Высокое небо над степью. Продвижение России на Восток в XVIII веке
Идеи продвижения в Центральную Азию окончательно овладевают государственными умами в послепетровское время. Попытка Петра I построить на побережье Каспийского моря новый город Астрабад, место для торговли с Бухарой, Индией и другими государствами Востока, закончилась неудачей. Экспедиция, отправленная для этих целей, была разграблена хивинцами, а командир ее, капитан лейб-гвардии Преображенского полка князь А. Бекович-Черкасский, обезглавлен. Россия ищет другой путь в восточные страны, другие караванные тропы.
Решено изменить направление — продвигаться на юго-восток из Уфы через кочевья казахов (киргиз-кайсаков), используя, насколько возможно, влияние на них доверенных татарских мулл из числа российских подданных. Через казахскую степь проходят старинные пути в Афганистан, Персию, Индию и Китай. С Хивой и Бухарой заключены мирные договоры, вроде бы открывающие возможность транзитной торговли со странами Востока. Другой вопрос — насколько всё это надежно? Необходимо проверить.
Город, военное укрепление и новое торговое место задумано строить на уже достигнутых рубежах на Южном Урале, предварительно сосредоточив силы в Уфе, а строительство морской пристани и город Астрабад на побережье Каспийского моря, как то задумано Петром Великим, отложить до обстоятельств более благоприятных.
…И вот они, счастливые обстоятельства. Одно к одному. От уфимского воеводы Бутурлина получено сообщение: предводитель киргиз-кайсаков, хан Младшей орды Абулхаир, ищет русского покровительства, говорит, что его народ хочет принять российское подданство. Стоянки киргиз-кайсаков южнее и юго-восточнее башкирских кочевий. Огромная степь между Уралом, Каспийским и Аральским морями, рекой Сыр-Дарьей, озером Аксакал-Барби и реками Иргиз и Орь поделена между Младшим, Средним и Старшим жузами-ордами. На юге и юго-западе казахские улусы граничат с кочевьями каракалпаков и туркмен, но где именно проходит граница, точно не определить.
Мысли Абулхаира просты. Российское подданство он надеется использовать и для спасения соплеменников, и для укрепления собственной власти в Степном крае. Распри между родами и ордами не прекращаются. Войнам с соседями — башкирами, калмыками, с яицкими и сибирскими казаками — не видно конца. Степной народ обескровлен настолько, что и степнякам, и их соседям ясно — недолго время, когда они будут покорены или тем, или другим соседом. Младшая орда ближе к российским границам, чем остальные. Тем более с северным соседом казахи издавна ведут торговлю…
Хан Абулхаир уже несколько лет искал возможность обратиться к императрице с просьбой принять Малую орду в российское подданство. Такая возможность появилась, когда на собрании старейшин было решено предложить России военный союз против Джунгарии. Хану Абулхаиру старшины родов поручают начать такие переговоры. Но он, вместо предложения о заключении военного союза, решает на свой страх и риск ходатайствовать о подданстве, надеясь, таким образом, получить не только безопасность от башкир и яицких казаков, но и право для Малой орды кочевать между владениями башкир и рекой Урал, право свободного проезда в Россию, а также разрешение произвести в Уфе размен пленными.
Дело сложности чрезвычайной, для его успеха требуется влиятельный посредник, известный и хану Малой орды, и русским властям. Абулхаир просит стать таким посредником Алдарбая Исекеева, башкирского старшину Бурзянской волости. Тот размышляет некоторое время, затем соглашается и сообщает о просьбе Абулхаира уфимскому воеводе Бутурлину. Летом 1730 года посольство Малой орды, возглавляемое Кутлумбетом Коштаевым и Сеиткулом Кайдагуловым, прибывает в башкирский аул. Находясь в волости, подчиненной Алдарбаю Исекееву, послы ждут, пока воевода Бутурлин не пришлет для их сопровождения эскорт. В августе посольство прибывает в Уфу, а вскоре два представителя Малой орды в сопровождении уфимского отряда направляются в Санкт-Петербург.
Хан Абулхаир стал инициатором принятия российского подданства киргиз-кайсаками, или казахами. Рисунок конца XVIII в.
