Евразийская интеграция: главные трудности
В МГУ прошла конференция на тему "Евразийская интеграция". Я сделал примерно такой доклад (текст забыл дома и наговорил много непредусмотренного). Пока что выкладываю исходный текст.В истории больших стран периоды укрепления связности и единства чередуются с кризисами, иной раз приводящими к распаду. Особенно драматично это происходит, если страна складывается как империя, включая в себя разные народы и большие территории. Обычно такие тяжелые кризисы создаются коалициями внутренних «антиимперских» сил и внешних геополитических противников страны. Такие коалиции разорвали в феврале 1917 г. Российскую империю, похожий на них альянс сумел расчленить СССР в 1991 г. Противники единства страны всегда используют моменты ослабления ее государственности и быстро идущие в такие моменты изменения в мировоззрении людей.
Нас интересует вопрос, каковы после таких кризисов шансы у разделившихся частей вновь собраться в едином государстве или союзе какого-то типа? Уже 22 года как расчленен СССР, но до сих пор мы не изжили последствия этой катастрофы. Тяжелый удар нанесен хозяйству всей Евразии, т.к. практически вся производственная система была выстроена за советский период – как одно огромное предприятие. Его расчленение погрузило в кризис все страны, и выйти из этого кризиса пока не удается.
Взглянем на общежитие наших народов в Российской империи, ее распад в 1917 г., сборку в СССР, его расчленение и перспективу воссоединения постсоветских республик как на техническую проблему – дезинтеграцию и новую сборку системы из элементов и связей в их движении и развитии.
Образование целого из частей – трудный процесс, строительство нового. «Целое больше суммы его частей», оно имеет особую силу, - энтелехию. Вот две империи – Россия и США. Обе создали разные типы жизнеустройств, обе несли мессианские идеи, очень разные. США пошли по пути этнической чистки территории, а потом ассимиляции – «переваривания» иммигрантов в этническом тигле и сплавления их в новую нацию. Собирание России было именно интеграцией – каждая новая часть включалась в целое, не теряя своей особенности. Каждый народ, входя в Россию, придавал этому целому какое-то свое качество. Система получилась сложной, но разнообразие – великая ценность.
Для нас важно, что интеграция не достигается просто путем обмена – ты мне, я тебе. Между продавцом и покупателем на рынке, конечно, возникает взаимодействие, но это связи слишком временные и слабые, рынок не соединяет части в целое. Интеграция – это всегда создание какого-то «общего котла», в который каждая часть вносит свою лепту. Например, в отличие от рынка в семье все делают свои вклады, и они соединяются, а не обмениваются. Это соединение и создает то целое, которое «больше суммы частей». Очень часто вклады участников несоизмеримы между собой, качественно различны, так что выразить их в единообразной форме, например, денежной, трудно или невозможно.
Когда во время перестройки производили расчленение СССР, то напирали на экономическую выгоду или невыгоду. Это был подлог, и только тотальный контроль над СМИ не позволил его разоблачить. При разделении целостности на части устраняется тот «кооперативный эффект», который и придает главную ценность большой системе. Этот эффект может достигать огромной величины. Потеряв целостность страны, мы утратили такие огромные выгоды (энтелехию), которые никакими деньгами не оценить. Но ведь постсоветские страны свернули на рельсы рыночных отношений. «Газпром», государственная компания, объявляет, что поставки газа в Беларусь – только бизнес, и ничего больше. На таких принципах интеграция невозможна. Торговля – это не интеграция. У этих типов отношений разные меры и критерии выгоды.
Пока в нашей культуре господствует инстинкт торгаша, противники интеграции будут брать верх. Это – первое фундаментальное препятствие.
В войне любого типа важная цель – нарушение системной целостности противника. Найти «слабое место» у противника – значит нащупать в его системе тот узел связей, который необходим для целостности. Не оценить в деньгах потери России и Украины от того, что значительную часть украинцев сумели настроить против русских. В 1990 г. политизация этнического чувства на Украине была самой слабой в СССР: наибольшую значимость национального вопроса там выразили 6%. Радикальные националистические группы поддерживали 1% населения (в Казахстане – 2%). Но ведь за 23 года ситуация резко изменилась. Надо же выяснить, почему, и определить, каковы ресурсы для того, чтобы повернуть этот процесс вспять.
Мы пережили дезинтеграцию СССР и наблюдаем вялотекущую дезинтеграцию РФ. Процесс у нас перед глазами, можем учиться. Без этого знания не воссоединить земли и народы. Но пока что ни исследование, ни обучение не начаты. Все надежды возлагаются на экономическую выгоду. Дефицит знания – второе фундаментальное препятствие интеграции.
Дезинтеграция – это, в основном, разрыв связей между элементами системы (хотя и сами элементы деформируются). Пройдя мысленно по перечню разорванных в 1991 г. связей, мы и увидим программу дезинтеграции. Это нужно, чтобы договориться о том, какие связи надо защищать, укреплять, восстанавливать, какие надо создавать заново и по-другому, какие в новой реальности никуда не годятся, так что остатки их надо обрезать и зачистить. Опыт разрушения систем дает колоссальное знание, и раз уж над нами такой жестокий эксперимент история поставила, надо из него выжать максимум информации.
Разрушение каждого пучка связей – особая программа и особая тема. Важнейший пучок связей создает государство – едиными законами, общим языком и идеологией, своими символами, множеством систем, соединяющих людей и территории (например, армией и школой). Подорвать единую государственную надстройку – вот первый этап в расчленении. Надо его вспомнить и обдумать.
