де-Колонг в своих показаниях Следственной комиссии сообщил, что «…адмирал, не имея возможности продолжать командовать эскадрой из-за тяжелых ран, приказал сделать сигнал с миноносца «Буйный»:
«Передаю командование адмиралу Небогатову»…», а на заседании суда по делу о сдаче миноносца «Бедовый» он же (Колонг) заявил, что «…приказал ли сам адмирал передать командование адмиралу Небогатову, он хорошо не помнит…»
Как бы то ни было, около 18:00 сигнал «Адмирал передает командование адмиралу Небогатову» подняли на мачте «Буйного», и он был верно разобран и отрепетован всеми судами эскадры… кроме тех, что входили в Третий броненосный отряд.
Офицеры «Николая», «Апраксина» и «Сенявина» практически единодушно показывали, что сигнала о передаче командования не видели и лишь слышали голосовое сообщение с миноносца «Безупречный» о том, что командующий приказал идти во Владивосток.
Что именно кричали с «Безупречного», выяснить не представляется возможным, так как этот корабль погиб вместе со всем своим экипажем в ночь с 14-ого на 15-ое мая.
Что касается незамеченных флажных сигналов, показанных «Буйным» и другими судами, то довольно интересным в этом смысле является показание старшего офицера «Николая I», капитана второго ранга Ведерникова: «… был усмотрен сигнал на «Анадыре» — «Известно ли адмиралу Небогатову». В виду близости в алфавитном порядке слова «Известно» со словом «Командование», мне кажется, не было ли ошибки в какой-нибудь букве сигнала…». При этом согласно рапорту командира «Анадыря», капитана второго ранга Пономарева, он, разумеется, «репетовал сигнал, поднятый на одном из миноносцев: «Адмирал передает начальство Адмиралу Небогатову»…»
В общем, с одной стороны, сложно предположить, что Н. И. Небогатов и другие офицеры Третьего броненосного отряда не заметили сигнал о передаче командования непреднамеренно. А, с другой стороны, если сигнал на «Николае» все-таки увидели и верно разобрали, то не менее сложно допустить мысль о том, что Николаю Ивановичу удалось уговорить всех знавших об этом людей (не только офицеров, но и нижних чинов, которых было несколько сотен) скрыть данную информацию и дать очень близкие по смыслу ложные показания и при ответах на вопросы Следственной комиссии, и в ходе судебных заседаний по делу о сдаче.
По словам самого контр-адмирала Небогатова, он «около пяти часов вечера, не видя распоряжений Командующего эскадрой, …решил взять курс NО 23°, указанный еще до боя и ведущий во Владивосток…» В это время по его приказу броненосец «Николай I» начал продвигаться вперед относительно кильватерной колонны русских кораблей и примерно через два часа возглавил ее.
В 19:15 главные силы японцев отвернули к востоку и отошли, предоставив возможность атаковать наши суда своим миноносцам.
Теоретически основная нагрузка по защите эскадры от минных атак должна была лечь отряд крейсеров, но тот, повинуясь приказу своего командующего, контр-адмирала Энквиста, покинул главные силы и, развив максимальный ход, двинулся курсом на юг.
Таким образом, русские броненосцы оказались предоставлены сами себе. Чтобы повысить их шансы на выживание, адмирал Небогатов приказал увеличить ход до 12-ти узлов и совершить поворот на юго-запад, с тем чтобы перевести атакующие миноносцы с правого крамбола на правую раковину строя и, тем самым, вынудить их догонять свои корабли, а не двигаться им навстречу.
Существует мнение, что перед тем как отдавать подобные приказы, Николай Иванович должен был выяснить, состояние всех оказавшихся под его командованием судов (коих после гибели «Осляби», «Александра», «Бородино» и «Суворова» оставалось еще восемь единиц), и ориентироваться в выборе скорости хода на самый поврежденный и медленный из них. Но он трусливо предпочел двигаться с максимально возможной для своего корабля скоростью, чем обрек получившие в бою пробоины броненосцы на верную гибель.
Данная точка зрения представляется ошибочной как минимум по двум причинам.
1. Принимая во внимание то, как сильно пострадали рангоуты ряда русских броненосцев («Орла», «Сисоя», «Наварина»), едва ли было возможно узнать их состояние, обмениваясь с ними флажными сигналами. Световая же сигнализация была освоена на эскадре столь плохо, что корабли испытывали трудности даже с распознанием позывных друг друга, так что о более сложных сигналах не приходилось и задумываться.