Ко двору императрицы Анны Иоанновны посольство от степняков прибыло в то время, когда в Петербурге находился при дворе один из известных башкирских старшин, управляющий Каратабынской-Боратынской волостью Таймас Шаимов. От имени своего рода он послан к императрице с тем, чтобы вручить ей в дар меха лисиц и куниц. В ответ императрица награждает башкирского старшину землями. Именно в тот момент, когда императрица принимает Таймаса Шаимова, при дворе появляется башкирский старшина Алдарбай с послами из казахских степей Кутлумбетом и Сеиткулом. Они передают для императрицы послание Абулхаира с просьбой принять Малую орду в подданство России. «Желая быть совершенно подвластным Вашему величеству, я посылаю своего посланника вместе с Вашим подданным Алдарбаем, — говорится в послании. — Мы, Абулхаир-хан, с подвластным мне многочисленным казахским народом Среднего и Малого жузов, все преклоняемся перед Вами, желаем Вашего покровительства и ожидаем Вашей помощи».
Кроме российского подданства посольство просит для своего народа право свободного проезда в Россию, защиту от набегов башкир и яицких казаков, возможность кочевки между владениями башкир и рекой Урал. Вскоре императрица Анна Ивановна подписывает грамоту хану Абулхаиру о принятии его народа в российское подданство. Тогда же принято решение направить к хану ответное посольство. Нужно выяснить все обстоятельства как можно точнее и привести киргиз-кайсаков народ к присяге.
Весною, как только наладилась дорога, в Степной край направляют коллегии иностранных дел переводчика мурзу Алексея Тевкелева с помощниками и муллой. В начале июля, после почти трехмесячного пребывания в пути, посланцы императрицы прибывают в Уфу. Здесь в помощь Тевкелеву переданы несколько уфимских дворян и казаков, а также, для описания местности и составления карт, причислены геодезисты Алексей Писарев и Михайло Зиновьев. В состав посольства вошли и доверенные башкирские старшины, которые незадолго до того были при дворе, — Алдарбай и Таймас Шаимов, а также здешний мулла. Выяснено, что Абулхаир кочует в степи между рек Тургай и Иргиз. Остается договориться об условиях проезда и безопасности посольства. Для этого в степь послан сын Алдарбая.
…Местность, по которой двигался караван, была такого унылого колера, что от него можно впасть в ипохондрию. Фауна под стать флоре: змеи и скорпионы шуршали по склонам, простужено кашляли гиены, по-щенячьи, с подвыванием, лаяли шакалы. Проводником вызвался калмык, служивший при пограничной комиссии, и уверявший, что дорогу знает превосходно, но в степи он выказал нетвердое знание путей на первом же переезде. В который раз уже он повторял, что кочевка вот-вот должна встретиться, но проходили часы, а следов жизни в степи не было заметно. Проводника спрашивали, что, долго ли еще? На что тот неизменно отвечал — «совсем скоро» — и продолжал вести караван по еле видной дороге, все время теряющейся в траве. Тевкелуву было досадно — «вот, заблудились среди степи». А когда уже совсем раздосадовался, услышал доносившийся издали храп коней...
В ставке Абулхаира послы были торжественно встречены и обласканы. Кочевка, как водится, растянулась на несколько верст. На склоне невысокого холма — двадцать-тридцать юрт, через версту — еще десять, в другую сторону — столько же. Юрты окружены легкою изгородью из жердей, чтобы лошади и скот не подходили близко и не топтали землю вокруг. Вблизи довольно много скота — коров, овец и прочей мелочи.
…Вечером, когда стада возвращаются к кочевью, самое хорошее время в степи, хорошее для разговора. Старшины собираются в главной юрте, в центре место для Тевкелева. Юрта закрыта склоном холма с ветреной западной стороны. Стены не ограничивают простор, за легкой войлочной перегородкой слышно движение ветра, пение птиц, топот коней, голоса сородичей.
Гостевая кибитка Тевкелева стоит рядом с резиденцией хана. На первых порах между Тевкелевым и Абулхаиром установились негласные связи. Тайные встречи и обмен мнениями происходят по ночам. Луна заглядывает в юрту сверху. Земляной пол в несколько слоев застлан войлоком, шкурами, паласами. Неторопливый и размеренный идет разговор.
