Почему Россия подчинена Западу? Советы Владимиру Путину
В рамках продолжающейся на площадке проекта «Центральная Евразия» виртуальной экспертной дискуссии под названием «Советы Владимиру Путину» был затронут сложный блок вопросов вокруг взаимодействия России и Запада. Обсудить эти вопросы откликнулся ряд авторитетных экспертов из РФ, Украины и стран Центральной Азии: Валерий Иванов (Россия), Марат Шибутов (Казахстан), Алексей Дундич (Россия), Евгений Абдуллаев (Узбекистан), Игорь Пиляев (Украина), Андрей Казанцев (Россия) и Мурат Лаумулин (Казахстан).Владимир Парамонов (Узбекистан), руководитель проекта «Центральная Евразия»: уважаемые коллеги, мне представляется, что на уровне стратегии/стратегий развития Россия выступает с единых позиций с Западом, сохраняя лишь разногласия (или их видимость) по менее значимым вопросам, по сути тактического, а вовсе не стратегического характера. В этой связи, представляется, что какие бы решения Россия не принимала по постсоветскому пространству, Центральной Азии, Афганистану, другим регионам, все это не изменит суть общей – стратегической подчиненности российской политики глобальным/западным схемам развития/взаимодействия. Что Вы думаете по этому поводу? Согласны ли Вы с этим утверждением? С чем не согласны?
Валерий Иванов (Россия), действительный государственный советник РФ третьего класса в отставке: полагаю, что у России просто нет других реальных, а главное серьезных возможностей воздействия на ситуацию. Отсюда потуги сохранить лицо при плохой «сдаче». Сколько раз было предложено «застолбить себя», в частности, в Афганистане путем участия в восстановлении экономики этой страны. Да где там. Есть какие-то более глобальные идеи, а потери несоизмеримы.
Марат Шибутов (Казахстан), представитель Ассоциации приграничного сотрудничества (Россия) в РК: я уже давно об этом говорю, что РФ в нашем регионе уже несколько лет выступает как младший партнер США и странам региона нельзя рассчитывать на противоречия в ключевых вопросах между ними. Учитывая, что ЕС кажется уже похоронил проект «Набукко» в первоначальном виде и будет получать газ только из Азербайджана, соперничество на этом фронте будет минимальным. Другое дело – Китай. Вполне возможно, что США, которые сейчас усиливают присутствие в Тихом океане будут озабочены усилением КНР у нас в Центральной Азии. В интересах как США, так и РФ, чтобы произошла небольшая, но контролируемая дестабилизация региона, которая позволила бы выкинуть отсюда китайцев, а страны региона вернуть обратно под влияние РФ и США.
Алексей Дундич (Россия), преподаватель кафедры востоковедения МГИМО(У): на мой взгляд, на постсоветском пространстве у России собственная политика, и западным схемам развития она не подчинена. Другое дело, что она пока действительно совпадает с западной по стратегическим вопросам. Такая ситуация может измениться, например, если действия Запада станут противоречить российским стратегическим интересам. Как, например, они противоречат в Сирии. При этом, подобную ситуацию в Центральной Азии Россия воспримет более чувствительно, поскольку регион ближе. Например, присутствие войск коалиции в Афганистане соответствует российским стратегическим интересам, как и наличие транзитных баз в Центральной Азии, обеспечивающих снабжение коалиции. Однако снижение уровня напряженности в Афганистане и попытка получить дополнительные базы, которые не принципиальны для обеспечения региональной безопасности, вызовет противодействие России.
Евгений Абдуллаев (Узбекистан), исследователь: мое личное ощущение – уже с войны в Персидском заливе (1991г.) Россия (тогда еще СССР) стратегически встраивается в политику стран Запада, точнее, США. Другое дело, что периодически возникали попытки «отыграть» то, что было потеряно в результате горбачевского детанта и распада СССР (позиции на постсоветском пространстве, влияние на Ближнем Востоке). Наиболее удачными из них были те, которые как-то прагматически были связаны с экспортом углеводородов (здесь приходилось слушать экономистов и действовать осмотрительнее, что шло на пользу); наименее удачными – когда Россия действовала из чисто военных интересов (в случае с Грузией). Но общий «прозападный» стратегический вектор во внешней политике Москвы последние четверть века оставался без изменений.
Игорь Пиляев (Украина), доктор политических наук, профессор: совершенно верно. Стратегическая подчиненность российской политики внешним, разработанным не в России схемам развития является неизменной фундаментальной, сущностной характеристикой Российской Федерации с момента ее возникновения на политической карте в 1991 году. Российская Федерация в лице ее бюрократии и олигархов полностью встроена в новый мировой порядок на правах сырьевого безнационального придатка с декоративной автономией и несуразным для такого статуса ядерным оружием – невольным подарком почившей сверхдержавы. Режим «управляемой демократии» в РФ до сих пор, в принципе, устраивал всех ведущих акторов мировой политики. В проигрыше от такого положения дел остаются, прежде всего, русский народ, не имеющий по сути своего национального государства, и российское гражданское общество.
