Грани боеготовности. Армия и политика 1927 года
Состояние РККА
Главная проблема любой страны после большой войны – что делать с армией. Россия, провоевав в общей сложности восемь лет, не могла содержать не то что пятимиллионную, но и миллионную, как до Первой мировой войны, армию. И дело не в большевиках, дело в войне и разрухе, страну надо было восстанавливать и тащить из болота, стране нужны были рабочие руки и деньги на индустриализацию, на войска уже не хватало. И ее начали сокращать. Причем сокращать сразу в десять раз, переводя большинство частей на территориально-милицейский принцип комплектования. Нельзя сказать, что проблему не понимали:
«…в условиях современной войны никакое качество войск не может возместить количественного несоответствия в связи с 1000-километровой шириной фронтов».
Ее понимали, но решения не видели.
Для достижения этой задачи, наша Красная армия, несмотря на все успехи оперативной и организационно-мобилизационной подготовки, а также военизации всей страны, остается не боеспособной и наше положение будет угрожающим.
Начальник Штаба РККА Тухачевский.
Начальник Штаба РККА Тухачевский.
Что, в принципе, и верно, тот же Тухачевский писал, что армии нужны успехи индустриализации, а пока либо одно, либо другое. Опять же:
Если бы, как минимум, мы хотели достигнуть равенства в силах с возможными противниками, то с объявлением войны мы должны были бы выставить 113 стрелковых дивизий, и в процессе войны сформировать 57 стр. дивизий, а всего 170 стрелковых дивизий.
А сформировать физически страна могла 91 дивизию. И это пехота, где относительно просто и легко, «мосинок» и «Максимов» в стране хватало, а повоевать успела добрая половина мужского населения. А вот артиллерия:
В настоящее время корпусная артиллерия находится в катастрофическом положении, не имея значительного процента материальной части для разворачивания. 4-летняя программа предусматривает постройку: 51 пушек 42 лин. (вместо 138), 138 гаубиц 6 дм.
С тяжелой – катастрофа, трехдюймовки – только планируют модернизировать, а о батальонной несмело заговаривают, понимая, что никак. С ВВС все тоже грустно:
Учитывая неполную готовность Авиатреста к производству самолетов тяжелой бомбардировочной авиации, считать необходимым ограничить программу «1200» сформированием в 1926–1928 бюджетных годах не трех, а двух тяжелых бомбардировочных эскадрилий.
Истребительные эскадрильи, скажем, сократили до 19 самолетов с 31, только так удалось выполнить план по численности. Аэростатов из восьми отрядов осталось два, ввиду полного износа матчасти. Пошел отказ от формирования новых авиачастей в азиатской части страны и от ВВС ВМФ. Не вытягивала промышленность потребности армии, от слова вообще, что спустя пять лет после Гражданской совсем неудивительно. На 1925 год промышленность могла:
Даже учитывая недостаток у нас легких пулеметов и автоматов и получаемую отсюда экономию в расходовании винтовочных патронов, мы все-таки будем иметь обеспеченность ими не более, как на 7 %. Артиллерийские снаряды могут подаваться лишь в 25 % потребности.
Пропаганда
А вот пропаганда была оторвана от реальности и прямо толкала население на веру во всемогущество РККА, оборачиваясь против самой власти.
«У незначительной части рабочих есть убеждение, что мы трусим, отписываемся нотами и что даже пойдем на уступки основных завоеваний революции, лишь бы избежать войны... Среди отдельных рабочих наблюдаются выступления с выражением недовольства нашими уступками и миролюбием… Среди незначительной части рабочих проявляется нетерпение. В выступлениях отдельные товарищи требовали, чтобы правительство перешло от дипломатии к решительным действиям военного порядка».
Народ, уверовав в то, что мы сильны, а западный пролетариат за нас и готов к революции, прямо выражал недоумение – чего мы возимся и уступаем, вместо кардинального решения проблемы? Реальная картина при этом большинству населения была элементарно недоступна. Рискованная аналогия – современная Украина с недовооруженной армией, без запасов для длительных боевых действий, зато с пропагандой, которая убедила население, что мы всех сильнее и победа неизбежна, очень похожа в этом смысле на СССР той поры. С той, разумеется, разницей, что в СССР были здравые политики, взявшие в итоге верх, которые не стали проверять теорию на практике.