При первой же встрече выяснился обман: оказалось, Абулхаир просит российского подданства единолично, без совета с другими ханами и старшинами. Стали известны и обстоятельства, которые заставили казахов искать себе сильных покровителей. Абулхаир рассказывает: куда не посмотри, со всех сторон кочевья терзают вражеские отряды. Долгую войну казахи вели с джунгарами, много людей в ней погибло, а еще больше захвачено в рабство. В состоянии войны его народ находится и с волжскими калмыками, и с бухарцами, и с башкирами. Да, ко времени приезда российского посольства смогли договориться о перемирии с Бухарой и Хивой, но калмыкские и башкирские отряды не прекращают набеги, а как подданные императрицы, башкиры и калмыки находятся под защитой российского оружия, воевать с ними — значит воевать с могучей Россией.
Одно спасение теперь для соплеменников Абулхаира — принять российское подданство. Об этом и просит. Тевкелева же заверяет в успехе дела, но настоятельно рекомендует действовать осторожно — не спешить, к присяге на российское подданство не принуждать, отдавая преимущество уговорам и подаркам. Начинать же советовал с подношений знатным старшинам, чтобы те смягчились.
Ничего этого Тевкелев не ждал. Однако подарки для старшин Малой орды припасены и к трудным переговорам готов.
Вскоре главу посольства в сопровождении семи башкирских старшин и геодезистов Писарева и Зиновьева уже официально принимают в резиденции Абулхаира. Тевкелев вручил хану грамоту от императрицы Анны Иоанновны, в которой говорилось об обязанности степного народа служить так же, как башкиры и калмыки, и платить ясак точно так же, как они.
Все, вроде, налаживается... Но противники Абулхаира не дремлют. В степи поползли слухи, что хан превысил данную ему власть и нарушил исконные обычаи.
Свое отношение к посольству степняки показали тотчас же. Стоило Тевкелеву покинуть кибитку, отправившись на переговоры, как сразу же все ее содержимое было увезено в степь и поделено между казахскими старшинами. Именно тогда кто-то из них предложил пойти еще дальше — убить Тевкелева и разделить между собой все, что еще не разграблено, посольских же людей забрать себе в слуги. Об этом рассказал Тевкелеву один из казахских старшин, сторонников Абулхаира, который присутствовал при этой сцене.
Тевкелев тут же созвал совет с участием башкирских старшин. Как предотвратить беду? — об этом шел разговор. Решили обратиться к казахскому старшине Букенбаю, который вел торговлю с Россией, и был из числа тех казахов, которые принять российское подданство стремились давно — это помогло бы им расширить торговлю. Услышав о беде, Букенбай сразу приехал в ставку Абулхаира.
В ходе бесед, происходивших в последующие дни между российским послом и казахами, Абулхаир стремился заверить Тевкелева в том, что он и его сторонники примут все меры для того, чтобы привести противников российского подданства к согласию. «У России и без казахов подданных хватает, потому никто не думает за новыми подданными ходить и их домогаться, — говорил Тевкелев. — Ежели сами пожелают, тогда степной народ будет принят в российское подданство, а сторонники противной партии поймут, что они были не правы и сделали своим людям худо».
Абулхаир клялся: «Даже в случае, если вся киркиз-кайсацкая орда будет противна, и задумает меня за то убить до смерти, все равно не изменю своего намерения принять русское подданство!»
Эти горячие клятвы не значили, однако, что опасность миновала. Прошло несколько дней и, желая развлечь посла, Абулхаир пригласил Тевкелева на охоту. Когда в степи хан, увлеченный охотой, покинул Тевкелева, на того налетел отряд казахов из числа противников Абулхаира. При Тевкелеве с оружием находилось десять башкир, шесть казахов и двое уфимских казаков. Взяв казаков, под прикрытием остальных, Тевкелев смог вернуться к обозу, а оттуда тотчас направил на помощь отряду башкирских воинов, но когда те подъехали к месту сражения, нападавшие уже одолели посольских людей. Башкир Таймас Шаимов был захвачен и пленен.
Следующим же утром Тевкелев направил к казахам соглядатаем дружественного ему султана Нияза. Нужно было выведать намерения и силу противника, узнать о судьбе Таймаса. Вернувшись, султан Нияз сообщил, что силы противников множатся, что, посоветовавшись, старшины решили Тевкелева убить, сопровождающих его людей забрать в плен вместе со всем товаром, а после того направить отряды в Уфимский уезд, чтобы пограбить башкир. Султан сообщил также, что Таймаса мучают, но он пока жив.
