Будни зампотеха: КрАЗы, которые замерзли
КрАЗ-255Б
«Из-под КрАЗов вода капает!»
Прежде чем начать эту заметку, я хочу поблагодарить тех читателей «Военного обозрения», кто поздравил меня с юбилеем. Искренне рад!
Итак, на Крымском полуострове наступила «зима», которая сопровождалась частыми штормами, такими, каких я не наблюдал на Балтике по мощи и зрелищности (возможно, потому, что жил не на берегу, а в трёх километрах от него).
Иногда казалось, что огромные волны вот-вот захлестнут наши жилища и технику. Дух захватывало у меня, уроженца Сибири, от такого разгула стихии!
Случалось, шёл снег, который, впрочем, быстро таял.
Однажды даже температура упала на 4–5 градусов ниже ноля. Ненадолго, правда, но вот именно в этот момент и случилась неприятность, которая нарушила моё безмятежное пребывание в Казачьей бухте.
Та самая упоминавшаяся ранее ложка дёгтя.
На следующее утро после ночных заморозков ко мне прибежал солдат и взволнованно говорит:
«Товарищ лейтенант, из-под КрАЗов вода капает!»
Я вскоре сам убедился, что солдат ничего не выдумал – из-под двигателей машин действительно капала вода.
Все сомнения отпали – вода в системах охлаждения замёрзла, и стенки блоков цилиндров двигателей потрескались. Оттаивая, вода стала капать, просачиваясь через трещины, на землю.
ЧП!
В этом месте заметки надо сделать важное, хотя далеко не лирическое, отступление.
Дело в том, что эти автотягачи (так и не вспомнил – их было 6 или 8?) стояли на берегу, и никто особого внимания на них не обращал. Заводчанам они в их деятельности были не нужны, поскольку у них на берегу имелся гусеничный тягач, чтобы при необходимости вытаскивать катера на берег.
А мне их никто не передавал для охраны и наблюдения: ни в письменном, ни в устном виде.
Так бы они и стояли в некотором отдалении до самой погрузки на железнодорожный транспорт, если бы мой солдат случайно не проходил мимо и не заметил беду.
Что делать?
Я сразу же обратился к заводчанам.
И здесь стоит отметить, что ни гражданские, ни я – никто не стал перекладывать вину друг на друга. Машины оказались как бы ничьи, в «юридическом вакууме», если можно так сказать.
Все понимали, что случись официальное разбирательство, все бы сёстры получили по серьгам.
Парадокс ситуации состоял в том, что я бы пострадал материально меньше заводчан, поскольку больше трёх должностных окладов с меня нельзя было по закону высчитать, а остальное вполне могло лечь на их плечи. Не знаю, сколько стоил двигатель ЯМЗ-238, но наверняка больше моего оклада. А их было целых 6 штук (или 8)!
Домой – в Клоогу
Стали решать, как выходить из ситуации.
Когда сняли крылья с передних колёс КрАЗов, обнаружили в нижней части блоков трещины длиной от 4 до 6 см. Увидеть их было нельзя, пока эти самые крылья стоят на месте.
И заводчане говорят мне:
«Не переживай, лейтенант! Всё изладим!»
И ребята приступили к работе.
Сначала свёрлышком на 2 мм засверлили концы трещин, чтобы они не увеличивались в длину.
Стенки рубашки охлаждения блока выполнены очень близко, просвет между ними очень мал, и любое неосторожное движение привело бы к сквозному просверливанию блока. Тогда уже ничего нельзя было бы исправить.
Но волжане не подкачали.
Мало того, по обеим сторонам трещин тем же сверлом, а затем метчиком выполнили несколько резьбовых отверстий. Затем очень осторожно слегка разделали трещины и залили их эпоксидным клеем. Потом тонкие металлические пластины прикрутили винтами под отвёртку поверх трещин. Так – на всех машинах. Заправили водой и проверили качество ремонта путём нагрева и небольшой обкатки.
Всё получилось, ремонт оказался что надо!