2. Даже если бы Н. И. Небогатов смог выяснить состояние оставшихся в строю броненосцев и узнал, например, что «Адмирал Ушаков» из-за пробоины в носовой части не способен развить ход свыше 9-ти узлов, то ему все равно не стоило бы ограничивать скорость движения всего отряда, так как в этом случае он значительно легче обнаруживался бы и атакующими его миноносцами, и главными силами японцев (после рассвета), что скорее увеличило бы, а не уменьшило потери.
Таким образом, если что и можно поставить в вину контр-адмиралу Небогатову, так это то, что он не назначил всем кораблям никакой точки рандеву, в которой они могли бы собраться на следующий день. Впрочем, на практике это мало что изменило бы, так как все броненосцы Второго отряда, выжившие в дневном бою 14-ого мая, крайне неудачно действовали при отражении ночных атак: выдавали свое расположение светом прожекторов и выстрелами орудий, в связи с чем становились легкими мишенями для миноносцев противника. В результате «Наварин», «Сисой Великий» и «Адмирал Нахимов» получили обширные пробоины от попавших в них торпед и затонули, так что ни один из этих кораблей в любом случае не присоединился бы к отряду Н. И. Небогатова утром. При этом нельзя не обратить внимание на то, что приведшая к столь трагическим последствиям тактика отражения минных атак была внедрена по согласованию с вице-адмиралом Рожественским, который уделял много внимания и времени ее отработке во время продолжительных стоянок эскадры.
Утро 15-ого мая. Сдача кораблей японцам
К рассвету 15-ого мая в составе отряда под командованием контр-адмирала Небогатова осталось лишь пять судов: флагманский корабль «Николай I», броненосцы береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин», броненосец «Орел» и крейсер «Изумруд».
Около шести часов утра отряд был открыт японскими кораблями. Фактически, в этот момент все русские моряки (и Н. И. Небогатов конечно же не был исключением) должны были осознать, что остаткам эскадры не удалось проскользнуть во Владивосток и, что их перехват главными силами флота противника стал лишь вопросом нескольких часов.
Тем не менее, командующий отрядом не предпринял никаких мер (не считая немного наивной попытки обстрелять японских разведчиков, которые, пользуясь преимуществом в скорости хода, легко отошли на безопасное для себя расстояние) и его корабли продолжили двигаться курсом на северо-восток.
К десяти часам утра наши суда оказались взяты в «клещи» более чем двумя десятками вражеских кораблей. Когда дистанция между русскими и японскими кораблями сократилась до 60-ти кабельтовых, броненосцы противника открыли огонь.
В течение нескольких минут после этого на мачте флагмана «Николай I» были подняты сигналы «Окружен» и «Сдаюсь», которые практически сразу отрепетовали все корабли отряда, кроме крейсера «Изумруд», сумевшего вырваться из окружения и уйти от преследования.
Безусловно, сам факт спуска Андреевского флага перед врагом да еще и не на одном, а на нескольких кораблях великой державы весьма болезнен для любого патриотически настроенного ее гражданина. Но, оставив в стороне эмоции, попробуем разобраться в том, были ли принятые адмиралом Небогатовым решения оптимальны или при всем небогатстве выбора он имел лучшие варианты действий, но не воспользовался ими.
Для начала попробуем ответить на вопрос: мог ли наш отряд, приняв бой, нанести хоть сколько-то существенный ущерб врагу? Для этого проанализируем, в каком состоянии находился каждый из русских кораблей в момент сдачи, какую артиллерию он сохранил и сколько имелось на нем снарядов.
Броненосец «Николай I»
В бою 14-ого мая флагманский корабль контр-адмирала Небогатова получил десять попаданий, в том числе шесть — снарядами калибром 6-12 дм, в основном пришедшиеся в носовую оконечность, башню главного калибра, мостик и переднюю трубу. Артиллерия броненосца оставалась в основном в исправном состоянии (за исключением одной двенадцатидюймовой пушки), но, поскольку состояла она в основном из устаревших орудий, которые могли стрелять на дистанцию не более 45-ти кабельтовых, отвечать на огонь японцев «Николай I» возможности не имел. Снарядов на корабле оставалось еще достаточно (примерно 1/3 от нормального боезапаса), но, принимая во внимание то, что достать ими до противника он не мог, этот факт не имел никакого значения.