Андрей Казанцев (Россия), доктор политических наук, директор Аналитического центра МГИМО(У): тема стратегических ограничений на возможность проведения Россией той или иной внешней политики в той же Центральной Азии является очень важной. Однако здесь с легкой руки целого ряда недостаточно хорошо разбирающихся в вопросах международных отношений авторов левого (Делягин, Кагарлицкий) и неоевразийского направления (Дугин и т.п.) «накручено» очень много мифологии, от которой необходимо избавиться для того, чтобы проводить реалистичную политику.
Да, мы зависим от мирового рынка, от западной банковской системы, от формально западных (а, по сути, чаще всего, российских же, выведенных ранее) инвестиций. И это ограничивает нашу внешнюю политику. Зависим мы и от мировой системы коммуникаций и от западной массовой культуры. Избавляться от этих ограничителей желательно, так как любое государство стремится к максимизации своей силы. Однако надо понять, что мы существуем во взаимозависимом мире, где полное избавление от ограничений невозможно. Наоборот, надо пытаться эти ограничения осознать и максимально использовать к собственной пользе.
Вопрос о том, что Россия (например, в силу экономических и прочих ограничений со стороны глобальной системы) сильно ограничена в своих возможностях проведения активной внешней политики, в том числе, в Центральной Азии, возник закономерно. Это связано с тем, что политика России после распада СССР была чрезвычайно пассивной. Россия была не столько субъектом, сколько объектом системы международных отношений, что было вызвано отсутствием достаточных экономических и политических ресурсов у Кремля.
В частности, в Центральной Азии это проявилось в полной и сознательной утрате Москвой всех инструментов влияния в первой половине 1990-х гг. Россия сознательно минимизировала свое присутствие в регионе. В новом тысячелетии в связи с увеличившимися возможностями государства (особенно, в связи с ростом цен на нефть и установлением «вертикали власти») возник большой интерес к проведению более активной политики. Одновременно начался поиск инструментов повышения субъектности государства на внешней арене, в том числе, и усилиями экспертов. Однако нельзя не понимать, что активность и субъектность не могут быть самоцелью. Сила государства должна быть «умной». Недаром во всем мире сейчас говорят о smart power (умной силе) в международных отношениях.
«Умность» силы должна заключаться, прежде всего, в принятии реалий региональной и международной системы отношений и в том, чтобы оптимально реализовать интересы России в этих условиях. Никаких других условий у нас просто не будет, и фантазировать (или ностальгировать) на эту тему в практическом плане бессмысленно. Проблема заключается в том, что, сопротивляйся – не сопротивляйся, возмущайся – не возмущайся, реалии эти придется учитывать. В этом плане политика Москвы в регионе всегда будет ограниченной, вне зависимости от наших желаний. Однако нужно продумать, как использовать на благо России даже эти ограничения.
Реалии эти следующие.
1. Признание факта существования независимых государств Центральной Азии и отказ от иллюзии возможности воссоздания СССР или чего-то подобного в любой новой (пусть, например, евразийской оболочке). Регион теперь эффективно (не в плане эффективности политики, а в плане реализации самой возможности контроля) контролируют местные элиты и/или контрэлиты (например, криминальные), причем они тесно связаны, хотя и частично конкурируют. Если не понять этот приоритет местных элит полностью, то невозможно эффективное взаимодействие с центральноазиатскими элитами.
Кроме того, при этом условии исчезает основной аргумент для противников сотрудничества с Россией в центральноазиатском регионе и их союзников на Западе. Воссоздание СССР или другой имперской формы путем экономической интеграции недостижимо, это можно сделать только путем завоевания. Поэтому ряд неоевразийцев (прежде всего, Дугин), которые путают евразийскую экономическую интеграцию с воссозданием евразийской империи, делают России очень плохую услугу. Они просто ссорят Москву с местными элитами новых независимых государств, а также дают возможность этим элитам апеллировать к поддержке Запада, используя мнимую угрозу своей независимости (недаром Дугин один из самых цитируемых российских авторов на Западе).
Поэтому необходимо тщательно продумать идеологию евразийской интеграции, не отдавая ее на откуп экстремистам. Именно этим, т.е. поиском новой, адекватной реалиям современности и прагматичной евразийской идеологии в настоящее время заняты такие известные российские эксперты, как, например, А.И. Подберезкин. Запрос на это сформулирован в известной предвыборной статье В.В. Путина, а еще намного раньше его сформулировал в большом количестве публикаций Н.А. Назарбаев.
