Через революции и войны: с пером Троцкого и сталинской строкой
Об империалистической бойне
Первый очерк о военных статьях классиков третьей волны (Военная проза Сталина и Троцкого), потребовал продолжения, хотя тему войны явно потеснила тема революционная, чему вряд ли стоит удивляться.
Ведь едва ли не каждая из революций становилась следствием войны. О русских революциях это можно сказать, без всяких сомнений. А к началу мировой войны Троцкий и Сталин – уже опытные революционеры из числа лидеров российской социал-демократии.
Сталин – убеждённый большевик, главный специалист по национальному вопросу. Троцкий же мечется в поисках единства не только с меньшевиками, но и с другими левыми партиями, причём не обязательно российскими. Ведь цель его жизни – мировая революция.
Однако к новой волне стачек и демонстраций, грозившей вот-вот обернуться революцией, но оборванной войной, они руку практически не приложили. Сталин был в ссылке в Туруханском крае, кстати, вместе со Свердловым (см. фото), а Троцкий – в эмиграции.
Только весной 1917 года возможность всерьёз заняться революцией им предоставят «временные» – те, кто, вообще-то, избавил Россию от монархии. Оба в это время писали. И писали очень много. Хотя сталинские работы тех лет либо пропали, либо до сих пор почти никому не известны.
Зато точно известно, что даже из Туруханского края будущий вождь народов продолжал организационную работу с периферийными партийными ячейками. Во многом именно это в 1917 году обеспечит большевикам такую мощную поддержку национальных окраин.
В то же время Троцкий, ставший популярным автором ещё в годы Балканских войн, снова на посту корреспондента «Киевской мысли». Работать в русской армии у него не было никаких шансов, а на западном фронте аккредитоваться ему не дали французские власти.
Троцкий, которому уже не надо было скрывать своего характерного псевдонима «Перо», работал из Швейцарии так, словно сам был на фронте. В автобиографии он потом признает, что спасали европейские газеты, бесперебойно поступавшие в Женеву.
Не забудем тут и активную секретную переписку с фронтовиками. И неоценимый опыт репортёра, и то самое бойкое перо. В первых же очерках («Две армии», «Седьмой пехотный в бельгийской эпопее» и др.) Троцкий безошибочно предсказывает, что война затянется.
Он абсолютно точно прогнозирует, что проиграют в борьбе на истощение, скорее всего, отсталые империи, вроде Австро-Венгерской, Российской или Османской. Уже в первые недели войны Троцкий поставит смертельный диагноз как царской, так и кайзеровской армиям.
Он успеет ещё написать единственный и блестящий биографический очерк о британском генерале Френче, командующем экспедиционной армии. И даже подберётся к национальному вопросу, что не слишком характерно для идеологов из числа евреев, априори – интернационалистов.
Его статьями «Империализм и национальная идея», «Нация и хозяйство», «Вокруг национального принципа» зачитывались в Киеве, Одессе, в двух столицах и на Кавказе. Ведь и в них красной нитью проходила мысль о грядущем восстании против царизма, к которому должны быть готовы все российские революционеры.
О нациях и национализме
Однако национальная тема уже тогда у большевиков считалась вотчиной Сталина.
Но Троцкий-то ещё не примкнул к ленинцам. И его это не касалось.
А Коба, окончательно принявший в 1912 году псевдоним Сталин, в основном занят тогда самообразованием, перепиской с Лениным, Крупской и другими большевиками.
Сталин – уже признанный партийный организатор, сумевший подтянуть к РСДРП(б) тысячи членов с окраин империи. И он – жёсткий критик оппортунизма, от кого бы тот не исходил: хоть от Плеханова. Как и для Троцкого, для Кобы нет авторитетов. Кроме Ульянова-Ленина.
Но именно в ссылке Сталин написал своё знаменитое эссе «О культурно-национальной автономии». Он покинул Туруханский край только в 1916 году. А из Ачинска сумел попасть в Петроград только в марте 1917 года.
Троцкий же за годы первой мировой написал так много, что хватило на целый том собрания сочинений. Но он сам впоследствии признавал, что крупных программных работ так и не создал. У литераторов (а Троцкий считал себя таковым) это называется – разменялся по мелочам.
