Рукопашный бой: от ремесла к искусству
Ещё лет 30 назад наши соотечественники и слыхом не слыхивали о русском рукопашном бое. Советским самбо владели, о японском каратэ уже знали. А о русском – нет. И лишь в лихие 90-е, ставшие благодатным временем для народного творчества, на свет вылупились многочисленные «русские стили». И не все оказались профанацией, многие оформились в серьёзные школы. Именно усилиями специалистов этих школ, всегда энтузиастов, преданных своему пути, мы узнали о том, «…как дрались на Руси…». И теперь вряд ли найдутся сомневающиеся в том, что русский кулачный бой – это реальность, и что наши предки были конкурентоспособными бойцами во все времена. Вопрос о существовании русской бойцовской традиции, думаю, можно считать решённым. Теперь споры историков и поклонников боевых искусств перешли в иное русло: а была ли школа? Можно ли говорить о русском боевом мастерстве, а значит и об искусстве? Были ли мастера рукопашного боя? Существовали ли социальные институты, целью которых была подготовка специалистов-рукопашников?
Безусловно, что когда говорится об искусстве, подразумевается наличие школы. Школу представляет Мастер. У Мастера есть ученики, наиболее толковые из которых развивают школу. Восточные мифы и легенды однозначно указывают на то, что там, в Китае, Японии и Корее были и Мастера, и школы. А как же Русь?
Русские издревле практиковали кулачный бой, каковой по праву являлся общенародной традицией и частью нашей национальной культуры. Но кулачный бой вряд ли можно назвать искусством, в его отношении Александр Белов предлагает термин «боевое ремесло». И действительно: кулачный бой – явление массовое, как вид спорта сейчас. А разве спорт может являться искусством? Мастер спорта и Мастер боевого искусства – в корне различные понятия. Первое отражает сугубо технический навык, когда второе – ещё и уровень духовного развития. Кроме того, сам технический навык в спорте и в боевом искусстве различен. Вот взять, к примеру, каратэ. Современное бесконтактное каратэ, ставшее видом спорта, делает упор на развитие скорости. Здесь нужна скорость и лёгкость движений, чтобы обыграть соперника и получить баллы. Ортодоксальное каратэ – это искусство одного удара, потому что таково условие реального боя. У окинавского крестьянина был только один шанс в схватке с самураем. Поэтому и навык здесь нужен совершенно иной, ведь технический навык всегда диктуется условиями боя. А спорт, как известно, - это масса условностей. Таким образом, боевое искусство, изначально, привязано к задачам реального боя. Поэтому оно и боевое.
Термин «искусство» употребляется тогда, когда подразумевается некая лестница развития, тот самый «путь к вершине», который, конечно, бесконечен, ибо совершенству нет предела. Искусство, в отличие от ремесла, шлифует нюансы, здесь нет мелочей, ибо без мелочей не будет идеала. А идеал – это цель искусства. Именно поэтому ремесленников может быть множество, но Мастеров среди них не так много. Не много людей, способных ремесло превратить в искусство.
Народная традиция рукопашной схватки не могла создавать боевое искусство. Нигде. Ни у нас, ни на Востоке. И этому есть вполне понятные объяснения. Народ практиковал кулачный бой и борьбу, как молодецкую ЗАБАВУ, как средство проявления силы, удали и характера. Они были инструментом воспитания и закалки, но не являлись ОСНОВНОЙ формой деятельности. А поэтому, безусловно, были ремеслом. То есть навык был необходим для поддержания определённой физической формы и демонстрации способности сопротивляться, как важного показателя жизнеспособности. Искусство рукопашного боя крестьянину было ни к чему. Тогда, быть может, оно было необходимо профессиональному воину? Ведь в былые времена роль рукопашного боя в решении боевых задач была основной.
А есть ли какие-то упоминания в исторических источниках о демонстрации приёмов рукопашного боя русскими витязями? Не владения холодным оружием, не проявления физической силы, скорости и иных качеств, а именно УМЕНИЯ, искусственно отработанного, специально поставленного приёма? Такие упоминания есть. Давайте обратимся к Повести временных лет.
В год 6579 (1071). ...Однажды во время неурожая в Ростовской области явились два волхва из Ярославля, говоря, что-де мы знаем, кто запасы держит. И отправились они по Волге и куда ни придут в погост, тут и называли знатных жен. говоря, что та жито прячет, а та - мед, а та - рыбу, а та - меха. И приводили к ним сестер своих, матерей и жен своих. Волхвы же, мороча людей, прорезали за плечами и вынимали оттуда либо жито, либо рыбу, и убивали многих жен, а имущество их забирали себе. И пришли на Бело-озеро, и было с ними людей триста.
В это же время случилось Яню, сыну Вышатину, собирая дань, прийти от князя Святослава; поведали ему белозерцы, что два кудесника убили уже много жен по Волге и по Шексне и пришли сюда. Янь же, расспросив, чьи смерды, и узнав, что они смерды его князя, послал к тем людям, которые были около волхвов, и сказал им: «Выдайте мне обоих волхвов, потому что оба они смерды мои и моего князя».
