«Побег тринадцати». Наталья Климова после покушения на Столыпина
Как мы помним из предыдущей статьи, громкое покушение эсеров-максималистов на Столыпина 12 (25) августа 1906 года закончилось неудачей: несмотря на огромное количество жертв и пострадавших, премьер-министр отделался ушибами. Многие из участников этой акции были арестованы. Среди них оказался и муж героини статьи – Михаил Соколов, который был опознан, схвачен 26 ноября того же 1906 года и повешен 2 декабря.
Арест и приговор
Наталья Климова была арестована 30 ноября – и также приговорена к смертной казни. В это время она написала прославившее её на весь мир «Письмо перед казнью» («Письмо рязанским друзьям»), которое осенью 1908 года было напечатано в журнале «Образование».
Молодой литературный критик Корней Чуковский причислил это «Письмо» к «лучшим страницам русской литературы за 1908 год». А философ Семен Франк, в будущем приват-доцент Петербургского университета и заведующий кафедрой философии Московского университета, в статье «Преодоление трагедии» сравнил «Письмо» Климовой с «De profundis» Оскара Уайльда («Из бездны», письмо-исповедь, обращённое к лорду Альфреду Дугласу) и заявил:
«Эти шесть страниц своей нравственной ценностью перевесят всю многотомную современную философию и поэзию трагизма».
Но, как мы помним, отец Климовой был членом Государственного совета и одним из руководителей регионального отделения партии октябристов. Его письмо в защиту дочери было принято во внимание, тем более что вскоре после его написания он скончался от туберкулеза. Смертную казнь заменили на пожизненное заключение в каторжной тюрьме (милость для 22-летней девушки, прямо скажем, более чем сомнительная).
Узнавшая о многочисленных жертвах теракта Наталья и без того пребывала в угнетенном состоянии. Теперь же, после смерти отца и любимого мужа она окончательно впала в депрессию и подумывала о самоубийстве, но тут пришёл приказ о её переводе в московскую Новинскую каторжную тюрьму.
У немного пришедшей в себя Климовой стали появляться мысли о побеге. Сидевшая с ней в одной камере Екатерина Акинфеева-Никитина так пишет о ней в своей книге «Наш побег»:
«Необычайной удачей для предприятия нужно считать состав его «штаба»: Наташа Климова, обладавшая способностью всецело и безоглядно отдаваться какому-нибудь образу своей фантазии, заражала всех уверенностью в удаче; в ней было обаяние, присущее всем красивым и талантливым людям, и перед надзирательницами, знавшими об ее громком деле и смертном приговоре, она являлась в сияющем ореоле героини и мученицы».
Сокамерницы
Новинская женская тюрьма была открыта в Москве 13 декабря 1907 года на месте бывших арестантских рот гражданского ведомства.
Новинская каторжная тюрьма
Новинская тюрьма на карте Москвы, 1915 г.
Эта тюрьма была снесена в 1960 году, теперь на этом месте находится высотное здание, известное под названием «Дом-книжка»:
Новый Арбат, дом 36, фото 1976 г.
В Новинской каторжной тюрьме сидели в основном женщины, осуждённые по чисто уголовным делам. «Политические» были собраны в одной камере № 8, негласным лидером которой стала Наталья Климова. Одна из сокамерниц Климовой – Екатерина Акинфеева-Никитина, даёт такое описание этого помещения:
«Камера большая, квадратная, в три высоких окна. По двум стенам идут поднятые к потолку арестантские койки: железные рамы, обтянутые брезентом. Посредине длинный некрашеный стол и две такие же скамьи; кроме того, тяжелые «индивидуальные» скамеечки с ящиками, известные под названием «собачек», – днем они служили сиденьем и шкафом, а ночью на них опирались свободные концы коек. Вот и вся меблировка».
О своих подругах по несчастью она сообщает:
«Социал-демократок – 4 человека; три по делам военной организации и одна за типографию; социалисток-революционерок – 9 человек; две по военной и семеро по боевым организациям; анархисток – 2, беспартийных – 2. Кроме того, в камере сидели 2 уголовные женщины и с ними две девочки 3–4 лет – Муся и Марфушка».
Здесь, вероятно, следует сделать уточнение.
В «военные организации» входили «штурмовые группы», участвовавшие в прямых боевых столкновениях – например, с охраной банков во время экспроприаций. А члены «боевой организации» – это «диверсанты», цель которых, не привлекая внимания, подобраться к намеченной жертве и нанести неожиданный удар. Знаменитым «штурмовиком» был, например, Симон Тер-Петросян (Камо), а героиня статьи Наталья Климова была членом боевой группы.
