Начало карьеры министра Сухомлинова. От успеха к успеху
Баловень судьбы
Владимир Александрович Сухомлинов. Генерал от кавалерии и генерал-адъютант, он сделал такую карьеру, которую принято называть блестящей. Он же – член Государственного совета и военный министр, отправленный в отставку под улюлюканье толпы. Он был объектом ненависти чуть ли не всего высшего общества, за исключением царской семьи.
Генерал женился по любви, но со скандалом, и числился главным виновником поражений русской армии в мировой войне. Сухомлинов был судим и осуждён при Временном правительстве. Но если учесть то, что умер он уже после революции и Гражданской войны, в весьма преклонном возрасте – 77 лет, судьба не была к нему слишком жестока.
Ну а вплоть до тех дней, когда любимцу Николая II достался министерский портфель, Сухомлинову нередко просто везло. Ему повезло выйти в гвардию и войти в светское общество, завязав знакомства в августейшей семье. Повезло не погибнуть на Русско-турецкой войне и не попасть на войну с Японией.
Ему везло и с покровителями, среди них были великие князья и знаменитые генералы. Везением можно считать и то, что летом 1911 года террорист Багров смертельно ранил председателя совета министров Столыпина, который готов был уволить Сухомлинова. После Столыпина премьеры сменяли друг друга, оставляя на посту военного министра, который так нравился Николаю II, а также его жене.
Гвардеец и генштабист
Владимир Сухомлинов родился 16 (4-го по старому стилю) августа 1848 г. в крохотном местечке Тельши Ковенской губернии. Населённая преимущественно католиками, она явно тяготела к Польше, и это едва не стоило юному Сухомлинову военной карьеры.
Владимир, сын скромного земского исправника, то есть главного уездного полицейского, поступил в Александровский кадетский корпус в Вильно. Это было всего за два года до так называемого польского Повстания 1863 г. Тогда началась срочная реформа военного образования, и его спешно перевели в Санкт-Петербург.
1-ю военную гимназию в столице Сухомлинов окончил успешно, и его зачислили юнкером сначала во 2-е Константиновское училище, а оттуда, как хорошего наездника, почти сразу в Николаевское кавалерийское училище. Это тоже стало удачей, дав 19-летнему Сухомлинову возможность выйти в 1867 г. на службу в гвардию.
Молодой выпускник становится лейб-уланом и служит там, где расквартирован его полк – в ещё недавно мятежной Варшаве. Всего через четыре года Сухомлинов успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен в Академию Генерального штаба. По окончании академии он уже капитан Генерального штаба и отслужил три года старшим адъютантом 1-й гвардейской кавалерийской дивизии.
В том же звании, и по-прежнему кавалерист, Сухомлинов, командуя эскадроном лейб-гвардии Кирасирского его величества полка, несколько неожиданно получил чин обер-офицера для особых поручений при штабе 1-го армейского корпуса. Там он познакомился с генерал-майором М.И. Драгомировым, тогда ещё простым командиром дивизии.
Первый триумф
Летом 1877 года началась война с турками, и Сухомлинов, отправившись на Балканы как офицер генерального штаба, занялся организацией гражданского управления в старой болгарской столице Тырново. Но завзятый кавалерист буквально рвался на фронт, ведь его дивизия осталась в Петербурге. Он был отправлен под Плевну, где ему не раз поручали разведку турецких укреплений.
На фронте Сухомлинов, наконец, получил звание подполковника и прекрасно провёл рекогносцировку перед боем под Горным Дубняком, что избавило русские полки от неоправданных потерь. Через Балканы он переходил в составе отряда генерала П.П. Карцова, имея под командой всего полторы сотни казаков. Переходил по Трояновскому перевалу, с боями, хотя и не такими ожесточёнными, как на Шипке.
Главным врагом там была зима с её генералами «снег» и «мороз». В ходе неудачной попытки одолеть перевал с ходу, Сухомлинов едва не попал под обвал из снега и камней, и его спасли подчинённые. Однако с выходом в долину Марицы, когда основные силы турок капитулировали под Шейново, оставалось уже только преследовать врага.
Чуть позже подполковник ещё раз избежал смерти, уже буквально под стенами Константинополя. Формально оставаясь в распоряжении главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, Сухомлинов стал начальником штаба у генерала Скобелева-старшего, которого ещё называли 1-м, в отличие от сына, уже прославившегося «Белого генерала».
Дмитрий Иванович, герой ещё Крымской войны, неприкрыто ревновал к успехам сына и выбил для себя высокое назначение командующего кавалерией армии. Но кавалерия ещё с началом военных действий была расписана по отрядам, а в штабе числились только его начальник – подполковник Сухомлинов, и вместе с ним князь Сумбатов.
