Как 2013 год изменил ситуацию вокруг Ирана
2013 год для Ближнего Востока, вне всякого сомнения, можно было назвать годом Ирана. Несмотря на то, что в регионе продолжала бушевать Арабская весна, война в Сирии, продолжались тяжелейшие дезинтеграционные процессы в Ливии, Йемене, Иран по праву вышел на первое место по значению масштабной глобальной игры вокруг него и его ядерной программы.
Чтобы понять смысл игры, нужно вернуться на некоторое время назад. Иран еще в 1979 году стал недвусмысленным сигналом для всего исламского мира — вестернизация этой уникальной цивилизации под вывеской модернизации привела к тяжелейшим внутренним напряжениям и перекосам. Стремительно идущие процессы, на которые Европе потребовались столетия, неизбежно вызвали отторжение на ментальном уровне, а попытка сменить культурные коды и мотивацию жизни, привела в конечном итоге к взрыву и откату назад — к цивилизационным истокам.
Тем не менее, арабские правители равнодушно восприняли вполне очевидную угрозу и продолжили свои социальные и экономические эксперименты. В итоге, после начала Арабской весны большинство арабских стран столкнулись с необходимостью пересмотра стратегии модернизации и начали мучительно искать баланс между необходимостью ее продолжения и ментальными особенностями ислама как образа жизни.
В этом смысле Иран немедленно превратился из изгоя исламского мира в его лидера — пока неявного и во многом потенциального. Он сумел за три десятилетия, прошедшие после революции 1979 года, пройти этот путь, и совместил две крайне непростые задачи, найдя свой особенный путь решения весьма нетривиальной задачи. Однако жесткое противостояние с Западом и США, в первую очередь, делало его лидерство весьма виртуальным.
Именно это выведенное за скобки положение Ирана заставляло относиться к нему со стороны Саудовской Аравии и Израиля с максимальной серьёзностью. Их положение в регионе целиком и полностью зависело от конфронтации Ирана с США, и немедленно менялось при любом изменении этого конфликта.
Борьба между Катаром и Саудовской Аравией за влияние на Ближнем Востоке была сугубо семейным делом, никак не влияющая на положение их главного противника — Ирана
Арабская весна 2011 года предоставила аравийским монархиям уникальный шанс занять особое положение в регионе после краха практически всех светских проектов. Борьба между Катаром и Саудовской Аравией за влияние на Ближнем Востоке была сугубо семейным делом, никак не влияющая на положение их главного противника — Ирана. Однако даже в своем стесненном положении исламская республика сумела навязать монархиям с их бесконечными финансовыми ресурсами тяжелейшую борьбу в Сирии. Иран доказал, что его мощь даже под «калечащими» санкциями Евросоюза и США вполне сопоставима с объединенными ресурсами «аравийской четверки». Из всех аравийских монархий только Оман и Бахрейн исключили себя из борьбы. Первый — по внутренним идеологическим соображениям, второй — по причине собственной Шиитской весны.
Однако в этот тихий семейный спор вмешались внешние интересы и игроки. Политика Обамы еще с начала его первого срока подчинялась крайне важной задаче. Соединенные Штаты, понимая угрозу, исходящую из Азиатско-Тихоокеанского региона, оказались совершенно неготовыми к её парированию. Застрявшая в Ираке и Афганистане американская армия была исключена из политики и не представляла угрозу. Вывод войск стал неизбежен, однако был невозможен без создания принципиально иной конфигурации пространства региона. Нужен был либо тотальный хаос, либо «смотрящий» за регионом, которым можно было бы управлять дистанционно, как беспилотником.
Регион Ближнего Востока из вотчины республиканцев превращался в более сбалансированную конструкцию из их ставленников и опоры демократов в лице «братьев-мусульман»
На первом этапе выбор умеренного ислама в качестве «смотрящего» казался не просто оправданным, но и очень логичным. Идеологически Обаму, как разносчика идей демократии и прав человека, эдакого нео-троцкиста, вполне устраивали умеренные исламисты с их идеями исламской демократии, вменяемой позиции по отношению к модернизации, гибкости по отношению к вопросу о «осовременивании» ислама. При этом решались проблемы межпартийной борьбы в самих Соединенных Штатах. Регион Ближнего Востока из вотчины республиканцев превращался в более сбалансированную конструкцию из их ставленников и опоры демократов в лице «братьев-мусульман». Наконец, зажатый в угол санкциями Иран объективно исключался из Большой игры и не мог влиять на процессы, запущенные Весной в регионе.