И после «обкатки» зачистили наждаком выступающие края пластин-заплат так, что они стали выглядеть наподобие небольших выпуклостей, и в завершение закрасили места ремонта серебрянкой, практически под цвет серого (почти белого) чугуна блока цилиндров.
Я смотрел на всё это с «высоты» своего короткого технического опыта и восхищался.
Время шло. Наступил февраль. Заморозков больше не было. Затем пришел март, а с отправкой эшелона с техникой так и не наступало никакой ясности.
Мне понемногу стала эта история надоедать. Дома, в Клооге, молодая жена с маленькой дочкой, а здесь…
Надо помнить, что в те годы так вот запросто позвонить было невозможно. Уже однажды ночью выгрузился, вернувшись с боевого дежурства в Средиземном море, полк морской пехоты, не дав до утра нам уснуть, уже вовсю хозяйничала в Крыму весна. А я решил в этом году писать рапорт для поступления в академию.
Однажды из почтового отделения военного городка мне удалось отправить в часть телеграмму с просьбой заменить меня, но ответа так и не получил.
И, устав от неопределённости и от Казачьей бухты, я принял рискованное решение: убыть в Клоогу самостоятельно, под предлогом необходимости уплаты партвзносов (в случае неуплаты партвзносов в течение трёх месяцев подряд член партии мог быть исключён из её рядов – на этом я и решил сыграть).
По прибытии моём в часть на меня немного покричали, но не наказали, а ротный обрадовался.
Но вместо меня в Севастополь уехал командир взвода из нашей роты лейтенант Чивилёв, который проторчал там ещё до средины лета. И только летом эшелон с техникой прибыл наконец в Клоогу.
Я написал рапорт на поступление в академию в следующем, 1972 году, комбат майор Романенко подписал его, и я начал готовиться к поступлению.
Всё лето в наш батальон ездило высокое начальство, начиная с командования Прибалтийского округа и заканчивая командованием Сухопутных войск. И все хотели посмотреть на эту диковинную технику в деле.
Сначала ею управляли заводчане, но очень скоро в штате батальона появилось подразделение моряков-катеристов, и специалисты завода-изготовителя, обучив моряков, убыли домой, в Навашино.
«Виру Валге»
КрАЗы не подвели, работали безотказно, и никому в голову не приходило снять крылья колёс и проверить целостность блоков.
Я молчал.
Солдат, обнаруживший неисправности, благополучно уволился в запас.
Зампотехом роты плавающих средств (РПС), в состав которой поступили автотягачи, был в то время младший лейтенант – «двухгодичник», эстонец по фамилии Росмаа (или, возможно, Роосма). Он в сентябре заканчивал службу и увольнялся.
А ещё годом раньше мы с ним договорились, что он по увольнении продаст мне плащ-накидку. Свою-то я оставил в электричке, когда ехал к месту службы в Клоогу.
Парень он был неплохой, надёжный, как, впрочем, и все эстонцы, а их в военном городке служило несколько человек в офицерских званиях. Командиром той же РПС был капитан, эстонец по фамилии Вяхк.
Росмаа сказал, что за плащ-накидку с меня хватит и бутылки хорошей водки (всё-таки два года службы среди русских офицеров даром не прошли!), причём мне и предложил её с ним распить.
Я купил бутылку эстонской водки «Виру Валге», решив потрафить национальным чувствам собутыльника. Хорошо посидели, душевно поговорили. В процессе распития под воздействием алкоголя у меня чувство осторожности слегка притупилось, и я, полагаясь на чувство товарищества Росмаа, решился раскрыть тайну КрАЗов.
Он, конечно, очень удивился, но сказал, что ему уже всё равно, что он уже уволился и в часть возвращаться и тем более сдавать меня не собирается.
На том мы с ним обнялись и расстались.
Много лет с тех пор прошло, но я так и не решил, какова степень моей вины в том происшествии, которое случилось в Казачьей бухте в далёком январе 1971 года.
Иногда мне кажется, что я совсем не виноват, а порой…
Продолжение следует…
Информация