За тысячами его строк непросто разглядеть будущего строителя и вождя РККА. Но ведь Ленин и его соратники Троцкого разглядели. Хотя поначалу они поставили этого блестящего полемиста во главе Наркомата по иностранным делам.
Это было сделано из сугубо прагматических соображений, но словно в пику кадету Милюкову и его прямому последователю по части умения ладить (а точнее – пресмыкаться перед союзниками) – Керенскому.
Сталину, как известно, в ленинском СНК достался пост наркома по национальностям. Во Временном правительстве такого поста не было, что (по оценкам ряда историков) среди прочего и предопределило выбор национальных окраин павшей империи Романовых в пользу большевиков.
Тем более что таким, как Польша и Финляндия, они сразу предоставили не автономию, а фактическую независимость.
Однако высокие посты у Сталина и Троцкого были впереди. Поскольку власть, которую так легко отдал Николай II, ещё только предстояло завоевать.
О Феврале и двоевластии
Именно с установлением в революционной России двоевластия – Временного правительства и Советов рабочих и солдатских депутатов, где большевики ещё не были на первых ролях, военная тема стала едва ли не главной в работах Троцкого и Сталина.
Они снова пишут много и нельзя не признать, талантливо и предельно эффективно.
Разумеется, пишут вместе с Лениным и другими соратниками. Троцкий очень быстро подтягивается к большевистскому лагерю и приведёт за собой тысячи межрайонцев – членов РСДРП.
Это были социал-демократы, марксисты, которые ещё не определились, с кем им по пути: с большевиками или же с меньшевиками. В этом Троцкий со Сталиным, можно считать, сошлись – тот тоже сумел «большевизировать» очень многих колеблющихся с мест.
Одной из первых статей, написанной Сталиным после возвращения из ссылки, стала заметка «О войне», где за нежелание даже говорить о мире от него досталось и Родзянко и Гучкову, а заодно с ними и генералу Корнилову. Тот в середине марта 1917 года докладывал Петросовету о ситуации на фронте, и Сталин сразу сумел разглядеть в нём будущего претендента в русские Бонапарты.
Троцкий практически в те же дни занимался в США тем, что сражался за право вернуться на родину – своё собственное и ещё нескольких русских революционеров. На прощание, накануне посадки на пароход «Христианфьорд», Троцкий опубликует в «Harlem River PC» броскую статью с призывом к американцам
«сбросить проклятое, гнилое капиталистическое правительство».
В Петроград Троцкий прибыл (не без помощи Ленина) только в мае 1917-го. Но сумел к этому времени завоевать колоссальную популярность в столице благодаря ярким антивоенным и антиправительственным публикациям и в русской, и в зарубежной прессе.
За шаг до власти
Особенно важно, что на авторитет Троцкого работали пропагандисты из разных партий, агитаторы на питерских заводах и в петроградском гарнизоне, который из-за притока запасников не только сильно разросся, но и разложился. Не удивительно, что царь накануне отречения на него даже не рассчитывал.
Если у Троцкого целый том сочинений был отдан под мировую войну, то у Сталина в третий том вошли работы только одного года – 1917-го. Военная тема среди его статей и выступлений – не самая главная. И искать среди них классику военной литературы вряд ли имеет смысл.
Важнее, на мой взгляд, что на конференциях и съездах большевиков, в отсутствие Ленина, именно Сталин зачитывает отчёты ЦК, делает доклады о политическом положении, где обязательно речь идёт о войне и мире.
Однако нельзя не вспомнить августовский сталинский наезд в газете «Рабочий путь» на эсеров из «Дела народа», эффектно названный «О революционном фронте». В ответ на критику большевиков за нескрываемую готовность сменить власть Временного правительства на власть Советов, Сталин выдаёт вот это, поистине ленинское:
«Кто победит в этой борьбе – в этом теперь вся суть».
Хотя почему обязательно ленинское? Тут уже вполне можно прочувствовать именно
«сталинский стиль».
Как, впрочем, и в главном тезисе статьи:
«Нам говорят о причинах поражения, предлагая не повторять старых «ошибок».