Вскоре к Тевкелеву явился с людьми Абулхаир. Теперь он иначе себя вел и разговаривал. Он потребовал выдать ему все имеющиеся у посольства товары для того, чтобы раздать их влиятельным людям противника, чтобы привлечь их на свою сторону. «Пожитки — дело наживное, а после смерти человек не оживает», — говорил Абулхаир. Тевкелеву ничего не остается, как принять условия. Абулхаиру передают два сундука, включая личные вещи российского посла. После этого несколько дней Абулхаир ведет переговоры. Наконец, к Тевкелеву прибыл мурза Худай-Назар с тридцатью старшинами «противной партии». Все они приведены к присяге на верность России. Вскоре возвращен и пленный башкир Таймас.
Абулхаир и старшины его рода как будто бы побеждали в борьбе за принятие российского подданства. Теперь хан рассчитывал использовать пребывание Тевкелева в Малой орде для того, чтобы русское подданство принял весь народ Степного края. Непрестанно разъезжая по кочевьям, Абулхаир увещевал и вразумлял, толкуя о том, какое благополучие и спокойствие можно от российского подданства получить, приводя в пример калмыков и башкир. Вскоре Абулхаир и старшина Букенбай отправили послов с предложением принять российское подданство к хану Среднего жуза Семеке. Немного времени прошло и Семеке приведен к присяге.
Тевкелев отчетливо сознавал, как номинально подданство Семеке, но радовало хотя бы то, что число сторонников русского подданства растет. Однако и противники не унимались — возвратиться посольству обратно не разрешали. В этой обстановке Тевкелев видел один выход — наладить связь с Уфой.
Вскоре такая возможность представилась. Батыр Букенбай предложил использовать купца Уфимского уезда казаха Касболатова как связного с уфимским воеводой Бутурлиным. Немедленно Тевкелев написал воеводе письмо, где подробно рассказал о положении дел. Купец Касбулатов перед выездом из ставки Абулхаира был казахскими старшинами задержан и обыскан, но письмо Тевкелева, спрятанное в Коране, не нашли.
Лишь только послание было в Уфе получено, тут же Бутурлиным был отправлен гонец в Петербург. Коллегия иностранных дел, изучив письмо Тевкелева, посчитало дело с принятием казахов в подданство России проигранным и срочно направило уфимскому воеводе тысячу рублей золотом для выкупа Тевкелева. Деньги уже прибыли в Уфу, когда воеводе стали известны новые обстоятельства.
Произошло наихудшее. Башкирский отряд из тысячи всадников напал на улусы Среднего жуза, который только что принял российское подданство. Было взято сто человек пленными, угнано две тысячи лошадей, сорок человек убиты. Посольство Тевкелева в то время продолжало оставаться в ставке Абулхаира. Сюда из Средней орды, сразу после нападения на нее башкир, прибыли посланцы, которые потребовали, чтобы посольских людей, покуда не придут отряды из Средней орды, держали под караулом.
В этот же день к Тевкелеву прибыл Абулхаир. Грустная состоялась беседа. Хан признался, что при всей его преданности России, у него нет сил, чтобы защитить посла, а, значит, посольству следует немедленно возвращаться в Уфу. Такого же мнения был и казахский старшина Букенбай: «Ежели из Средней орды приедут многолюдные, то будет не без затруднения спасать посольских людей». Букенбай дал согласие отправить вместе с Тевкелевым племянника, а в провожатые дать своего брата Худай-Назара.
Посольство начало подготовку к отъезду, но сведения об этом немедленно просочились в ряды противника. Перед юртой Абулхаира собралась большая толпа, которая требовала держать Тевкелева крепко, говорили и о том, что нужно взять в плен посольских башкир, отвести их в Средний жуз и держать их до тех пор, покуда башкиры не возвратят захваченных ими казахов. Абулхаиру угрожали смертью в случае, если Тевкелев будет отпущен в Россию.
Обо всем этом Абулхаир сообщил Тевкелеву, предупредив о назначенном на следующий день собрании старшин. Тевкелеву он советовал ни в коем случае не выходить к толпе, а послать вместо себя башкира Таймаса. На следующий день, 22 ноября, Абулхаир представил Таймаса собранию. Старшины же, говоря о потерях и пленных в Среднем жузе, заявили, что Тевкелева будут держать до тех пор, пока не возместят потери и не будут возвращены пленные. Собрание потребовало, чтобы Таймас выехал в Уфу и обо всем этом сообщил воеводе Бутурлину.