Немного из «личного»
Они, не перетруждённые штабной работой, получили в своё распоряжение сводную конную бригаду и всё же успели совершить свой подвиг, захватив на пару дней городок Гюмурджина, совсем рядом с Константинополем. Сколько-нибудь внятно об этом написано, увы, только в мемуарах самого Сухомлинова.
К ним и обратимся, с неизбежными сокращениями:
«До Гюмурджины, на берегу Эгейского моря... было не менее 120 верст... По десятиверстной карте и с проводниками из помаков – болгар, принявших ислам, мне удалось провести наш партизанский отряд с севера на юг, от Хаскова до Гюмурджины...
Шли налегке, длинной колонной в один конь, что производило впечатление большого отряда, несмотря на то, что в нём не было и тысячи всадников... От встречных турок я узнал, что Гюмурджина занята табором турецкой пехоты, и в окрестностях города лагерем расположилось несколько десятков тысяч мусульманского населения, частью вооруженного, бежавшего перед «московом».
...В соседнем же порту отступившие войска Сулеймана грузятся на броненосцы для отправки в Галлиполи. При таких условиях отряд наш был слишком слаб, чтобы брать город открытой силой...
Взять его можно было только с налета, и для этого необходимо было, чтобы о численности нашего отряда в Гюмурджине не знали. Поэтому, закрыв выход из гор, мы никого уже в город не пускали до занятия его нами.
Занятие же его я просил разрешения генерала Чернозубова исполнить так: с небольшим разъездом из трёх-четырёх всадников возможно быстрее пробраться в город и потребовать сдачи его во избежание... артиллерийского обстрела и неизбежного разрушения домов».
...В соседнем же порту отступившие войска Сулеймана грузятся на броненосцы для отправки в Галлиполи. При таких условиях отряд наш был слишком слаб, чтобы брать город открытой силой...
Взять его можно было только с налета, и для этого необходимо было, чтобы о численности нашего отряда в Гюмурджине не знали. Поэтому, закрыв выход из гор, мы никого уже в город не пускали до занятия его нами.
Занятие же его я просил разрешения генерала Чернозубова исполнить так: с небольшим разъездом из трёх-четырёх всадников возможно быстрее пробраться в город и потребовать сдачи его во избежание... артиллерийского обстрела и неизбежного разрушения домов».
Рискуя сразу попасть под турецкие пули,
«...с трубачом и тремя казаками я (Сухомлинов – Прим. ред.) довольно быстро прошёл три или четыре версты от гор до города... Часовой у ворот не только не задержал нас, но отдал нам честь. Я думаю, что он ошалел и ничего не понял.
Я направился к подъезду дома, взошел по ступенькам в подъезд... открыл большую массивную дверь и был поражен неожиданным зрелищем: на сплошном диване вдоль стен залы сидели турки.
Если я был поражен неожиданностью очутиться среди городского собрания представителей враждебной страны, то и этих последних не мог не поразить русский офицер, вошедший к ним неожиданно.
Эта «живая картина» прервалась моим заявлением через переводчика, что... при добровольной сдаче город будет занят только кавалерийским отрядом. За порядком мы сами будем строго наблюдать, а за фураж и продовольствие заплатим золотом...
Если на мои миролюбивые условия они не согласны, я покину город; начальник отряда долго ждать не будет, начнёт враждебные действия и предоставит разговаривать с ними своим «топам» (топ – по-турецки пушка)...
Я собирался уходить, но ко мне подошел каймакам и заявил, что условия мои принимаются, и просил, чтобы все, мною обещанное, было выполнено».
Я направился к подъезду дома, взошел по ступенькам в подъезд... открыл большую массивную дверь и был поражен неожиданным зрелищем: на сплошном диване вдоль стен залы сидели турки.
Если я был поражен неожиданностью очутиться среди городского собрания представителей враждебной страны, то и этих последних не мог не поразить русский офицер, вошедший к ним неожиданно.
Эта «живая картина» прервалась моим заявлением через переводчика, что... при добровольной сдаче город будет занят только кавалерийским отрядом. За порядком мы сами будем строго наблюдать, а за фураж и продовольствие заплатим золотом...
Если на мои миролюбивые условия они не согласны, я покину город; начальник отряда долго ждать не будет, начнёт враждебные действия и предоставит разговаривать с ними своим «топам» (топ – по-турецки пушка)...
Я собирался уходить, но ко мне подошел каймакам и заявил, что условия мои принимаются, и просил, чтобы все, мною обещанное, было выполнено».