Но какая гарантия, что «ошибки» являются действительными ошибками, а не «заранее обдуманным планом»?
Кто может ручаться, что после того, как «спровоцировали» сдачу Тернополя, не «спровоцируют» еще сдачу Риги и Петрограда для того, чтобы, подорвав престиж революции, утвердить потом на ее развалинах ненавистные старые порядки?»
Но какая гарантия, что «ошибки» являются действительными ошибками, а не «заранее обдуманным планом»?
Кто может ручаться, что после того, как «спровоцировали» сдачу Тернополя, не «спровоцируют» еще сдачу Риги и Петрограда для того, чтобы, подорвав престиж революции, утвердить потом на ее развалинах ненавистные старые порядки?»
Троцкому в этом отношении было и сложнее и проще.
Он быстро выдвигается на первые роли в Петросовете – слишком памятен многим его опыт 1905 года. Но писать, а главное – выступать с речами Троцкий не перестает фактически ни на день.
Луначарский, по-настоящему друживший с Троцким, позже обратит внимание, насколько
«он литературен в своем ораторстве и оратор в своей литературе».
Чего стоит хотя бы вот это выступление Троцкого 22 октября 1917 года:
«Советская власть отдаст всё, что есть в стране, бедноте и окопникам.
У тебя, буржуй, две шубы – отдай одну солдату, которому холодно в окопах.
У тебя есть тёплые сапоги? Посиди дома.
Твои сапоги нужны рабочему».
У тебя, буржуй, две шубы – отдай одну солдату, которому холодно в окопах.
У тебя есть тёплые сапоги? Посиди дома.
Твои сапоги нужны рабочему».
Часть первая третьего тома сочинений Троцкого почти наполовину сформирована из публичных выступлений автора. В целом же труды Троцкого революционного 1917 года так и не были систематизированы.
Зато самим же автором преобразованы в знаменитую «Историю русской революции», точнее – в её второй том.
Сталин в Октябре
Не будем здесь повторяться о том, что восстание против Временного правительства началось, вообще, спонтанно. Несмотря на то, что его ждали со дня на день. Да, оно уже было подготовлено, если не на 100 процентов, то на все 95 – точно.
В утверждениях о том, что Ленин руководил Октябрьским восстанием вместе со Сталиным, есть (пусть и мизерная), но доля правды. Ведь не просто так именно Сталин 24 октября (ещё в отсутствие Ленина) делал доклад о политическом положении на заседании фракции большевиков на II Всероссийском съезде советов.
А ещё утром того же дня – 24 октября, большевистский «Рабочий путь» вышел со статьёй Сталина «Что нам нужно?» И там был призыв свергнуть кабинет Керенского. За что никто Кобу не обвинил в предательстве, как ещё недавно Каменева и Зиновьева. И не подумайте, что просто не успели.
После этого писать в прессу наркому по большому счёту было некогда. Сталин пишет знаменитую «Декларацию прав народов России», а заодно даёт фактическое добро независимости Финляндии, выступая на съезде финских социал-демократов в Гельсингфорсе.
Кто бы мог тогда предположить, чем обернётся Советской России и Петрограду-Ленинграду эта независимость. Отвечая в те же дни «товарищам украинцам», российский нарком даёт понять, что с буржуазной Радой большевикам не по пути, и её надо незамедлительно менять на советское правительство.
Время военной прозы наступит для Сталина очень скоро. Но он ещё успевает обозначить большевистскую позицию и по турецкой Армении, и по татарско-башкирской республике, и даже о мире с немцами. Это будет одна из первых жёстких схваток с Троцким. Но о ней – уже в следующей статье.
Троцкий: власть сама идёт к нам в руки
Троцкий, ещё в 1905 году фактически возглавив Петросовет, не просто рассчитывал, а насмерть бился за то, чтобы взять власть. Но тогда она отнюдь не
«валялась под ногами»,
как он написал о Временном правительстве годы спустя – осенью 1917-го.