Броненосец «Орел»
По свидетельству очевидца, прапорщика Шамие, «… «Орел» представлял собою склад старого чугуна, стали и железа, он был весь изрешечен…», что неудивительно, так как в этот корабль накануне попало не менее сорока крупнокалиберных снарядов. Небронированный борт его был пробит во многих местах и, хотя ночью экипажу «Орла» удалось заделать пробоины и откачать воду, скопившуюся в нижних палубах, не было сомнений в том, что при новых попаданиях парусиновые пластыри и подпорки из брусьев не выдержали бы. А это в свою очередь, привело бы к неконтролируемому поступлению воды внутрь корабля, потере остойчивости и оверкилю на первой же крутой циркуляции.
Из шестнадцати орудий, составлявших основное вооружение броненосца, могли действовать лишь шесть: два двенадцатидюймовых (по одному в каждой башне) и четыре шестидюймовых. Положение дополнительно осложнялось тем, что в кормовой башне главного калибра оставалось всего четыре снаряда, а доставить к ней снаряды из носовой башни не представлялось возможным из-за сильных повреждений палуб корабля.
Броненосцы береговой обороны «Адмирал Сенявин» и «Генерал-адмирал Апракин»
Эти однотипные корабли практически не получили повреждений в дневном бою 14-ого мая, их артиллерия оставалась цела и снарядов к ней имелось в достатке. Слабым местом этих БрБО был высокий износ орудийных стволов и, как следствие, их низкая дальнобойность и высокий разброс снарядов. В статье уважаемого Валентина Мальцева «Броненосец «Адмирал Ушаков» в боях» утверждается, что «о меткости огня одиннадцати десятидюймовых орудий, выпустивших в совокупности около пятисот снарядов …можно судить по отсутствию в основных японских источниках явных упоминаний о получении японскими кораблями попаданий десятидюймовыми снарядами…» А ведь бой 14-ого мая велся на расстояниях существенно меньших, чем те 60-70 кабельтовых, с которых японская эскадра начала стрельбу утром 15-ого мая. И у нас нет совершенно никаких оснований предполагать, что в этот момент комендоры «Сенявина» и «Апраксина» продемонстрировали бы лучшую результативность, чем днем ранее.
Таким образом, из четырех броненосцев, сданных японцам Н. И. Небогатовым, три имели крайне умозрительные шансы на то, чтобы добиться даже одного попадания в противника. Так что единственным условно боеспособным кораблем отряда был «Орел». Сколько он, уже имевший по словам баталера А.С.Новикова «триста пробоин», мог бы продержаться под сосредоточенным огнем всего японского флота: пять минут, десять? Вряд ли больше. При этом далеко не факт, что артиллеристам «Орла», на котором не оставалось ни одного исправного дальномера, за отведенное им небольшое время удалось бы пристреляться и хоть раз поразить вражеский корабль.
Подводя итог, можно уверенно утверждать, что отряд контр-адмирала Небогатова не имел возможности нанести японским судам хоть сколько-нибудь значительного ущерба и, с этой точки зрения, ведение боя в сложившейся ситуации было абсолютно бессмысленно.
Мог ли Николай Иванович не допустить захвата своих кораблей, затопив их?
После того как они уже были окружены – едва ли. Ведь для этого необходимо было, во-первых, пересадить несколько сотен человек экипажа каждого корабля в шлюпки (которых, например, совсем не оставалось на «Орле»), во-вторых, подготовить корабли к уничтожению, в-третьих, произвести взрывы заложенных зарядов (что, учитывая неудачную попытку подрыва миноносца «Буйный», было совсем нетривиальной задачей) и убедиться, что нанесенные ими повреждения столь существенны, что противник уже не сможет спасти корабли. Принимая во внимание то, что японские миноносцы могли подойти к отряду в течение 15-20 минут после поднятия белого флага, абсолютно очевидно, что времени на все перечисленные действия у русских моряков было совершенно недостаточно.
Но, возможно, адмирал Небогатов должен был предпринять какие-то действия до того, как его отряд оказался в полукольце из японских кораблей? Ведь в его распоряжении было не менее четырех часов, разделивших моменты обнаружения вражескими разведчиками и сдачи.