Таймас отвечал, что Тевкелева в беде не оставит. «Что касается набегов башкир на казахов, то не одни башкиры в этом виноваты, — говорил Таймас. — Казахи сами неоднократно производили нападения, причем не только на башкир, но и на русских». Он напомнил присутствующим о нападении на русский торговый караван во главе с полковником Гарбером, о пленении казачьих жен и детей Яицкого городка, об убийстве сорока башкир, об угоне шести тысяч лошадей, о продаже казахами в рабство башкирских детей на невольничьем рынке в Хиве и потребовал от собрания отпустить посла Тевкелева, «чтобы не привести ее императорское величество в великий гнев, спастись от которого будет весьма трудно».
Но собрание требует от Абулхаира задержать Тевкелева и не отпускать его в Уфу. На это хан отвечал, что он, как и все казахи, теперь является российским подданным, что не к лицу им идти против воли императрицы, что он не будет держать Тевкелева и отпустит его вместе со своим сыном. «В случае же, если меня убьют, — сказал Абулхаир, — то останутся дети, а хотя и детей всех побьют, то останется сын, который посылается с Тевкелевым к ее императорскому величеству. За мою кровь сын отомстит великой кровью!»
Несмотря ни на что, собрание с Абулхаиром не согласилось, старшины разъехалось. Абулхаир опять встретился с Тевкелевым и подтвердил согласие направить в Москву своего сына султана Нурали и внучатого сына султана Нияза, а также заявил о согласии ежегодно посылать к ее императорскому величеству по одному сыну в качестве аманата, заложника. Вслед за Абулхаиром прибыли двое старшин и племянник Букенбай-батыра, которые были снаряжены с сыном Абулхаира для сопровождения Тевкелева.
В январе 1733 года посольство, сопровождаемое ханским сыном и казахскими старшинами, благополучно прибыло в Уфу. Прибыло без выкупа и с известием, что почти вся степь приняла российское подданство. Хотя и формально…
После принятия российского подданства Степным краем, складывались обстоятельства, при которых планы великого Петра могли осуществиться бескровно. Но четкой программы — как действовать дальше — сначала не было ни у кого.
...Иван Кирилов жизнь воспринимал в радужных тонах, даже если к этому не было особых оснований, и был искренен в своем желании освоить просторы Новой России, как он называл Степной край и полупустынные районы от южной части Уральских гор на юг и юго-восток вплоть до Арала и Каспия. В качестве обер-секретаря Сената он способствовал снаряжению различного рода экспедиций, обычно имея в виду конкретный государственный «прибыток», и Оренбургская экспедиция также была им задумана ввиду возможных выгод от торговли со среднеазиатскими ханствами и Индией.
Оренбургская экспедиция, несмотря на свое точно локализованное название, на первом своем этапе была связана вовсе не с Оренбургом (за отсутствием оного), а с Уфой, которая стала центром, опорной базой, из которой осуществлялась широкая программа продвижения России в южном и юго-восточном направлениях. Эта «экспедиция» стала первой реально осуществленной программой расширения российских границ в этом направлении — все предыдущие попытки неудачны.
Было решено, используя Уфу как пункт снабжения, построить большой торговый город и сеть крепостей на Южном Урале. Заселить крепости и крепостные линии казаками, укрепив этим новые границы на востоке и создав условия для дальнейшего движения в Центральную Азию. В Сенат Кириловым были направлены два предложение: первое — в «Записке 1733 года», второе — в «Нижайшем представлении и изъяснении о киргиз-кайсацких и каракалпацких ордах» 1734 года. В обоих документах мысли одни и те же. Кирилов перечисляет, что нужно сделать для установления торговых связей со странами Средней Азии и Индией, какие преимущества государство может получить от сделанного, и намечает основной торговый путь: от южной окраины Уфимского края, где надлежит построить новый торговый город, к Аральскому морю, а от него — к Индийскому океану!
Кирилов считает этот путь более удобным и безопасным, чем Хивинская дорога, идущая из Астрахани. Начать же предлагает со строительства города в устье реки Орь. «Новый город нам всего намерения фундамент будет. Он весьма нужен для открытия свободного торгового пути в Бухару, в Бадахшан, в Балх и Индию. А место, избранное для строительства, самое удобное. Отсюда до Аральского озера сухим путем и рекам только пятьсот верст, что гораздо ближе и безопаснее, чем путь от Астрахани».