2. Москва еще в первой половине 1990-х гг. утратила стратегический контроль над регионом в плане недопуска в него других ключевых мировых игроков. Местные элиты/контрэлиты постоянно «играют» на противоречиях основных вовлеченных в регион великих держав (России, США, Китая и т.п.). Даже если ряд государств Центральной Азии (особенно, такие зависимые от внешней помощи страны как Кыргызстан и Таджикистан) интегрируется в структуры типа ОДКБ, то это не означает получения РФ эксклюзивных стратегических прав на регион.
Одновременно все центральноазиатские государства взаимодействуют через НАТО с США и через ШОС с КНР. Часто они используют сближение с Россией для получения новых предложений от США и, наоборот. Растет значимость КНР, которая превращается в приоритет №1 для всей Центральной Азии, мягко «выдавливая» Россию.
Следовательно, нам нужно понять, как не дать центральноазиатским элитам продолжать разыгрывать нас, усиливая наше противостояние с другими великими державами там, где нам это не нужно.
Особенно «славится» такой стратегией в стиле бисмарковской «реалполитик» Ташкент, который любит разыгрывать противоречия великих держав с целью максимизировать свое региональное влияние. Мы уже зачастую бессмысленно конкурируем с США там, где нам было бы выгоднее сотрудничать (например, в сфере борьбы с экстремизмом, терроризмом, наркотраффиком, образованием несостоявшихся государств и т.п.). А в перспективе нас могут столкнуть лбами и с КНР, что вообще катастрофично.
Итак, Москва, как минимум, стратегически ограничена в Центральной Азии интересами местных элит и интересами других вовлеченных в регион великих держав. Без принятия этих реалий нам будет работать в регионе очень трудно.
Мурат Лаумулин (Казахстан), главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований: ключевым направлением в отношениях РФ с Западом останется европейское. Как считают сами западные аналитики, некоторые вопросы, осложняющие сегодня российско-европейские отношения, могут стать менее значимыми или вообще исчезнуть. Хотя ряд разногласий, скорее всего, сохранится, а некоторые обострятся. Нынешняя озабоченность Европы по поводу недемократичности России просто исчезнет, вопросы защиты прав граждан и необходимости верховенства закона потеряют актуальность (хотя споры по поводу расхождения достижения этих целей останутся). Тем не менее никуда не денутся серьезные споры, касающиеся отношений России и Европейского союза (связи России и НАТО также могут оказаться источником проблем).
Как единодушно делают выводы обозреватели, отношения между Москвой и Евросоюзом уже несколько лет пребывают в тупике. Россия лишь наблюдает за тем, как ЕС ищет выход из долгового и институционального кризиса. В последней из своих предвыборных статей Владимир Путин дал ясно понять, что его симпатии на стороне той версии антикризисных реформ и институциональной трансформации, которую отстаивают Берлин и Париж (ее реализация поможет закрепить германо-французское доминирование в единой Европе). Предполагается, что именно такая трансформация окажет благоприятное воздействие на отношения России и ЕС.
Как считают специалисты, здесь возможны разные варианты. Один из них состоит в том, что механизм принятия решений в ЕС достаточно быстро приведут в соответствие с новыми экономическими реалиями, а принцип «Европа разных скоростей» закрепится на институциональном уровне. Расслоение Евросоюза на несколько интеграционных эшелонов способствовало бы появлению дополнительных зон кооперации, служащих «мостиками» от Европейского союза (его основного ядра) к Евразийскому союзу. Реализация дифференцированной модели разноскоростной интеграции заложила бы основу нового мегапроекта с опорными точками в Париже, Берлине, Варшаве, Киеве и Москве. Пока, впрочем, такой сценарий выглядит чисто гипотетическим.
Другой вариант предполагает затягивание процесса переформатирования ЕС, при котором Берлину придется идти на уступки партнерам по второстепенным вопросам. Вероятно, одной из жертв окажется курс в отношении России и стран постсоветского пространства. Именно на восточном направлении симулякр единой внешней политики Евросоюза имеет шанс продлить свою жизнь. Тогда застой в отношениях между Москвой и претерпевающим внутреннюю трансформацию Европейским союзом затянется на годы. Европа будет заведомо неспособна всерьез обсуждать с Москвой вопросы стратегического партнерства. Кроме того, решительная активизация российской политики в АТР рано или поздно заставит страны ЕС по-новому взглянуть на перспективы взаимоотношений с крупнейшей страной Евразии.
