Саммит «Россия – Африка 2023» может оказаться для США довольно затратным мероприятием
В Санкт-Петербурге завершился крупный саммит «Россия – Африка 2023». Мероприятие на неделю заняло первые полосы мировых СМИ, а экспертное сообщество получило хороший шанс развернуть аналитику на уровне больших моделей.
Римская модель
Если согласно правилу об исключении полярных суждений рассмотреть вышедшие за последние дни обзоры, то мнения относительно перспектив мероприятия для России в целом разделятся на две группы: пессимизм и осторожный оптимизм. На самом деле многое в трактовках зависит от аналитической модели – своеобразной точки отсчета, поскольку одно и то же действие оценивается по принципу «стакан наполовину полон» или, наоборот, «наполовину пуст».
Так, для осторожных оптимистов несомненным плюсом являлось то, что на саммит в нынешних условиях приехали делегации из 49 стран, и только пять государств делегатов не прислали. Пессимисты делают акценты на том, что только семнадцать стран были представлены на уровне высшего руководства.
Оптимисты заостряют внимание на том, что подписан ряд стратегических документов, а силовые позиции России в Центральной Африке остались прочны. Пессимисты в свою очередь приводят цифры ежегодного товарооборота России с Африканским континентом, который описывается крайне скромными величинами – 19–20 млрд долларов.
Сравнивать в таком ключе аргументацию можно довольно долго, но не лучше ли действительно воспользоваться шансом и попробовать посмотреть на этот саммит с точки зрения больших моделей, благо, что и моделей таковых в мире в оформленном виде осталось всего две.
Возможно, кого-то удивит, что Африке много лет подряд отводилась роль своего рода «хранилища ресурсов на долговременной консервации». Но удивлять это не должно, если вспомнить, откуда берет начало идея БРИКС и каким образом шло формирование этого межгосударственного института.
В той модели, которую можно называть «традиционным глобализмом», «Римской моделью» (от Римского клуба) и т. д., предусматривалось разделение мировой фабрики на своеобразные дивизионы: финансовый и административный, технологический, сырьевой, сектор трудовых ресурсов. Собственно, дивизион трудовых ресурсов был представлен Индией и ЮВА, а сырье – Бразилией, Южной Америкой и Россией (в рамках бывшего СССР). Отсюда берет начало идея представительства в виде такого института как БРИК.
Вопрос: а где в БРИК была изначально Африка?
А Африки в БРИК не было, и только позже ЮАР настояла на своем участии. Это не означало, что европейские концерны должны были бы забросить свои активы на континенте, а правительства не заниматься вопросами влияния, но изменялось распределение сил и ресурсов.
Собственно, не нужно идти в исторические анналы – направление вложений перемещалось как раз в регионы БРИК на наших глазах. Модель создавалась с середины 1980-х, и в ней была заложена своя логика.
Африка консервировалась на будущее, а поддержание развития, пусть и совсем слабого, обеспечение вопросов безопасности, должны были происходить за счет механизмов регионального выравнивания, а по сути – мировых дотаций, которые рассчитывались, исходя из показателей общемирового прироста.
Не одной Африке не повезло с таким подходом, можно назвать по аналогии и государства Полинезии, которые вообще прямо дотируются международными структурами.
Обеспечить баланс на Африканском континенте призваны были европейские политические институты и корпорации, поскольку именно они являлись традиционными бенефициарами и контроллерами региона до активного проникновения СССР. Зона африканского франка переходила под крыло эмиссии евро, что в теории должно было придать ей дополнительный ресурс.
Здесь еще раз можно подчеркнуть, что мы имеем дело именно с определенной моделью, ведь с уходом СССР из той же Центральной Африки германский, бельгийский, не говоря уже про французский, капитал должен был по идее буквально ринуться наверстывать упущенное, но основные потоки пошли как раз мимо континента.
США после Сомали дистанцировались от региона, переложив его безопасность на плечи международных, преимущественно французских контингентов. Сырьевые вложения были точечными, там, где была совсем уж конкретная необходимость.
Тот, кто видит такое описание умозрительным, может просто попробовать представить, что было бы с промышленным развитием Африки, вложи туда международные корпорации хотя бы треть от тех средств, которые два десятилетия уходили в Индию, Юго-Восточную Азию и даже энергосектор России. Это не случайность, это логика принятой модели.