Тем не менее, политический умеренный ислам потерпел крах во всех странах Арабской весны. Почему — это тема отдельного разговора, и вполне возможно, что непростого и небыстрого. Пока можно лишь констатировать, что политика Обамы осенью 2012 года потерпела крах. Это было не просто обидно, но и опасно в связи с выборами. Обаме нужно было представить новый план, гарантирующий решение главной задачи, для которой, собственно, он и пришел в Белый дом. Убедить не только электорат, но и американскую элиту в своей дееспособности.
Иран стал палочкой-выручалочкой Обамы
Иран стал палочкой-выручалочкой Обамы. Именно на Иран теперь были направлены все усилия администрации США, а персонажи, назначенные им на внешнеполитическое направление — госсекретарь, министр обороны и руководитель ЦРУ лучше всего демонстрировали направление новой политики. Все они специалисты по Ближнему Востоку, все имеют личные и неформальные связи в регионе и все отмечены более чем лояльным отношением к режиму аятолл по меркам американского истэблишмента. Начался новый тур, в котором поначалу важное место занимали знаки и намеки.
Уже в конце 2012 года администрация США начала подавать сигналы о возможности изменения своего отношения к Ирану, предлагая продвинуться в переговорах по ядерной проблеме Ирана с позиции «новых инициатив». Соединенные Штаты довольно радикально подошли к риторике по поводу сирийского конфликта, серьезно изменив подходы в отношении к сирийским боевикам. Если ранее вопросы помощи им решались по нарастающей, и почти ни у кого не вызвало сомнений, что помощь оружием и техникой — лишь вопрос времени, а на повестку дня может быть поставлена чуть ли не бесполетная зона, что подкреплялось поставками в Турцию средств ПВО, то к началу 2013 года ситуация внезапно начала меняться. Соединенные Штаты начали выражать беспокойство радикализацией сирийской оппозиции, засильем в ее рядах эмиссаров Аль-Кайеды, а затем и вообще западные СМИ начали ставить знак равенства между сирийской оппозицией и этим знаковым пугалом.
Весной тринадцатого основным лейтмотивом комментариев на сирийскую тему становится мучительный выбор, который предстоит делать Соединенным Штатам между борьбой с нелегитимным и кровавым режимом Асада и террористами Аль-Кайеды. Однако главная игра администрации развернулась вокруг Ирана.
С одной стороны, аятоллам делались уже откровенно недвусмысленные намеки о возможности потепления отношений и изменения позиции США на переговорах по ядерной проблеме Ирана. С другой стороны началась совершенно неприкрытая подготовка левацкой радикальной террористической группировки «Моджахеддин-е-Хальк» к вторжению в Иран, синхронизированной с президентскими выборами. Призрак «Зелёной революции 2.0» был слишком очевиден и откровенен. Эвакуация семей боевиков «Моджахеддин-е-Хальк» из Ирака в Испанию перед выборами в Иране стала последним предупреждением иранской элите.
Хаменеи намек понял, и на выборах в Иране сокрушительно выиграл реформатор Роухани, опередив консервативных и вполне проходных кандидатов из противоположного лагеря уже в первом туре. При этом интрига по-восточному сохранялась до последнего для предвыборной кампании, и только перед самым голосованием чаша весов склонилась в пользу нынешнего президента. Повторения «Зеленой революции» 2009 года не произошло, а новый президент практически с места взял небывалый темп, ставя своих противников внутри страны перед фактом принятия немыслимых ранее решений.
Время знаков и намеков закончилось, и буквально за полгода после выборов вылилось в принятие ключевых решений по иранской ядерной программе, открывающих перед Ираном перспективы снятия санкций, распечатывая для него регион Ближнего Востока и превращая его виртуальные возможности во вполне реальные.
