После Синопа. В игру вступают Англия и Франция…
Кадр из кинофильма 1965 года «Фараон», где верховный жрец Амона как раз говорит полководцу Нетагору слова, вынесенные в эпиграф… Очень мудрые, кстати говоря, слова!
«Дело военачальников выигрывать битвы. Но бывает, что военачальники проигрывают их, и дело министров думать об этом!»
«Фараон» Б. Прус
«Фараон» Б. Прус
Неизвестные войны. Итак, для начала посмотрим, чем же всё-таки завершился Синопский бой с военной точки зрения для России, с учётом того, что русская эскадра имела и количественное, и качественное превосходство в артиллерии над турецкой, а её экипажи обладали отличной выучкой (что, правда, в определённой степени можно подвергнуть сомнению, учитывая некоторые аспекты этого боя, но пусть, пусть будет – отличной!), но она, тем не менее, при всём при этом очень сильно пострадала в бою от сопротивления турок. Более того, в Синопском сражении турецкий флот был лишь ослаблен, но никак не уничтожен полностью. Только четвёртая его часть была потеряна. Между тем в турецком флоте оставалось 6 линейных кораблей, 6 фрегатов и 7 корветов, и 4 сильных пароходофрегата. Причём Черноморский флот после боя мог выставить против этих сил всего лишь 3 линейных корабля, 5 фрегатов, 2 корвета и пароходофрегаты, по всем показателям уступавшие турецким. То есть Синоп для Турции катастрофой не стал, хотя и показал, что в Чёрном море самостоятельно действовать она уже не может.
То есть победа была как бы сама по себе, российское общество порадовала, удовлетворение принесла, равно как и награды участникам боя, но вот реальных дивидендов она, увы, не принесла. И даже напротив… Чему, кстати, есть прямое доказательство в виде письма самого Нахимова, написанное им австрийскому консулу прямо из Синопа. И вот что там было написано:
«Узнав, что турецкие корабли, которые постоянно направлялись к абхазским берегам для возмущения племён, подданных России, укрылись на Синопском рейде, я был доведён до плачевной необходимости сражаться с ними с риском причинить ущерб здешнему городу и порту. Я отношусь с симпатией к печальной судьбе города и мирных жителей, и только упорная защита вражеских кораблей и, в особенности, огонь батарей вынудили нас применить бомбы в качестве единственного средства поскорее привести их к молчанию. Но наибольший ущерб, причинённый городу, определённо вызван горящими обломками турецких кораблей, сожженных большей частью их собственными экипажами... Теперь я покидаю этот порт и обращаюсь к вам, как к представителю дружественной нации, рассчитывая на ваши услуги, чтобы объяснить городским властям, что императорская эскадра не имела никакого враждебного намерения ни против города, ни против порта Синоп.»
Русская эскадра на рейде Севастополя. И. К. Айвазовский. Государственный Русский музей
Явно Нахимов попытался в нём выступить как дипломат. Но чего боялся он, представитель великой державы? На войне как на войне и… горе побеждённым. Специально мы город не жгли, но… превратности войны, знаете ли. Тут и объяснять ничего не надо было. Но, видимо, надо, раз он такое письмо написал. Да только зря кланялся. Потому как Австрия в будущей войне между Россией и её противниками всё равно заняла враждебную ей позицию. И тем не менее… Видимо, червячок сомнения в мотивированности своих действий и их результатов в душе у него всё-таки был, пусть даже повторить Наварин он повторил, хотя в несколько меньших масштабах, чтобы там об этом Корнилов ни говорил.
А вот канцлер Нессельроде расценил Синопский бой как грубейшую политическую ошибку. Он начал убеждать европейских дипломатов, что большого значения придавать этому событию не стоит – «бой он и есть бой», ну потопили несколько фрегатов, чего не бывает, но тут его подвёл уже сам император, который начал говорить о нём как о событии, имеющем большое значение.
«Новые доки в Севастополе». Луиджи (Людвиг Осипович) Премацци (1814–1891), 1850 г. Центральный военно-морской музей, Санкт-Петербург
Но его усилия были напрасны. Был найден повод вмешаться в русско-турецкий конфликт, и пропустить его было попросту невозможно. Вот, например, что по этому поводу написал император Наполеон III Николаю I в своём письме от 17 января 1854 года:
«До сих пор мы были заинтересованными наблюдателями борьбы, когда Синопское дело заставило нас занять более определенную позицию. Франция и Англия не считали нужным посылать десантные войска на помощь Турции, их знамя не было затронуто столкновениями, которые происходили на суше, но на море это было совсем иное. У входа в Босфор находились три тысячи орудий, присутствие которых достаточно громко говорило Турции, что две первые морские державы не позволят напасть на нее на море. Синопское событие было для нас столь же оскорбительно, как и неожиданно. Ибо неважно, хотели ли турки или не хотели провести боевые припасы на русскую территорию. В действительности русские напали на турецкие суда в турецких водах, когда они спокойно стояли в турецкой гавани. Они были уничтожены, несмотря на уверения, что не будет предпринята наступательная война, несмотря на соседство наших эскадр. Тут уж не наша внешняя политика получила удар, но наша военная честь. Пушечные выстрелы при Синопе болезненно отозвались в сердцах всех тех, кто в Англии и Франции обладали живым чувством национального достоинства. Раздался общий крик: «Всюду, куда могут достигнуть наши пушки, наши союзники должны быть уважаемы». Посему дано было нашим эскадрам предписание войти в Черное море и, если нужно, силою препятствовать повторению подобного события.»