В последующем Кирилов планирует построить на побережье Аральского моря пристань с торговым флотом, что должно изменить азиатские торговые пути в выгодных для России направлениях. Не ожидая завершения строительства Оренбурга, считает необходимым немедленно организовать разведку путей под видом торговых караванов в Бухару и Бадахшан.
1 мая 1734 года проект экспедиции в Степной край получил одобрение государыни Анны Иоанновны, а через две недели Кирилов назначен ее главой. Помощником Кирилова определен переводчик Тевкелев. Кирилов награжден тремя тысячами рублей, Тевкелеву присвоен чин полковника. Поначалу, в целях секретности, решено писать в документах и говорить об «известной экспедицией», и лишь позже ее стали называть Оренбургской. Утвержден личный состав «известной экспедиции», в него вошло около ста человек военных и гражданских специальностей — офицеры, бомбардиры, техники-судостроители, лоцманы, врачи, бетонщики, бухгалтеры, писцы, топографы, геодезисты.
В состав экспедиции должен войти и священник-законоучитель, которому сенатским указом положено жалование в двести рублей, а для помощи священнику — студент Московской славяно-греко-латинской академии. На эту должность Московской Синодальной Конторой определен причетник Алексей Пономарев. Священником при экспедиции стал протопоп Антоний Мартишанов. Здесь необходим комментарий. Первоначально священником в экспедицию Кирилова вызвался ехать Михаил Васильевич Ломоносов, учившийся тогда в классе риторики Славяно-греко-латинской академии. Однако, во время допроса в канцелярии Академии, Ломоносов признался, что он сын крестьянина, а не поповича, как говорил прежде. После этого признания Ломоносова вопрос об его участии в экспедиции отпал сам собою, кроме того, рукоположение его в священники, на которое он рассчитывал, было отменено.
…В Петербурге разделились на две группы. Первая, под руководством Кирилова на пяти кораблях следовала водным путем, вторая, под руководством Бахметьева, отправилась до Москвы на ямских подводах. В Москву прибыли в конце июня. Здесь к экспедиции присоединились еще три десятка офицеров. В октябре экспедиция достигла Казани. 10 ноября 1734 года Кирилов с экспедицией прибыл в Уфу. Здесь экспедиция находилась с 1734 по весну 1735 года. К ней присоединились Вологодский и Пензенский полки и Уфимский гарнизон. В отряд включены призваны казаки, служилые люди и дворяне Уфимской провинции. Кирилов имел расширенные полномочия, ему подчинялись все местные власти, включая уфимского воеводу.
К апрелю 1735 года основные приготовления закончены, готов отряд, состоящий из пятнадцати рот пехоты, трехсот пятидесяти конных казаков и около тысячи человек местных жителей. Ему придана артиллерия. Из Сибирского края к Верхне-Яицкой крепости в это же время отправлен обоз с продуктами в пятьсот подвод под прикрытием роты солдат.
Разделившись на две части, отряд выступил из Уфы по направлению к устью реки Орь. Первая команда, более сильная, возглавлялась Кириловым, вторая, состоявшая из Вологодского полка, следовавшего чуть позади, — полковником Чириковым. Несколько дней отряд продвигался, не встречая препятствий, но в один из дней в ставку Кирилова пришли два башкира. Они объявили ему, что являются представителями местных родов, которые возражают против строительства крепости на берегу Яика и требуют, во избежание тяжелых последствий, возвращения отряда назад. Кирилов велел подвергнуть посланцев пыткам, во время которых один из них скончался. С этого времени начинается одно из сильнейших башкирских восстаний, длившееся с 1735 по 1740 год.
Под прикрытием вооруженных сил команда Кирилова двинулась дальше. В это время Вологодский полк в первый раз подвергся нападению со стороны отряда башкир Юрматынской волости Ногайской дороги. Отрядом руководил старшина Кильмяк-Абыз. Напавшие отбили часть обоза. Убитые и раненые с обеих сторон. В бою был убит и полковник Чириков. Узнав о происшедшем, Кирилов послал на помощь Вологодскому полку вспомогательный отряд, но последний не сумел пробиться на соединение и возвратился назад. Тогда он был усилен новыми частями и достиг своей цели. Оба отряда, Кирилова и Вологодский полк, объединились в один. Тогда же экспедиция получила известие, что сибирский продовольственный обоз подвергся нападению башкир Сибирской дороги и почти наполовину ими отбит.