Политика
Проблема раннего СССР была в двух направлениях политики на внешнем направлении. Одну политику вел Коминтерн, готовивший, как положено, мировую революцию, вторую политику – государство, заинтересованное в налаживании полноценных связей за рубежом. Пока был жив общий авторитет – Ленин, все это увязывалось и координировалось, но раскол на фракции ВКП(б) и подковёрная борьба вождей вызвала к жизни то явление, что каждый тянул в свою сторону. Собственно, корни тревоги растут именно оттуда:
В 1926 г. в Англии в ответ на снижение зарплаты на 13 % и увеличение рабочего дня до 8 часов забастовали шахтеры. А 4 мая впервые в истории страны тред-юнионы объявили всеобщую забастовку солидарности. В этом, по выражению Кеннета Моргана, «самом остром в истории Британии классовом конфликте» приняло участие порядка 5 млн рабочих.
Коминтерн мгновенно выделил огромные суммы для поддержки бастующих. Само собой разумеется, Великобритания восприняла поддержку забастовки в ключевой отрасли экономики как грубое вмешательство во внутренние дела и, естественно, предприняла меры, проведя обыск в советском торгпредстве и разорвав дипломатические отношения. Сталин сразу же заметил:
Я должен сказать, товарищи, что Троцкий выбрал для своих нападений на партию и Коминтерн слишком неподходящий момент. Я только что получил известие, что английское консервативное правительство решило порвать отношения с СССР. Нечего и доказывать, что теперь пойдет повсеместный поход против коммунистов. Этот поход уже начался. Одни угрожают ВКП(б) войной и интервенцией. Другие – расколом. Создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого.
И были на то причины, именно Сталин ставил на умеренное рабочее движение в Англии как на рычаг политического давления, именно он не верил, в отличие от Троцкого, что мировая революция возможна в ближайшее время, и именно он, будучи прагматиком, понимал, что мы не готовы. А ситуация сложилась откровенно нехорошая. Нет, войну Запад прямо сейчас не планировал, хотя и без Запада... Многие забывают простую вещь:
По разведывательным данным, наши наиболее вероятные противники – Польша и Румыния – смогут развернуть соответственно 47 и 32 дивизии. Прочие же наши лимитрофные мелкие соседи значительно увеличивают это число (на одной западной границе могут быть мобилизованы 15,5 пехотных дивизий).
Только пояс лимитрофов (а это еще и три страны Прибалтики, и Финляндия) мог выставить армию, подобную советской по численности и превосходящую ее по технике. Учитывая повсеместную русофобию в этих государствах, ждать можно было чего угодно.
Оно и было, убийство торгпреда в Польше, обыск торгпредства в Латвии, огромное количество белых в Европе, объединенных в боевые организации и совершающих теракты в СССР, все это не внушало оптимизма. Из кризиса в политике внешней надо было выходить, двоевластие убирать, экономику укреплять. С чем в итоге и справились. Троцкистская оппозиция была разгромлена, дипломатические отношения с Великобританией восстановили в 1929 году. И трудно поспорить со словами, за которыми знание реального положения вещей.
Идя на подготовку обороны, мы должны создать железную дисциплину в нашей партии. Без этой дисциплины оборона невозможна. Мы должны укрепить партийную дисциплину, мы должны обуздать всех тех, кто дезорганизует нашу партию. Мы должны обуздать всех тех, кто раскалывает наши братские партии на Западе и на Востоке.
В итоге же тот СССР, который был в 20-е годы, стал совсем другой страной, в этом смысле военная тревога 1927 года позволила отойти от революционной романтики к суровой практике, предметно доказав что заграница, в смысле – западный пролетариат, стране не помощник, надо иметь свою армию и свою промышленность мирового уровня. Иначе никак.
Информация