Мне кажется, я тоже блокадница, пусть и всего на четверть
Не каждому выпало счастье жить
Что я могу сказать о своей бабушке, Елене Александровне Пономарёвой (до замужества Фёдоровой), маленькой блокаднице? Если бы она тогда не сумела выжить, не было бы ни моего отца Николая Евгеньевича, ни меня.
Когда летом 1942 года её вместе с матерью, моей прабабушкой Анной Васильевной Фёдоровой, вывезли по Ладоге на Большую землю, им, наверное, казалось, что началась новая жизнь. На Большой земле им первым делом дали паёк, помогали бороться с болезнями. К сожалению, прабабушку это уже не могло спасти, и в скором времени она умерла.
Но она не просто дала жизнь моей бабушке, она сделала всё, чтобы её жизнь продолжалась. Только через семь лет Лена Фёдорова вернулась в Ленинград, где поступила в университет и начала долгую, счастливую, по-настоящему новую жизнь.
А на тот момент, когда началась Великая Отечественная война, моя бабушка Лена была ещё ребёнком – ей исполнилось всего 10 лет. И ей пришлось пережить один из ужасов войны – блокаду Ленинграда. Моя бабушка была очень маленькой, но она запомнила много событий, память о которых и передавала родственникам.
К сожалению, бабушки Лены уже нет в живых, но меня до глубины души поразило всё то, что она нам рассказывала. Для меня эта история, пусть по рассказам бабушки и не такая длинная, навсегда застыла в памяти. Это история о человеческой жестокости и о человеческом страхе, о человеческом бессилии и о человеческих возможностях.
Лена Фёдорова на всю жизнь запомнит, как в конце августа 1941 года над головой засвистели бомбы. Она в тот день шла в школу вместе со своей старшей сестрой, чтобы узнать, каким будет новый учебный год. Ужасающее предчувствие буквально преследовало её. До школы они с сестрой в тот день так и не дошли…
Бабушка Лена всегда рассказывала эту историю с таким ужасом, что страшно становилось любому, кто её слышал. Но она навсегда запомнит и те дни, когда в последний раз видела сначала своего отца, а потом и старшего брата. Отец ушёл из дома на фронт ещё в самом начале войны, а брат, которому было всего 17 лет, только ближе к осени.
В закрытом и уже окружённом немцами и финнами Ленинграде еды хватало только на месяц, и эта жуткая новость быстро облетела весь город. Но все и так знали, что фашистские самолёты разбомбили огромные Бадаевские склады, чем обрекли город на вымирание. Уже в наше время стало известно, что уничтоженное тогда продовольствие вряд ли сильно изменило бы обстановку, однако люди были страшно подавлены самим фактом.
Моя бабушка помнила, как её мама плакала от понимания того, что она не сможет прокормить себя и трёх дочерей. Ане, которой было 12 лет, 10-летней Лене и крохотной пятилетней Танюшке пришлось повзрослеть очень рано. Таню в скором времени эвакуировали на барже через Ладогу, но никто из семьи с тех пор её так и не видел. Быть может, ей всё-таки повезло остаться в живых.
А нам остаётся никого не забыть
Моя бабушка Лена помнит, как первой блокадной зимой еду приходилось получать в магазинах и в каких-то заброшенных лавках по карточкам. Помнит и то, что норма выдачи на одного человека сокращалась не по дням, а по часам. А ведь впереди ещё ждала страшная, неизвестная зима.
Сестра бабушки, Аня, тяжело заболела первой же блокадной осенью. Причиной стало отравление цинком. Дело в том, что людям в пищу вместо нормального масла давали очищенную олифу, которой разбавляют краску, а в ней и содержался цинк. Вскоре в семье из пяти человек осталось всего двое.
Однажды мама принесла Лене новость: «По льду проведут дорогу». Радости в тот момент не было предела, но на самом деле отнюдь не всё было так хорошо. Первые машины тонули и не доходили до города, но вскоре эту проблему сумели решить. Появилась какая-то надежда, и так моя бабушка и её мама продолжали жить.
Мою бабушку, Лену Фёдорову, тоже хотели эвакуировать первой же зимой, но она заболела, и поэтому её не взяли, дабы не заражать других. Удивительным образом бабушка сумела вылечиться и выжила. Она помнит, как её мать готовила суп из куриных костей и шкур. Это сегодня можно только догадываться, откуда она их добывала. А один раз мама смогла достать ножку курицы – настоящую роскошь для блокадников. Где она её взяла, до сих пор остается тайной.
В первую блокадную зиму обстрелы были почти каждый день, мать и дочь жили без света, жгли мебель, чтобы добыть тепло. Как не раз повторяла бабушка, страшно было то, что никому нельзя было доверять: люди сходили с ума от холода и голода, от смерти близких и от того, что буквально каждый сам мог в любой момент погибнуть. Сама же она очень многого по-настоящему бояться так и не научилась.
Ещё одним знаменательным днём было 1-е мая 1942 года. Тогда каждому ленинградцу была выдана луковица. Может быть, для нас теперь в этом нет ничего удивительного, но тогда это было настоящее чудо. И что удивительно — всё это время моя бабушка ходила в школу. Правда, к весне 1942-го из сорока человек в классе закончили учебный год не более десятка.
Летом ленинградцы старались выращивать продукты, но даже если им и удавалось добыть семена, то они редко вырастали в полноценные продукты. Моя бабушка Лена вспоминала, как её мама готовила суп из крапивы. Даже совсем незрелые ростки и трава шли в еду. Летом совсем не было хлеба, потому что не было возможности доставлять пищу в город.
Моя бабушка ни разу не рассказывала, как они встретили новый 1942 год, но запомнила, как сильно радовались победе под Москвой и ждали, что блокаду прорвут совсем скоро. Она запомнила, что научилась различать, когда стреляли наши корабельные орудия с линкоров и крейсеров, потому что выстрелов немецких пушек почти не было слышно. Но от этого было только страшнее.
А ещё моя бабушка помнит ужасающий запах, который начинался весной. Бесчисленные трупы, оставшиеся на улицах и по дворам после первой страшной зимы, просто негде было хоронить. И практически ни у кого не было сил заниматься этим. Даже маленькая девочка хорошо запомнила, что только ближе к лету город удалось привести в относительный порядок, но уже Первомай блокадный Ленинград отметил по-настоящему – назло врагу.
Информация