Иран теперь должен будет гарантировать безопасность Афганистана и стать опорой режима Хамида Карзая после вывода войск НАТО
Однако не все так просто и хорошо, и руководство Ирана отдает себе отчет в том, для чего оно вдруг понадобилось Обаме. Цена за «потепление» отношений с Западом крайне высока. Теперь на Иран возложена ответственность за ликвидацию салафитского интернационала, сконцентрированного на суннитских территориях Ирака и Сирии. Численность этого мощнейшего конгломерата в 100 тысяч человек и накопленный в ходе Арабской весны мобилизационный потенциал минимум в полмиллиона потенциальных джихадистов представляет из себя серьёзнейшую угрозу стабильности не только Ближнего Востока.
Иран теперь должен будет гарантировать безопасность Афганистана и стать опорой режима Хамида Карзая после вывода войск НАТО. Иран должен будет ликвидировать угрозу, исходящую из Саудовской Аравии, которая внезапно оказалась перед фактом предательства со стороны своего важнейшего союзника. Наконец, перед Ираном стоит крайне непростая задача недопущения конфликта с Израилем, который крайне обеспокоен наращиванием мощи своего противника и способен на неожиданные ходы.
Провокация в Восточной Гуте в конце августа 2013 года помимо задач срыва договоренностей между США и Ираном несет в себе предупреждение о возможностях тактического союза между «брошенными» своим патроном Израилем и Саудовской Аравией. Королевство, обеспокоенное складывающейся ситуацией, стремительно создаёт военно-политический союз шести аравийских монархий в качестве ответа на угрозу усиления Ирана. Арабская весна из социально-экономического взрыва обездоленных народных масс переходит в фазу блокового противостояния, что выглядит гораздо опаснее и серьёзнее.
Противоречия между Ираном и Саудовской Аравии кажутся неразрешимыми, хотя среди саудовской элиты уже обозначились группировки, готовые воспринять сложившуюся ситуацию и предложить иной, чем конфронтационный, путь взаимодействия. Тем не менее, пока вероятность столкновения между Ираном и Саудовской Аравией не снята. Естественно, в современном мире прямая агрессия и война практически исключены, однако накоплен богатый опыт косвенного обрушения противника. Саудовская Аравия в этом смысле выглядит крайне уязвимой — по ее периметру имеются точки напряжённости и линии разлома, на которых Иран способен с успехом провести ряд крайне болезненных операций, итогом которых может стать распад Королевства. Дополнительным источником нестабильности Саудовской Аравии является нерешенная проблема передачи власти между поколениями.
Так или иначе, но 2013 год стал для Ирана годом потенциальных возможностей. Новый президент Республики с успехом разобрался с ранее неразрешимыми проблемами, но далее перед ним стоит куда как непростая задача. Иран должен пройти по узкой дорожке, с одной стороны которой интересы мирного развития страны, с другой — интересы США, ради которых его и «освободили» от изоляции. Нужно найти такой путь, который устроит и сам Иран, и выполнит хотя бы часть негласных договоренностей с Обамой. Как это сделать — вопрос непростой. Еще более непростым выглядит умиротворение взбаламученного региона и объединение его новой идеей исламской модернизации.
От России зависит будем ли мы ее субъектом или станем объектом персидского ренессанса
Россия в этом конгломерате проблем выглядит серьезным стабилизирующим фактором, который может позволить Ирану решить непростые задачи, используя независимый от США источник силы. Интерес Ирана к надгосударственным структурам, которые формируются на пространстве Евразии, очевиден — ему нужна опора в быстроменяющейся обстановке. Россия, создав с Ираном стратегический региональный союз, получит партнера с мощной экономикой, перспективами и лидерским положением в исключительно важном регионе.
Другой вопрос, что этот союз должен стать равноправным, и для этого нам нужно обезопасить себя от имперских устремлений иранского руководства. Головокружение от успехов — известная проблема, а успехи Ирана могут в какой-то мере позволить его элите рассматривать своих союзников как инструменты иранской политики. От России зависит — будем ли мы ее субъектом или станем объектом персидского ренессанса. Вопрос пока носит открытый характер.
Информация