Третий вариант развития российско-европейских отношений может быть связан с резким обострением военно-политической ситуации на Ближнем и Среднем Востоке, а также с его долгосрочными геополитическими и геоэкономическими последствиями. Они связаны с перспективой перекройки государственных границ на Ближнем и Среднем Востоке, потоками беженцев, борьбой Турции за реализацию амбиций регионального гегемона в Восточном Средиземноморье, на Южном Кавказе и в Центральной Азии, угрозой возрождения исламского халифата. Таким образом, осознание общности угроз Россией и Европой является одним из самых мощных стимулов сближения этих государств.
Как предполагают западные специалисты, в будущем неизбежно возникнет следующий вопрос: должна ли Россия присоединиться к Евросоюзу? Плюсы включают возможность для россиян свободно путешествовать, учиться и работать в странах ЕС. Минусы будут связаны с тем, что России придется не только разрешить европейским корпорациям свободу торговли и инвестиций на своей территории, но и обеспечивать защиту прав, несмотря на возражения их российских конкурентов и общественное мнение. Хотя приобретение европейскими фирмами с качественным менеджментом плохо управляемых российских компаний, замена их руководства и полная реорганизация отвечают долгосрочным интересам страны, это, несомненно, окажется очень болезненным для некоторых категорий россиян (особенно высокопоставленных управленцев).
Но даже если Россия захочет присоединиться к ЕС, это не означает, что Европейский союз согласится. Латентный страх перед Москвой сохраняется в некоторых странах Восточной Европы, поэтому они будут стремиться блокировать интеграцию.
Так, Евросоюз, вероятно, будет ожидать от России, стремящейся вступить в ЕС, поддержки демократических преобразований в Белоруссии; сокращения военного присутствия в Калининграде и вывода войск из Приднестровья; усилий, направленных на разрешение приднестровской проблемы и воссоединение региона с Молдавией; содействия признанию Сербией независимости Косово и нормализации отношений между ними; отказа от идеи особой зоны российского влияния, включающей бывшие западные советские республики (Прибалтика, Белоруссия, Украина и Молдавия).
Отнюдь не факт, что Россия захочет принять условия участия в ЕС, которые, без сомнения, выдвинет Евросоюз. Однако совершенно очевидно, что ЕС не изменит существующие нормы, чтобы выполнить пожелания Москвы. Соперничество между Москвой и Брюсселем все больше сводится к вопросу о том, сумеет ли Россия закрепить свой стратегический статус главной добывающей державы олигополией в области распределительных сетей.
Владимир Парамонов: я благодарю всех экспертов, принявших участие в данной части дискуссии. Дополнений к тезисам тех уважаемых коллег, которые указывали на неизбежность некой подчиненности Западу, у меня несколько и сформулирую я их в виде вопросов. Как тем же постсоветским странам строить прямые отношения с Россией в качестве главного стратегического партнера/приоритета, осознавая факт того, что РФ, по сути, уже является младшим партнером Запада и приоритетность постсоветского пространства для самой Москвы, как минимум, вторична? Как тогда развивать интеграционные процессы в экономической сфере по региональной ре-интеграции постсоветского пространства, если Россия одновременно форсирует курс на интеграцию в глобальное экономическое пространство и западные институты?
Сам же и отвечу на эти вопросы: выстраивание отношений реально (а не декларативно) стратегического характера и развитие ре-интеграционных процессов в таких условиях невозможно по определению. На мой взгляд, России следует оставаться самой собой, а не пытаться встраиваться в некие внешние схемы и концепты развития. Только в качестве самостоятельного центра силы РФ может рассчитывать на интенсивное экономическое развитие и играть роль евразийской интеграционной державы. И если уж зависимость от Запада сегодня не может быть снижена Россией самостоятельно, то следует выработать и задействовать такие схемы и алгоритмы политики, которые позволили, по крайней мере, существенно сбалансировать западный фактор за счет, например, того же китайского фактора. Не пора ли повернуться лицом к Китаю?
И в таких условиях для РФ должен быть жизненно важен поиск новых идей и прорывных решений, что возможно только лишь за счет развития национального интеллектуального потенциала, организации устойчивой и масштабной системы государственной аналитической работы. Если Россия этого не делает, то напрашивается простой вывод: значит ли, что современной политической и экономической элите РФ делать это просто не нужно / не хочется и она заведомо смирилась с подчиненной ролью своей страны? Но смирится ли с этой ролью и с такой вот элитой руководство России и сама Россия?
Примечание: материал подготовлен в рамках совместного проекта с интернет-журналом «Время Востока» (Кыргызстан), http://www.easttime.ru/ при информационной поддержке ИА «Регнум» (Россия) и Информационно-аналитического центра МГУ (Россия)
Информация