Для интеграции нужны большие системы – транспорта, связи, энергосетей и пр. Многие из этих общих систем тоже расчленили, а части их стараются изменить так, чтобы они потеряли способность к сращиванию. Например, отказ от общей технической политики или ликвидация отечественного авиастроения сразу облегчает растаскивание больших систем западными конкурентами.
Союз связывается общим языком, общей школой и общим культурным ядром. По всем этим сущностям били силы, работающие на разделение. Баланс этих сил в наших странах различен и неустойчив – перевес берут то одни, то другие. В целом пока что идет расхождение единого ранее цивилизационного облика. Если мы будем апатично наблюдать за этим процессом, то вскоре шансов соединить разорванные связи не останется.
Скорее всего, уже сейчас иллюзорны надежды на воссоединение хотя бы общего экономического и культурного пространства через восстановление части прежних связей. Расчленение Российской империи после Февральской революции было краткосрочным. В ходе Гражданской войны страна была опять собрана почти на той же территории (не считая Польши и Финляндии). Такое быстрое воссоединение частей страны можно назвать реинтеграцией. Части срослись по линиям разрыва – разделенные поверхности еще не «окислились».
Конечно, собирание России в образе СССР шло с обновлением многих систем, при наличии общего проекта, принятого большинством. Опыт нейтрализации сепаратизма этнических элит считается в антропологии блестящим достижением советского государственного строительства. Но в 90-е годы и сегодня эти самые этнические элиты очень старались и стараются этот опыт опорочить, и это понятно – их цель в том, чтобы подавить постсоветские интеграционные проекты.
В какой же мере возможно сращивание разорванных связей сегодня? В 90-е годы казалось, что возможно. Но это не удалось. Силы разделения внутри республик и за рубежами были намного мощнее. Те, кто разваливал СССР, за 22 года завладели собственностью, финансовой системой, СМИ и школой. Они готовы к выгодному сотрудничеству, как и с другими странами Запада и Востока, но мы не об этом говорим. А сторонники интеграции, даже если их большинство, дезорганизованы. Это – третье фундаментальное препятствие, также плохо изученное.
Судя по многим признакам, время, когда была возможна реинтеграция, истекло. Уже нельзя «зачистить контакты», соединить те же провода – и машина заработала бы. Нужна новая программа, новое строительство целого, создание новых стыковочных узлов, производство материала для связей нового типа, новый язык, новые формы и символы единства. Значит, нужен и новый уровень разнообразия интеграционных связей.
И первым делом, надо менять представления обо всех сущностях, которые надо собрать в систему. Эти представления устарели, что и было важным фактором ослабления связности СССР. Во-вторых, надо менять весь дискурс. Выросли новые поколения, и взывать к их чувству «общей исторической судьбы» – только злить их. Беловежское соглашение сбросило многие республики в длительное бедствие – договор об «общей судьбе» был растоптан. Как показывает динамика множества показателей, до 1990 г. все республики развивались, как члены одной семьи, а с конца 1991 г. все они стали переживать бедствие по-разному, и за последующие 20 лет пути их очень сильно разошлись. Схема реинтеграции стала невозможна, а у нас и знания о новом состоянии бывших республик СССР недостаточна. Постсоветские республики разошлись из разрушенной цивилизационной системы, и теперь их соединение стало намного сложнее. Это – четвертое фундаментальное препятствие.
Даже то направление интеграции, в котором мы как будто дальше всего продвинулись, – с Беларусью - уже возможно лишь как строительство нового Союза, а не как воссоединение двух союзных республик. Белорусы выработали оригинальный национальный проект, сплотились вокруг него и почти вылезли из кризиса, внеся множество важных творческих изменений в структуры советского типа. Повторить этот проект в РФ сейчас невозможно. Было бы опасно для Беларуси открыться российской экономике, да и для России будут необходимы сохраненные и обновленные там структуры.
Быстрая интеграция России с Украиной тоже чревата рисками. На Украине идет быстрый процесс этногенеза – изменения многих черт народа, можно сказать, его «пересборки». Это процесс плохо изученный, в чем-то даже интимный. У большой части украинцев его сумели загнать в антирусское русло. Если проявить терпение и добрую волю, то почти наверняка этот всплеск антироссийских настроений сникнет, люди спокойно обдумают свои долгосрочные и фундаментальные интересы. А если в момент общего возбуждения лезть к ним и спорить с ними, то смута затянется надолго. Надо делать все то, что полезно для сближения наших народов, и не делать того, что вредно. А желающих навредить немало – и там, и у нас (достаточно посмотреть телевидение).
Нужен многосторонний разговор и о тех новых формах интеграции, которые вызревают в последнее десятилетие. Очевидно, что сам тип национального государства быстро меняется, у него появляются новые «стыковочные узлы» для взаимодействия поверх национальных границ. Зачем же нам пытаться воспроизвести старые формы в совершенно новых условиях? Эти попытки наталкиваются на сопротивление, недоверие, требуют больших средств. Лучше выявить и изобрести весь перечень возможных форм интеграции и выбирать из него способы, лучшие для каждого конкретного случая. Разнообразие придает устойчивость.
Нужен основательный и хладнокровный («инженерный») анализ реальности постсоветского пространства и его динамики, а не декларации с благими пожеланиями.
Информация