В основном среди сокамерниц Климовой оказались представительницы интеллигенции, но были ещё пять портних и швей, а также одна не знавшая русского языка местечковая еврейка, осужденная военным судом за то, что в ее доме двое жильцов-анархистов без её ведома устроили склад динамита. Многие из них оказались знакомы Е. Акинфеевой-Никитиной:
«С Наташей Климовой мы встречались на воле еще в 1905–1906 гг.; Анна Павловна Гервасий и Лиля Матье сидели под следствием у нас в одиночном корпусе; с Ниной Морозовой, Гельмой и Зиной Клапиной я разговаривала, когда мы вместе (но по разным поводам) пребывали в Бутырском карцере несколько месяцев тому назад. Так же знали меня Настя Святова и Фанечка Иткинд».
Далее она сообщает:
«При более внимательном наблюдении камера являла очень печальное зрелище: трое явно туберкулезных, шестеро на грани сильного истощения, две истерички (обе беспартийные) – и все без исключения измучены бесконечными тюремными историями».
Екатерина Акинфеева-Никитина
Среди соседок Натальи Климовой была Мария Шишкарева из крестьян Московской губернии – представительница одной из военных организаций эсеров, она участвовала в экспроприациях и была осуждена на 20 лет.
Вильгельмина Гельмс и Зинаида Клапина (она же – Юлия Фабрикантова) – однопартийки Климовой, входили в одну из групп эсеров-максималистов, были арестованы за участие в подготовке покушения на военного министра Редигера, первая получила 15 лет каторги, вторая – 10.
Анархистка Прасковья Иванова по кличке Кепка была арестована ещё в 1905 году после неудачного Кронштадтского восстания, но сбежала из полицейского участка. Дважды была приговорена к смертной казни, но в конце концов её отправили на вечную каторгу.
Об анархистке и террористке-безмотивнице М. Никифоровой, которая в Париже станет ученицей Родена, а потом – знаменитой атаманшей Гражданской войны, мы уже говорили в двух отдельных статьях. Это странное существо, которое на воле требовало называть себя Володей, а в тюрьме пыталось «ухаживать» за Натальей Климовой, сокамерницы вначале приняли за переодетого шпика-мужчину.
В предыдущей статье мы уже читали отзыв Никитиной о М. Никифоровой. Других своих сокамерниц она характеризует следующим образом:
«Приятельница Климовой, Шура Карташева, жизнерадостное и положительное существо, обрабатывала, уточняла, вводила в систему все наши блуждания в мире счастливых возможностей – это был образцовый секретарь, трезвый ум и мужественное сердце.
Вильгельмина (или Гельма) Гельмс одна, может быть, среди всех нас еще не тронула запасов великолепного здоровья и огромной жизненной силы. Про нее все знали без слов: Гельма будет в самом опасном месте, Гельма сделает все, что нужно.
Нина Морозова, великий конспиратор и стратег, а также Лиля Матье, вели сношения с волей: к ним ходили, под видом братьев, таинственные незнакомцы, известные нам под кличками «Взрослый мальчик» (Коридзе) и «Чортик» (Вас. Калашников»).
Вильгельмина (или Гельма) Гельмс одна, может быть, среди всех нас еще не тронула запасов великолепного здоровья и огромной жизненной силы. Про нее все знали без слов: Гельма будет в самом опасном месте, Гельма сделает все, что нужно.
Нина Морозова, великий конспиратор и стратег, а также Лиля Матье, вели сношения с волей: к ним ходили, под видом братьев, таинственные незнакомцы, известные нам под кличками «Взрослый мальчик» (Коридзе) и «Чортик» (Вас. Калашников»).
Теперь поговорим о «таинственных незнакомцах».
Побег
Инициатива организации побега принадлежала социал-демократу Василию Калашникову, к которому обратилась с просьбой о помощи осужденная на 4 года каторги Елизавета Матье. А другая узница, однопартийка Калашникова Анна Морозова, которая входила в одну из боевых дружин РСДРП, по некоторым данным, была его невестой.
Знающие люди посоветовали Калашникову обратиться к эсеру Исидору Морчадзе (он же – С. С. Коридзе), который с 1906 года был хорошим знакомым семьи Маяковских – снимал у них комнату в Большом Козихинском переулке.
Кстати, напомним, что в квартире Горького находилась лаборатория Боевой технической группы при ЦК РСДРП, где Владимир Лихтенштадт изготовил бомбы для взрыва дачи Столыпина.