Спустя несколько часов Сухомлинов получил депешу от турецкого командующего Савфет-паши, который требовал, чтобы
«русский отряд немедленно покинул Гюмурджину, так как заключено перемирие.
...Подобное требование было совершенно невыполнимо, тем более что мы не имели никакого официального извещения о состоявшемся перемирии».
...Подобное требование было совершенно невыполнимо, тем более что мы не имели никакого официального извещения о состоявшемся перемирии».
И только когда «из Адрианополя прибыл корнет Бунин с предписанием из штаба об отходе нашего отряда за демаркационную линию реки Арды, так как перемирие действительно состоялось», Сухомлинов отдал приказ о марше бригады назад – за демаркационную линию.
Академик и кавалерист
С Балкан Сухомлинов возвратился с орденом Святого Георгия и золотым оружием за храбрость. Но тяжело больным – в Константинополе он заразился чёрной оспой. Но быстро вылечился и получил новое назначение – правителем дел Николаевской академии Генерального штаба с присвоением вскоре звания полковника.
Начальником Академии тогда же стал генерал М.И. Драгомиров – один из героев войны, который и взял Сухомлинова под своё крыло. Однако генеральского звания будущий министр Сухомлинов быстро не получил, не помогла ни протекция начальника академии, ни поддержка в августейшем семействе.
Полковник гвардейской кавалерии почти десять лет руководил практическими занятиями по тактике и написал ряд учебных пособий. Он также читал лекции в Пажеском корпусе и в Николаевском кавалерийском училище, где его слушателями были великие князья Пётр Николаевич и Сергей Михайлович. Впоследствии оба заняли высокие посты в армии.
А Сухомлинов, которого все знали как прекрасного наездника, после восьми лет в академии возглавил офицерскую кавалерийскую школу и почти 12 лет руководил ею. В это время им был написан ряд учебных пособий, историческое исследование о наполеоновском маршале Мюрате, брошюра про партизан 1812 года, а также и несколько рассказов, опубликованных под псевдонимом Остап Бондаренко.
Начальник школы активно сотрудничал с журналами «Разведчик», «Военный сборник» и газетой «Русский инвалид». Непросто понять, как такой занятой офицер, ставший генералом только в 1890 году, успевал ещё и командовать. Сначала Павлоградским гусарским полком, который при Александре III переформировали сначала в драгунский, а потом обратно, а затем и 10-й кавалерийской дивизией.
Наконец, в 1899 г. Сухомлинов, уже генерал-лейтенант, вступил в должность начальника штаба Киевского военного округа. Тогда такой пост в русской армии не считался достаточно высоким, и через три года стареющий Драгомиров фактически сделал Сухомлинова своим заместителем, назначив его помощником командующего.
Когда Россия ввязалась в войну с Японией, генерала Драгомирова предполагалось назначить главнокомандующим русской армией на Дальнем Востоке. И если бы это назначение состоялось, то не миновать Сухомлинову участия в тяжёлых сражениях в Маньчжурии.
Командующий и генерал-губернатор
Генерал-адъютант Драгомиров отказался со ссылкой на слабое здоровье, что и подтвердила его кончина уже в октябре следующего года. Но генерал от инфантерии успел продвинуть на пост командующего войсками Киевского военного округа своего заместителя – генерала от кавалерии Сухомлинова.
В октябре революционного 1905 года Сухомлинов был назначен на пост Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора. Драгомиров от такого совмещения военного и гражданского постов отказывался категорически, а Сухомлинов согласился только после произошедших в Киеве беспорядков.
Впереди у генерала от кавалерии и генерал-адъютанта было назначение на самые высокие армейские посты. А ещё – скандальная отставка с последующим судебным приговором и почти годом отсидки в Трубецком бастионе Петропавловки. И кончина в Берлине, где Сухомлинов успеет потрудиться консультантом при Главном штабе рейхсвера.
А до этого у Сухомлинова был не менее скандальный второй брак. В 1904 году он овдовел и вскоре близко сошёлся с семейством Бутовичей. Стареющий генерал влюбился в Екатерину Викторовну, супругу небогатого, но весьма родовитого помещика Владимира Николаевича, предок которого подписывал ещё Переяславскую раду.
Сухомлинов будет несколько лет добиваться их развода. В ход пошли угрозы, шантаж и подлог с изменой мужа, у которого якобы был адюльтер с гувернанткой. Позже выяснилось, что быть его просто не могло, так как давно уехавшая во Францию та по заключению врача оказалась девицей. Но развода влюблённый генерал всё же добился, хотя репутацию свою испортил напрочь.
Окончание следует…
Информация