Они же его не послушали. Янь же пошел сам без оружия, хотя говорили ему отроки его: «Не ходи без оружия, осрамят тебя». Он же велел взять оружие отрокам и с двенадцатью отроками пошел к ним к лесу. Они же исполчились против него. И вот, когда Янь шел на них с топориком, выступили от них три мужа, подошли к Яню, говоря ему: «Видишь, что идешь на смерть,- не ходи».
Янь же приказал убить их и пошел к оставшимся. Они же кинулись на Яня, и один из них замахнулся на Яня топором, но промахнулся. Янь же, оборотив топор, ударил того обухом и приказал отрокам рубить их…
Давайте проанализируем этот отрывок. К сожалению, как это часто бывает, летописец не достаточно точен в своём описании, и поэтому данный эпизод можно рассматривать под разными углами.
Итак, Янь был вооружён топориком, обухом которого вывел из строя одного из нападавших. И здесь много неясного и непонятного. С одной стороны, летописец указывает, что «Янь же пошел сам без оружия», но тут же пишет: «Янь шел на них с топориком…» Вполне было бы понятно, если бы Янь действительно снял с себя всё оружие в качестве знака мирных намерений. Таким образом, маскируя свои истинные цели ролью парламентёра, Янь имеет возможность дойти до самих зачинщиков бунта. Но вот каков смысл в том, чтобы оставить всё вооружение и остаться лишь с «топориком»?
Далее происходит самое интересное: бунтовщики бросаются на героя. Причём летописец не указывает нам число атакующих, но мы явно видим здесь эпизод рукопашной схватки по схеме «один против всех», так знакомый поклонникам засечного боя. Только в отличие от спортивных моделей, перед нами фрагмент реального боя на уничтожение.
Посмотрите, как развиваются события. Разбойник наносит удар топором, «..но промахнулся». С чего бы это? Я вполне бы понял, если бы современный горожанин, на отдыхе в бабушкиной деревне, решив наколоть дров, вместо полена попал бы себе по колену. Но для всякого смерда топор – одно из основных орудий труда. И сейчас деревенские мужики, сызмальства привыкшие сжимать топорище в руках, делают с помощью этого инструмента, можно сказать, ювелирную работу. Промахнуться можно было лишь в том случае, если бы Янь УВЕРНУЛСЯ!
До сих пор навык перемещения по площадке, техника уклонов и увёрток в рукопашном бое считается базой. И сейчас бойцы засечной школы в качестве основного манёвра отрабатывают уход от одновременной атаки троих нападающих. А в те далёкие времена, когда воины сражались мечами и секирами, вообще нечего было делать в схватке тому, кто не умел от удара уходить. И Янь демонстрирует этот навык на «отлично».
А вот дальше мы можем предположить разные варианты развития событий. Мы можем вспомнить о том самом «топорике», который был у Яня с собой изначально. И, конечно, можно предположить, что именно его Янь «оборотил», чтобы обухом вывести из строя нападавшего… В принципе, это, с технической точки зрения, достаточно просто. Но, в этом случае, не понятна логика происходящего. Если бы Янь «брал языка» - другое дело. Но ведь события разворачиваются так, что все зачинщики бунта предаются смерти, и те, кто нападал на Яня, по его же приказу, были изрублены отроками, скрытно следовавшими за своим командиром. Так зачем тогда оборачивать «топорик»?
Смею предположить, что «топорик» никто и не оборачивал. Обратите внимание, что летописец, указывая на оружие Яня, говорит, что тот был вооружён именно «топориком», а когда говорит о напавшем разбойнике, пишет про удар топором. И именно топор Янь и оборачивает. И в этом случае всё встаёт на свои места, потому как мы видим великолепную и чрезвычайно эффектную демонстрация боевого навыка, доведённого до совершенства. Не зря автор летописи изначально говорит о том, что Янь идёт в лагерь разбойников без оружия. Янь – профессиональный воин, сын воеводы ростовского князя. Человек, по всей видимости, не только большого мужества, но и носитель, действительно, уникальных способностей, отточенных до высочайшего уровня. Поражает то хладнокровие и уверенность, с какой он отправляется в лагерь разбойников. Тот факт, что он не взял с собой оружия, говорит лишь в пользу того, что он был абсолютно уверен в своей победе над врагом. Он – воин, а они - смерды. И никогда смерду не одолеть воина, даже если тот безоружен, ведь и утка с ружьём ещё не охотник. Янь отлично знает, что оружие имеет силу лишь в умелых руках, а руки Мастера и без оружия оружием являются.
Янь выполняет по-настоящему сложное техническое действие, достойное Мастера. Он «оборачивает» топор против противника, нанося тому удар его же оружием. Именно в силу специфики технического действия, удар приходится обухом, а не лезвием. Ведь лезвие как раз-то обращено против Яня!
Знаете, если честно, когда я вижу демонстрацию подобного рода приёмов современными рукопашниками, то ловлю себя на мысли о том, что это слишком зрелищно, чтобы быть реалистичным. И бойцы-спортсмены меня поймут. Но, уважаемые, не будьте такими скептиками! Янь имел дело не с себе подобными, а со смердами, презрение к которым у него было столь велико, что он пошёл на топоры без оружия. И победил! Победил потому, что разница в уровне подготовки к рукопашному бою у них была ОГРОМНА (чего в спорте практически не бывает).