Эсеров больше всего волновала судьба главной звезды их партии тех лет – Натальи Климовой, получившей всемирную известность после публикации её знаменитого «Письма перед казнью». Для подготовительной работы был сформирован комитет из пяти человек – эсеры и члены РСДРП. Морчадзе уже пытался организовать побег заключённых из Таганского централа, но тогда всё сорвалось, а будущий поэт Маяковский даже был арестован, но отпущен за недостаточностью улик.
С организацией побега заключенных из Новинской тюрьмы у Морчадзе получилось гораздо лучше. Главную роль должна была сыграть надзирательница Александра Тарасова. Некоторые считают эту девушку агентессой самого Азефа, который не «засветил» ее перед «Охранкой», и вот теперь настал её час. Но Никитина утверждает, что Тарасова была завербована уже «на месте»:
«Нина, Наташа и Гельма буквально гипнотизировали ее и скоро довели до состояния восторженного мученичества».
Александра Тарасова, Наталья Климова, Вильгельмина Гельмс, 1910–1911 гг.
Тарасова имела доступ к ключам, с которых сделала копии. Мать и сестра В. Маяковского через неё заранее передали мужскую одежду. В больницах удалось достать подходящие паспорта умерших больных.
Подготовка к побегу была просто образцовой и весьма тщательной. Мало того, что действия были расписаны поминутно, узницы ещё и учились друг на друге быстро связывать человека, причем Акинфеева-Никитина утверждает, что чаще всего тренировались именно на ней и однажды чуть не задушили.
А Исидор Морчадзе познакомился с одним из охранников-мужчин, которые несли службу на посту снаружи тюрьмы (его фамилия была Федоров). Из 16 заключенных камеры № 8 бежать согласились лишь 12.
Кто-то из планировавших остаться выдал план побега, и Тарасова узнала, что её переводят в другой корпус. Решено было действовать незамедлительно – в ночь с 30 июня на 1 июля 1909 года. Охранника придумали напоить пивом со снотворным, Тарасова должна была угостить коллег тортом – опять-таки, со снотворным.
Миссию по спаиванию охранника взяли на себя Василий Калашников и Сергей Усов, которые напоили его так, что тот «едва ушёл к себе в тюрьму». Но при этом Калашников и Усов «не рассчитали сил» и тоже изрядно захмелели – настолько, что пришлось «откачивать их нашатырным спиртом и холодным компрессом».
Федоров уснул на посту, Тарасова открыла камеру и вывела девушек, заблаговременно переодевшихся в мужскую одежду. По пути были связаны все другие надзирательницы.
Кстати, кто-то все же выдал полиции дату побега, и на столе дежурной надзирательницы зазвонил телефон: обер-полицеймейстер требовал принять меры. Ему ответила Климова, хладнокровно сообщившая, что «в тюрьме все идет по плану».
Шестнадцатилетний Владимир Маяковский в это время находился на колокольне соседней церкви храма Девяти мучеников: он должен был подать сигнал, что вокруг все спокойно и можно покидать тюрьму.
Но внезапно подошел городовой, которого «нейтрализовал» Василий Калашников. Он, пошатываясь (в данном случае, после усиленной «обработки» Федорова, ему и притворяться не пришлось), подошел к блюстителю порядка, намеренно рассыпал перед ним золотые и серебряные монеты и попросил помочь их собрать – пообещав половину в награду. Городовой с энтузиазмом принялся буквально ползать по земле, а узницы в это время вышли наружу.
Казалось, всё прошло идеально, однако беглянки забыли в камере 8 тысяч рублей, собранных им «на дорогу».
Этот побег стал настоящей сенсацией, противники режима ликовали, сторонники – пребывали в шоковом состоянии. На поимку беглянок были брошены все силы полиции. По словам Морчадзе, «Охранка и полиция совсем потеряли голову».
Розыскной лист
За поимку каждой из узниц была обещана награда в 5 тысяч рублей.
Три из них (Александра Карташева, Прасковья Иванова и Мария Шишкарева) были пойманы на следующий день и попались по глупости. Они должны были добраться до конспиративной квартиры в Мытищах, но им и сопровождавшему их студенту показалась слишком высокой цена, которую запросил извозчик. Проходивший мимо городовой обратил внимание, что у трех из четырех торгующихся мужчин слишком тонкие голоса.