«Вид Севастопольской гавани». Луиджи (Людвиг Осипович) Премацци (1814–1891), 1850 г. Центральный военно-морской музей, Санкт-Петербург
Чтобы как можно сильнее задеть российского императора, Наполеон III приказал опубликовать это письмо в газетах. В ответ Николай I попытался объяснить, что, дескать, Европа сама подтолкнула Турцию к войне с Россией, в которой та терпит поражения как на суше, так и на море.
«Синопское дело было неминуемым последствием положения, принятого обеими державами»,
— отвечал Николай I Наполеону III. Вот только слушать его в Париже никто не захотел, а в Англии лорд Кларендон 1 февраля уведомил посланника Бруннова, что английская эскадра в Чёрном море будет останавливать русские суда и принуждать их силой вернуться в свои порты, тогда как туркам обеспечивается свобода мореплавания, хотя меры по недопущению их нападения на русскую территорию и будут приняты.
Действительно, англо-французские корабли в Чёрное море зашли, но сначала никак не препятствовали перевозке российских войск с Кавказа в Крым, проходившей в марте месяце и до конца апреля. То есть нам, можно сказать, в этом очень повезло. Хотя повезло лишь потому, что несмотря на то, что многие корабли находились в починке (а материалов на неё в Севастополе, как это всегда у нас бывает, не хватало), союзники не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы говорить с нами языком пушек. Война была объявлена ими лишь 16 марта 1854 года, когда у англичан на Чёрном море было 40, а у французов 26 кораблей, но и после этого активная фаза военных действий началась далеко не сразу. Причём, если мы посмотрим, что там были за корабли, то станет очевидно, что Чёрное море не было первоочередной целью именно винтовых линейных кораблей, и что союзники считали, что вполне достаточно для победы и тех парусников и пароходов, что они туда послали.
Вход в Севастопольскую бухту. И. К. Айвазовский. Феодосийская картинная галерея имени И. К. Айвазовского
Не так они отнеслись к морю Балтийскому. Против российского флота на Балтике, состоявшего из 26 линейных кораблей, 14 фрегатов, 9 пароходофрегатов и 2 корветов, противник отправил новейшие паровые корабли. Так, британская эскадра вице-адмирала Непира в Балтийском море в апреле 1854 г. насчитывала 43 корабля, включая: 13 винтовых линейных кораблей и семь чисто парусных линкоров; восемь винтовых фрегатов, 11 пароходофрегатов и три посыльных парохода. Эскадра французского вице-адмирала Парсеваль-Дашена состояла из 23 кораблей: одного винтового и восьми парусных линейных кораблей, одного пароходофрегата, семи парусных фрегатов и шести паровых корветов.
110-пушечный корабль «Император Александр». Ф. Перро (1808–1841). 1840 г. Художник ошибся и вместо кормового Андреевского флага (косой лазоревый крест) он нарисовал финский государственный флаг (прямой крест)
Так что заявления, будто бы Черноморский флот не мог сражаться с паровыми судами противника, на деле не вполне обоснованы. Мог! Просто нужно было «головой думать» и использовать любую возможность, чтобы повредить неприятелю.
П. С. Нахимов, адмирал, с рисунка В. Ф. Тимма (1820–1895). Рисунки именно Тимма являются наиболее достоверными портретами Нахимова
Кстати, есть много свидетельств того, что Нахимов, когда речь заходила о Синопе, становился мрачным, неохотно о нём говорил и даже сердился, не разделяя восторгов по поводу этой победы, так как считал, что дал таким образом англичанам и французам предлог ввести свои корабли в Чёрное море. И это отмечали многие его современники, такие как Богданович, Ухтомский, Шестаков. Ухтомский так прямо и писал, что
«Павел Степанович не любил рассказывать о Синопском сражении. Во-первых, по врожденной скромности, и, во-вторых, так как полагал, что эта морская победа заставит англичан употребить все усилия, чтобы уничтожить боевой Черноморский флот, а он невольно стал тому причиной.»
Линкор «Двенадцать апостолов». Литография того времени
И причин тому много, и одна из них чисто… информационная. То есть на словах союзники распинались о невероятной мощи своих флотов, а реально они ей не обладали. Например, на британских кораблях не хватало матросов, поэтому набиралось очень много… юнг, которые не могли, однако, полностью быть качественной заменой. Кормили свои команды англичане плохо. Дисциплина также была весьма низкой. К тому же они увеличивали количество комендоров на своих кораблях за счёт… полевых артиллеристов, что было совсем неравноценной заменой. Их требовалось переучивать, но боеприпасов на это не отпускалось! И всё это должна была вскрыть наша разведка и доложить, куда надо.