К сожалению, мы только можем предполагать о технической сути применяемого приёма, да и летописцу не до муссирования таких подробностей: сам-то он свидетелем событий не был. Да и если бы даже и был, то вряд ли бы что-то понял. Не зря и сегодня на показательных выступлениях по рукопашному бою приёмы демонстрируются в заведомо замедленном темпе, чтобы неискушённым зрителям было понятно, что происходит. Тем не менее, летописец с чьих-то слов записал « оборотив топор, ударил того обухом…». То есть, достаточно точно указал на суть приёма. Откуда бы он мог это знать? По всей видимости, он записал то, что говорили люди, что отпечаталось в народном сознании, а, значит, поразило его. Подвиг Яня (по-другому его поступок не назовёшь, во-истину, контртеррористическая операция!) произвёл громадное впечатление не только на татей лесных, но и на его же отроков, следовавших скрытно за ним и ставших свидетелями всего произошедшего. Уж они-то понимали, какое техническое действие совершил их командир, они и стали источником народной молвы, рассказав людям, как Янь справился с разбойником.
Кстати, не будем забывать и о том, что бунтовщиков было числом триста, а Янь отправляется в их логово под прикрытием всего лишь двенадцати отроков, которые с честью выполняют свою роль, выходя победителями из неравной схватки. Поклонники засечного боя несомненно возьмут на вооружение эти сведения, как неоспоримое доказательство того, что наши предки – воины обладали специфическими умениями противоборства с превосходящими силами противника. Вот он – засечный бой в действии!
Ну, так что же. Мы нашли мастера-профессионала. Мы определили и ту социальную среду, которая напрямую заинтересована в культивировании искусства рукопашного боя. Именно искусства, ведь уровень мастерства воина определяет, будет он завтра жить или нет. Но как же школа? Была ли школа рукопашного боя?
Школа подразумевает наличие системы конструктивных принципов, их преемственность, а так же объединение мастеров – носителей системы. Неужели всего этого не существовало? Конечно, существовало. Обратное противоречит здравому смыслу. Одно дело кулачный бой, где достаточно того, чтобы «дед показал внуку», а тот повторил, как понял. Освоил, не освоил - вопрос личной заинтересованности, да и на нюансы никто внимания обращать не будет. Не существенно. Другое дело - дружина. Боевое подразделение, аналогичное современным отрядам спецназа, где от действий одного зависит общий успех. Здесь без выучки, то есть без школы, не обойтись. Дружина и была тем самым социальным институтом, где искусство рукопашного боя было востребовано и, соответственно, культивировалось.
Дружина имела сложную структуру, свою специфическую иерархию, нуждалась в специалистах разного профиля, подготовкой которых занимались «дядьки», или инструктора по-современному. Неужели кто-то будет отрицать, что боевые подразделения не нуждаются в мастерах боевого искусства? Разве снайпинг – не искусство? На уровне штатного снайпера мотострелкового подразделения, где СВД – это групповое оружие для прикрытия действий группы на дальних дистанциях, стрельба из снайперской винтовки, конечно, ремесло. Но снайпер спецназа, например, антитеррористического подразделения, уверенно скажет, что снайпинг - это искусство. Это не только техника стрельбы, математика расчётов, аналитика, это ещё и психология, образ жизни, миропонимание, если хотите. На таком уровне, снайпинг становится боевым искусством. Так и рукопашный бой. Всякое боевое подразделение, нуждающееся в специалистах - рукопашниках, со временем формирует свою школу рукопашного боя.
Только школа может гарантировать какой-то результат, потому что обладает методикой и разработанной программой. Когда мы читаем описания сражений и видим, что русская дружина прекрасно бьётся как «лавой», так и в плотном строю, это означает, что она УМЕЕТ это делать и обладает широким опытом ведения боевых действий. А этот опыт должен как-то анализироваться, сохраняться, преумножаться, и на его основе должна строиться программа подготовки молодого пополнения, проводиться учения, в конце концов. Потому что без всего этого в принципе не может быть боевого подразделения. А значит, была школа, в том числе и школа рукопашного боя, потому как воин НИКОГДА не разделял бой голыми руками и бой с применением холодного оружия. Это для спортсменов существует «рукопашный бой», «ножевой бой» и прочее. А для армейцев есть «система ближнего боя», где изучаются все способы поражения противника на короткой дистанции, и нет разделения по инструментам поражения, как нет его в реальном бою.
Конечно, была школа. И были Мастера, подлинные, достойные того, чтобы быть примером не только для современников, но и для нас. Знакомо Руси боевое искусство, а то, что оно сейчас находится в тени, не растиражировано, не превращено в товар для потребителя – так оно и правильно: подлинное искусство остаётся уделом узкого круга специалистов, кому оно необходимо по их профессиональному роду деятельности, по их социально-исторической роли, их призванию…
Информация