Другое дело, что изначальная гармония Римской модели была (как и любой идеал) больше теоретической, а на практике не получалось даже четко выделить тот самый кластер трудовых ресурсов. Может быть, к изначальной (и в теории действительно относительно гармоничной) схеме удалось бы рано или поздно подойти, если бы главный «светоч ценностей демократии» не поставил себе задач максимизации прибыли из регулятивных институтов, полного контроля над энергосектором, политического контроля и т. д.
В общем-то, с 2001 года Вашингтон совершенно не скрывал целеполагания в виде тотальной приватизации Римской модели, причем даже перед Европой.
Стоимостные кластеры
А что же Африка?
А Африка получила, помимо совершенно недостаточных средств по программам выравнивания, еще и религиозный терроризм, который вытеснял с насиженных узлов товародвижения традиционные группы интересов. Американский поход никак не способствовал идее перераспределения части экономического роста в африканскую стабильность.
США же в свою очередь оказались во вполне понятной ловушке – они приватизировали модель, которая не предусматривала максимизации прибыли одной стороной, при этом сами же двигались в рамках логики этой модели.
Это ответ на вопросы – зачем США выращивали из Китая своего конкурента, почему США спокойно отдали во внешний мир часть промышленного сектора, что сейчас им приходится расхлебывать, и на другие вопросы из той же серии. Председатель Совета директоров всемирного акционерного общества в лице США решил получить 100 % акций, но при этом его собственное подразделение по инерции выполняло принятый пятилетний план предприятия. Другое дело, что уже всем стал очевиден приватизационный саботаж вашингтонского руководства.
Собственно, знаменитая «Мюнхенская речь» потому и прозвучала с таким резонансом, что касалась не только России – в ней прямо прозвучал тезис о том, что общепринятая модель перестала быть актуальной – все гарантии, обязательства, перекрестные интересы, даже сама схема распределения на кластеры, остались в прошлом. Расширение НАТО находилось вне рамок Римской модели, контроль над углеводородами одного игрока был тоже вне рамок и т. д.
В ЕС начинается борьба между старыми элитами и проамериканскими. Кризис 2008 года только подтверждает тезисы Мюнхена. Своих противников Вашингтон начинает давить новыми «инновационными средствами» цветных революций, готовя соглашения по Транстихоокеанскому партнерству и Трансатлантическому – вершина творческой мысли кабинета Б. Обамы, которой не суждено было воплотиться в жизнь стараниями Д. Трампа.
А что же Африка?
А Африка получила, помимо дополнительный порций экстремистов, еще и черную дыру в Ливии, от которой стали распространяться метастазы на весь север и центр континента. И опять-таки, заметим, что Б. Обама без всякого энтузиазма помогал европейцам в Ливии: раз Африка – это зона ответственности ЕС, вот пусть европейцы за эту зону и отвечают. Только ни финансовых, ни людских ресурсов для этого у Европы не было. Миссии под флагом Франции, ООН, даже с некоторой помощью США в Африке были – но это не подкреплялось экономикой.
С середины второй каденции Б. Обамы уже сами США пересматривают Римскую модель. Единой системы не получилось, вместо модели разделения экономик по функционалу стали образовываться отдельные стоимостные кластеры.
Нынешнее управление на Западе уже не только этому не препятствует, но и наоборот стремительно строит высокий забор между своим миром и остальным.
Если прошлую модель можно было бы образно представить в виде цельного куба, то нынешняя это «тессеракт» – куб в кубе, мир в мире. С отдельными ценностями, пониманием человека, отдельными религиозными и квазирелигиозными догматами, понятиями должного, этичного, допустимого и т. д. Это уже не старый американский образ града на холме, а новый пифагорейский полис, куда не пускают замшелых традиционалистов, не посвященных в ценности религии будущего. В город-сад, по выражению Ж. Борреля, джунгли не должны проникать корнями.
Африку обманули четырежды
А что же Африка, спросим мы в четвертый раз?
А вот Африке только не хватало ценностного кодекса новых западных пифагорейцев.
По сути дела африканцев обманули четыре раза. Первый раз, реализуя модель, в которой континент становился сырьевым складом на длительной консервации. Естественно, что никто африканцев о такой важной роли не предупреждал.
Второй раз, когда пообещали стабильную часть от мирового экономического роста, а в итоге континент получил только точечные вложения в сырье от европейцев, важные для ЕС, но совершенно недостаточные для местных. При этом формально следовать схеме никто не отказывался, действовала и действует зона африканского франка, привязанного к эмиссии евро. Но по сути она, как и раньше, осталась системой подпитки узких элитных групп.