Перекличка с ленинскими статьями накануне решающих октябрьских дней впечатляет ничуть не меньше, чем стойкая проленинская позиция Сталина. Троцкий и Сталин вместе готовы просто расправиться с «предателями» Каменевым и Зиновьевым. Хотя, по большому счёту, в своём демарше они раскрыли секрет, и без того известный всем.
Власть сама шла в руки большевиков, к тому же на их сторону уже встали левые эсеры и многие из меньшевиков. И в этом, кстати, велика заслуга Троцкого, который тогда был готов к сотрудничеству с кем угодно из «левых». Но это обернулось стычкой с упёртым ортодоксом Лениным.
Само Октябрьское восстание – один из редких случаев, когда всё пошло не по Ленину, а по Троцкому. С его подачи, уже после того, как Ленин написал из Разлива, что
«промедление смерти подобно»,
восстание всё-таки отложили до начала II Всероссийского съезда Советов.
Это Троцкий хотел поставить съезд перед фактом ликвидации режима «двоевластия». Сами же делегаты II Съезда, квалифицированное, как сейчас говорят, большинство, объявили себя высшей властью в России. Не обратив никакого внимания на то, что съезд, в знак протеста против свержения правительства Керенского, покинули все, кроме левых эсеров и большевиков.
Однако во главе нового временного правительства – Совета народных комиссаров оказался всё-таки Ленин, до авторитета которого Троцкому было очень далеко. Есть историки, убеждённые в том, что в пользу Ильича, среди прочего, сыграла и ненависть к нему членов Временного правительства и лично Керенского.
Вместе с Лениным или вместо Ульянова?
Угроза ареста, ссылка и такое своевременное возвращение – целый набор вистов для Ленина. К тому же и сам Троцкий, каким бы властолюбивым и не признающим авторитетов его не считали, похоже, просто преклонялся перед вождём.
В большевистском ЦК все, даже Сталин, понимали, какую огромную роль сыграл Троцкий в подготовке и проведении переворота в октябре, который сразу, по-ленински, было решено назвать социалистической революцией. Впрочем, судя по темпам, какими в России были запущены социалистические преобразования, термин был абсолютно верным.
Характерно, что Троцкий не считал самого себя талантливым организатором. Но он в Военно-революционном комитете опирался на таких помощников, как тот же Сталин, Подвойский, Антонов-Овсеенко, и наконец, Эфраим Склянский, его будущий заместитель в Реввоенсовете республики.
Этот забытый персонаж – Склянский (Первый после Троцкого), бывший полковой врач, оказался впоследствии поистине незаменимым для Троцкого сотрудником. Троцкий любил сравнивать своего зама с Лазарем Карно, который сформировал 14 армий для французской революции. Но Склянский, скорее, больше похож на скрупулёзного усидчивого Бертье – начальника наполеоновского штаба.
По всем признакам, именно Склянский сумел наладить строительство РККА так, что белому движению не помогла бы даже прямая (а не половинчатая, как это оказалось в реальности) иностранная интервенция. Не считая, разумеется, польской кампании. Но тогда Антанте уже было поздно.
Однако кандидатуру Троцкого на пост председателя СНК даже не рассматривали. Есть какая-то особая ирония истории в том, что Троцкому достался пост наркома по иностранным делам, который сразу после свержения монархии занимал лидер кадетов Павел Милюков, придумавший сам термин «троцкизм».
Председателем всероссийского ЦИК, формировавшего правительство, Троцкий тоже не стал. На этом месте оказался Лев Каменев, что само по себе опровергает его предельно раздутое впоследствии якобы предательство накануне Октябрьского переворота.
Чрезмерно мягкого и неторопливого, хотя и скрупулёзного Каменева, кстати, всего через две недели заменили на энергичного Свердлова. А Троцкому, которого соратники признавали как военного эксперта, предстояло заняться едва ли не главным вопросом – о мире, вступив в переговоры с немцами.
Об этом, а также о том, что писали Сталин и Троцкий о Гражданской войне и военном строительстве в Республике Советов, читайте в следующем очерке.
Здесь же остаётся лишь отметить, что в октябрьские дни Троцкий, как и Сталин, был просто вынужден писать в прессу очень мало – хватало реальных забот.
Информация