В шесть часов утра, когда отряд был открыт противником, он находился приблизительно в ста километрах к северо-западу от ближайшей точки острова Хонсю. Вероятно, в это время Н. И. Небогатову имело смысл отпустить в самостоятельное плавание крейсер «Изумруд», предварительно передав на него раненых с «Орла», и изменить курс, взяв существенно правее, с тем, чтобы отряд продолжил движение ближе к побережью Японии.
В этом случае броненосцы Объединенного флота не смогли бы встречать его на легко прогнозируемом пути во Владивосток, но вынуждены были начать преследование, что дало бы нашим морякам фору в несколько часов.
Кроме того, оказавшись поблизости от острова, русские корабли могли бы принять бой с преследователями и после получения критических повреждений либо выброситься на берег, либо затопиться на небольшом от него расстоянии с расчетом на то, чтобы экипаж мог добраться до суши вплавь или на гребных судах, если представилась бы возможность их спустить. В таком случае история отечественного флота пополнилась бы не позорным эпизодом сдачи, но славной страницей, подобной той, которую вписал в нее в тот же самый день крейсер «Дмитрий Донской».
Дело о сдаче японцам эскадры контр-адмирала Небогатова
Почему же Николай Иванович не принял предложенное выше достаточно очевидное решение? Или любое другое, которое позволило бы не сдавать корабли столь бесславным образом?
В ходе заседания военно-морского суда, разбиравшего дело о сдаче эскадры, Н. И. Небогатов объяснил это подкупающе просто: «…он об этом не думал, занятый одною только мыслью: исполнить приказание адмирала Рожественского идти во Владивосток».
Трудно не усмотреть в этом ответе контр-адмирала желание снять с себя ответственность за случившееся и переложить ее на командующего эскадрой, что, конечно, едва ли могло вызвать к нему сочувствие у судей и представителя обвинения, товарища главного военно-морского прокурора, генерал-майора А. И. Вогака.
Последний в своей заключительной речи не преминул обратить их внимание на то, что данные Николаем Ивановичем во время процесса пояснения вступали в противоречие как с показаниями других очевидцев, так и с его собственными словами, сказанными на предварительном следствии.
В частности, до суда Н. И. Небогатов говорил, что «сигнал о сдаче касался исключительно броненосца «Николай I»», а позже заявил, что «сдал эскадру». Причем в ответ на просьбу разъяснить данное несоответствие отделался невнятной отговоркой о том, что «господам судьям это лучше известно…»
Или же, например, по словам адмирала Небогатова, он принял решение о сдаче «в твердом сознании необходимости того, что делает, отнюдь не под влиянием аффекта», так как благородно предпочел «спасти 2,000 молодых жизней, отдав японцам старые корабли», хотя, согласно показаниям ряда нижних чинов броненосца «Николай I», сразу после поднятия сигнала «Сдаюсь», Николай Иванович плакал, говорил, что его разжалуют в матросы, и называл произошедшее позором, понимая, что совершает не благодеяние, но серьезное преступление, за которое ему придётся нести ответственность.
По мнению А. И. Вогака (которое в целом разделяет и автор статьи), к рассвету 15 мая Н. И. Небогатов полностью утратил способность к осмысленному управлению действиями своего отряда так как, с одной стороны, был сильно истомлен тяжелым боем накануне и бессонной ночью, а с другой – вполне ясно осознавал, что оставшиеся под его началом четыре корабля ни коим образом не способны переломить ход неудачной для России войны, хотя именно с этой целью они были отправлены в поход через полмира. И именно поэтому этот опытный и безусловно грамотный адмирал проявил всякое отсутствие инициативы, которая могла бы позволить его судам все-таки достичь Владивостока или по крайней мере избежать позора сдачи.
Несмотря на то, что мотивация контр-адмирала Небогатова была хорошо понятна с чисто человеческой точки зрения, она вступала в явное противоречие как с понятиями о воинском долге и чести флага, так и с формальными положениями действовавшей редакции Морского устава, которые были не единожды нарушены при принятии им решения о сдаче броненосца «Николай I». Соответственно, и принятое судом решение признать его виновным было вполне справедливым. И столь же справедливым было смягчение положенного по закону наказания (10 лет заключения вместо смертной казни), ведь основной его смысл даже с точки зрения обвинителя состоял в «предотвращении в будущем позорных сдач, вносящих во флот полную деморализацию», а не в максимально жесткой расправе над несколькими офицерами, которым по воле рока пришлось отвечать за всю цусимскую катастрофу, хотя истинные ее виновники остались безнаказанными.
Информация