120-пушечный линкор «Британия» входит в гавань Портсмута, 1835 год. «Британия» была флагманским кораблём адмирала Джеймса Уитни Дундаса, командующего британским флотом на Средиземном и Чёрном морях с 1851 по 1854 год. Джордж Хайд Чамберс (1803–1840). Национальный морской музей, Гринвич
На знаменитых маневрах 8 августа 1853 года на Плимутском рейде попытки поставить в одну линию парусные корабли и паровые суда привели к тому, что корабли сбились в кучу, так как из-за дыма сигналов флагмана не было видно. Два фрегата и пароход вообще столкнулись, а команда новейшего винтового линкора «Санспарейль», вошедшего в строй в 1852 году, и вовсе поломала машину: кочегары… напились и почему-то начали швырять в топку чугунные болванки. Пароходы пришлось ставить на подветренный борт, так как из-за дыма ничего не было видно. Да и стреляли корабли далеко не лучшим образом. Всё это отнюдь не являлось какой-то тайной и вполне могло быть использовано для нанесения удара по столь недостаточным образом подготовленному противнику.
Но вместо этого мы опять имели ситуацию, аналогичную той, что мы видим в кинофильме «Гусарская баллада», где граф Нулин изволит заметить:
С Европой нам нельзя тягаться...
Возможно ли – ля Франс и мы!
Нет, в мире лучшие умы
Нам не советовали б драться...
Возможно ли – ля Франс и мы!
Нет, в мире лучшие умы
Нам не советовали б драться...
Кадр с графом Нулиным из кинофильма «Гусарская баллада»
Однако точно так же дело тогда обстояло и в реальности. Например, великий князь Константин Николаевич, ставший морским министром, заявлял:
«Материальная сила нашего флота, состоящая в судах, много уступает качествами своими флотам иностранным. Свойства леса, постройка, неимение винтовых двигателей, меньшая быстрота хода, такелаж, артиллерия, снаряды, всякое ручное оружие и проч. суть предметы, в которых мы не можем соперничать с флотами английским, французским и американским...»
Портрет великого князя Константина Николаевича. Франц Крюгер (1797–1857). Государственный Эрмитаж
Между тем англо-франко-турецкий флот превосходил Черноморский флот только по количеству вымпелов и числу пушек. Например, в марте у англичан на Чёрном море было 40 кораблей, а у французов 26. Но винтовых линейных кораблей у союзников было всего… три, причём два имели машины по 140 л. с. и гребной винт на них являлся лишь вспомогательным, а не основным движителем. Подавляющее число линейных кораблей было парусниками, как и черноморские линкоры, а многочисленные пароходы были, напротив, слабо вооружены и использовались в основном в качестве буксиров.
«Ингерманланд», 74-пушечный линкор, с Его Императорским Высочеством Великим князем Константином на борту. Показан отъезд великого князя Константина из Плимута. На гравюре по наброску Н. М. Конди изображён «Ингерманланд», проходящий мимо «Королевы», флагманского корабля адмирала Джона Уэста. Вдали стоят линейные корабли «Альбион», «Авангард», «Родней», «Канопус», «Суперб», «Адмирал Дакрес» и «Дэринг». «Это было одно из лучших зрелищ, которые мы когда-либо видели», — отмечено в комментарии к иллюстрации. «Иллюстрированные лондонские новости», 1845 г., том VII
Ну а бомбические орудия системы Пексана из-за несовершенства своих снарядов были, как мы это уже знаем, не таким грозным оружием. Всё это великий князь должен был знать, но не знал либо не хотел обладать таким знанием, поскольку оно потребовало бы от него решительных действий и… ответственности!
Французский линейный корабль «Жан Бар». Репродукция XIX века. Автор Луи Ле Бретон. Артиллерийское оружие: 90 гладкоствольных пушек: 26 x 30-фунтовых пушек, 4 x 220-мм пушки Пексана (нижняя палуба); 32 x 30-фунтовые пушки (средняя палуба); 24 x 30-фунтовые пушки, 6 x 160-мм пушек Пексана (верхняя палуба). Экипаж 846 человек
К апрелю месяцу усилиями адмирала Корнилова в строю Черноморского флота находилось уже 12 линкоров, 5 фрегатов, 6 пароходофрегатов и 1 корвет. Планировалось силами 12 линкоров напасть на Варну, где союзники в это время высаживали свои войска, и уничтожить их корабли. Более того, как раз в это время союзная эскадра подошла к Одессе, и её тоже можно было бы атаковать под покровом темноты. Правда, война Россией Англии и Франции ещё объявлена официально не была. И это при том, что враждебные действия на море в отношении наших купеческих судов уже имели место. В итоге наш флот так в море и не вышел.
Линейный корабль «Бретань». Жюль Ашиль Ноэль (1815–1881). Национальный морской музей, Лондон
Продолжение следует…
Информация