На следующий день в трамвае была узнана и арестована Лиза Матье, но она сбежала прямо из участка. Десять беглянок добрались до Парижа, откуда на следующий год по случаю Пасхи прислали в тюремную инспекцию издевательскую телеграмму: «Христос Воскресе».
По этому делу был арестован и Владимир Маяковский, который провел в Бутырской тюрьме 11 месяцев, 6 из них – в одиночной камере.
Именно тогда он и написал свои первые стихи. А в 1926 году в его стихотворении «Люблю» появились такие строки:
«Что мне тоска о Булонском лесе?!
Что мне вздох от видов на море?!
Я вот
В «Бюро похоронных процессий» влюбился
В глазок 103-й камеры».
Что мне вздох от видов на море?!
Я вот
В «Бюро похоронных процессий» влюбился
В глазок 103-й камеры».
Дорога в Париж
Климову упорно искали в Рязани, но она месяц скрывалась в Москве на квартире некоего влюбленного в нее инженера (который, кстати, не имел к революционным партиям никакого отношения и потому подозрений у полиции не вызывал). Затем через Сибирь она добралась до границы с Китаем, где ее принял под опеку сочувствовавший эсерам богатый купец-чаеторговец Давид Высоцкий. С его торговым караваном она на верблюде пересекла пустыню Гоби, перебралась в Японию, откуда уже морем отправилась в Европу – вначале в Италию, а потом – во Францию.
Жизнь в эмиграции
Во Франции Наталья Климова жила в Париже и в Ницце, однако тосковала по России и мечтала вернуться на родину. Как мы помним, Климова тяжело переживала свою вину в гибели невинных людей во время теракта на Аптекарском острове, писала в то время:
«По-моему, нельзя ничем искупить ошибок, никакими муками, никакой жертвой, смертью своей. Нужна колоссальная жизнь, полная страсти, чтобы не искупить, а чтобы уравновесить приход с расходом».
Она познакомилась с руководителем Боевой организации эсеров Борисом Савинковым, но активного участия в жизни партии не принимала.
Б. Савинков, фото с фальшивого паспорта с которым он 16 августа 1924 года был задержан в СССР (в рамках операции «Синдикат-2»)
А в 1911 году Наталья Климова вышла замуж за эсера Ивана Столярова, также бежавшего с каторги (из-под Читы). В этой семье родились три дочери.
Н. Климова с дочерьми Сашей и Катей
После известия о Февральской революции муж Климовой отправился в Петроград. Не усидела на месте и Наталья, которая в 1918 году также решила вернуться в Россию, но её дочери заболели «испанкой» – тяжелой формой гриппа, жертвами которого тогда стали десятки миллионов человек во всем мире.
Умерла младшая дочь Натальи, родившаяся в сентябре 1917 года. Ухаживая за детьми, Наталья и сама заболела. Она умерла 26 октября 1918 года на квартире своего друга и земляка – инженера Константина Шиловского. Умирая, продиктовала ему детскую повесть «Красный цветок». Была похоронена на кладбище Булонь-Байанкур.
Её муж Иван Васильевич Столяров работал в СССР экономистом планового отдела Всероссийского кооперативного объединения «Художник» (сувенирная продукция которого, кстати, в 30–40-е годы пользовалась большим спросом в США).
И. Столяров
В ноябре 1937 года он был арестован «за контрреволюционную деятельность», расстрелян в 1938 году, реабилитирован в 1956.
Дочери Натальи Климовой
Младшая дочь героини статьи, как мы помним, умерла в младенческом возрасте от «испанки».
Старшая – Наталья Столярова, получила специальность врача-стоматолога. Она приехала в СССР в 1934 году, в 1937 году была арестована «за участие в антисоветской организации», осуждена на 8 лет, освобождена досрочно 1 мая 1945 года. После этого работала в Нальчике курьером-уборщицей, затем лаборанткой маслоделия в совхозе под Ташкентом, учительницей в узбекской школе, библиотекарем. С 1953 по 1956 год жила в Рязани, затем стала литературным секретарем И. Эренбурга и членом Союза писателей СССР. В 1960-е годы несколько раз выезжала за границу, где встречалась с младшей сестрой – Екатериной Столяровой-Анзи. Материалы о матери, собранные Н. Столяровой, стали одним из главных источников доя рассказа В. Шаламова «Золотая медаль». Умерла 31 августа 1984 года.
Другая дочь Натальи Климовой – Екатерина Столярова-Анзи, прожила долгую и неприметную жизнь за границей, умерла в 2009 году в Женеве в возрасте 96 лет.
Информация