Третий раз – когда вместо безопасности обеспечили рост экстремизма, при этом наводнив регион бесполезными военными и полувоенными формированиями и миссиями.
И в четвертый раз, когда предложили «камень вместо хлеба и змею вместо рыбы» – новые ценности вместо всего остального, например, вместо т. н. «зерновой сделки».
Надо ли удивляться, что даже с огромной разницей в культурной парадигме с представителями Китая, именно китайцы стали осваивать Африку с начала 2010-х, а российская ЧВК получила массовую поддержку, причем даже в урановом подбрюшье Франции – Нигере и французской цитадели – Сенегале, где предотвратили переворот перед саммитом «Россия – Африка»?
Реализуя амбициозные и многоплановые схемы, США так и оставили Африку на контроле у европейцев. Причем этот подход работает и сейчас.
Для примера можно привести кризис в Тунисе, который запросил программу помощи. Вашингтон чуть ли не в ультимативной форме переадресовал ее в Брюссель, который за полгода с чудовищным скрипом родил нечто аморфное на 1 млрд евро. Можно наглядно сравнить это с затратами на других направлениях.
Таким образом, на саммите «Россия – Африка 2023» мы видим не какой-то экзистенциальный поход африканцев против гегемонов и глобалистов, но это действительно своего рода революционная ситуация, когда одна сторона не может управлять по-старому, а другая – жить по-старому.
Мир расходится по стоимостным квартирам, а Африка – континент, населенный 1,5 млрд чел., остался в парадигме Римской модели как склад сырья на будущее. Только модели уже нет, и нести обязательства в ее рамках ни ЕС, ни США не собираются. И на площадке саммита регион заявляет, что не важно, какая из двух моделей является актуальной – в нее должна быть включена Африка на уровне, близком к тому, что Запад предлагает другим.
Именно поэтому, если посмотреть на вопросы повестки саммита, на заявления, сделанные там, и сравнить их с указанными выше четырьмя пунктами, то мы увидим полное сходство проблематики. Даже в последовательности тезисов.
Уникальность этого саммита
Уникальность этого саммита в том, что решить вопрос, поставленный африканцами, США могут, либо вернувшись в рамки Римской модели, а это противоречит тому, что они делают сегодня, либо вытащив откуда-то не только финансовые, но и военные и даже интеллектуальные ресурсы, которые сегодня брошены на формирование экономического полюса Индии и арабских стран, а также на театр противостояния в Восточной Европе.
У США не решен вопрос между Израилем и Саудовской Аравией, для этого проекта они аккумулируют ресурсы, и свои, и Европы, и Канады, и Японии, а тут заявка от целого континента. Это не означает, что Африка «уйдет в Китай», «образует союз с Россией» и т. п., но это указывает на то, что дефицитные ресурсы придется отвлекать с других направлений.
Теперь даже чтобы собрать африканские голоса в ГА ООН, Вашингтону придется отвлекать дипломатию и резервы. Для Вашингтона это все очень не вовремя, они не хотели отвлекаться даже на кризис в Судане, но европейский менеджмент, поставленный ими же, сегодня настолько слаб в плане инициативы, что и поручить-то ему ничего нельзя (пример с Тунисом тут показателен).
Поэтому, думается, что зря пессимисты и скептики пытаются подсчитать, во сколько сотен миллиардов долларов может обойтись инвестиционная программа России в Африке, есть ли они эти сотни миллиардов, сможет ли Россия обеспечить деятельность масштабов СССР на континенте и т. д. Речь идет не о миллиардах. Не Россия придумывала обе глобальные модели, не нам и финансировать их адаптацию для Африканского континента.
Просто африканцы поставили текущий менеджмент на Западе перед проблемой изменения концептуальной модели, причем поставили довольно жестко.
Отсюда и такое бурное обсуждение в США этого саммита, которое происходит на профессиональных экспертных площадках. Хотя и тезисы борьбы с неоколониализмом там тоже ложатся против либеральной повестки. Главное же, что изменить, даже просто адаптировать концептуальную модель для США априори стоит намного дороже российских затрат по проведению саммита в Санкт-Петербурге.
Так что будем надеяться, что Москва сумеет в полной мере воспользоваться этим рычагом.
Делать это придется быстро, потому что для США одной из первых задач будет создание какого-либо нового переговорного формата (может быть, и не одного) для африканских стран – попробовать, можно ли на аналогичном, не сильно затратном переговорном треке перебить эту повестку.
Информация