Продовольственные запасы, между тем, подходили к концу. К устью реки Орь отряд вышел почти без продуктов. Перед экспедицией возникла угроза голода. Навстречу сибирскому обозу был выслан сильный отряд, но обоз запаздывал. В это время к становищу прибыли казахи, которые продали Кирилову много скота и вывели экспедицию из затруднения. 15 августа 1735 года была заложена крепость на горе Преображенской, а 31 августа 1735 года при торжественной пальбе из пушек заложен новый город с девятью бастионами.
Через год в своем донесении в Петербург Кирилов отмечал, что в крае возведен уже двадцать один укрепленный пункт: Оренбургская, Губерлинская и Орская крепости, Средний, Бердский, Крылов, Кородавный, Верхний, Сорочий и Тоцкий форпосты, Бузулукское, Борское, Красносамарское, Табынское, Калмыцкий брод, Красноуфимское, Елдяцкое, Кубовское, Миасское, Кизилтажское, Чебаркульское укрепления. Крепости были расположены на небольшом расстоянии друг от друга, не более шестидесяти пяти верст. Из всех названных укреплений и крепостей только две, Оренбург и Бузулук, были более или менее людными, а в остальных население состояло из незначительных гарнизонов, оставленных Кириловым.
Между тем, планам дальнейшего строительства Оренбурга мешало не только башкирское восстание, но и деятельность «беглых казанских мулл». Начальник Оренбургской экспедиции Кирилов и начальник Комиссии башкирских дел А. И. Румянцев обратились к императрице Анне Иоанновне с просьбой принять специальную программу по управлению краем.
Касаясь религиозных вопросов, они отмечали в рапорте, что все десять ахунов края являются выходцами из казанских татар, их верность российской короне весьма сомнительна, а деятельность неподконтрольна местной власти. Кроме того, муллы и абызы «утверждают и распространяют закон свой и обрезывают не токмо чуваш и мордву, но и русских беглых в Азиевой и Кильмякской мечетях и умножили самовольно мечетей и школ, сколько никогда не бывало». Кирилов и Румянцев считали необходимым сократить число ахунов и обязать их «о всяких худых поступках объявлять и не таить, и никого из других вер в свой закон не приводить и не обрезывать». Указом императрицы число ахунов в крае было сокращено до четырех. Принцип выборности сохранился, но их окончательное утверждение на должности и принесение присяги на верность происходит теперь в Уфе.
Продолжая уточнять план Оренбургской экспедиции, Кирилов, будучи в Уфе, встречался с купцами из Хивы и Бухары, обсуждал с ними возможности сотрудничества. В правительство он направил доклад, где сообщал о желании ташкентских купцов не только торговать в Оренбурге, а и переселится туда на постоянное житье. Кирилов докладывал, что следующим летом намерен направить караваны в Хиву, Бухару и Ташкент — охотники для этого предприятия выискались из числа русских и татарских купцов. Не меньшее значение он придавал строительству города на побережье Аральского моря, который может сделаться «ключом азиатской коммерции». Место под пристань выбрано, это устье реки Сыр-Дарьи, где стоит сейчас брошенный жителями пустой каменный город.
Все эти рассуждения получили Высочайшее одобрение императрицы Анны Иоанновны и вскоре в строящемся Оренбурге была учреждена таможня для сбора пошлин. Однако крепость на Сыр-Дарье построить не удалось, как и не удалось направить торговые караваны по новым дорогам. Купцы стараясь не рисковать, вели их привычными путями, товары сбывали на знакомых ярмарках. Не часто заглядывали в Оренбург и казахи, а те, что приезжали, занимались в основном меной лошадей и овец на необходимые товары.
Настойчивость — тоже одно из качеств Кирилова. Он считал, что только тогда Оренбургский край будет покорен, когда весь будет пронизан линиями крепостей. Раз наметив план, он всеми силами стремился его осуществить. Но не успел. Весной 1737 года он скоропостижно скончался.
Направить торговые караваны через Оренбург удалось только второму командиру Оренбургской экспедиции, или, как она теперь называлась, Оренбургской комиссии, Василию Никитичу Татищеву, занявшего это место после смерти Кириллова. В Самаре им была выставлена застава на судне под командованием капитана Ивана Тетеревского, который всех купцов, плывущих по Волге мимо Самары в Астрахань и из Астрахани останавливал и вел на свое судно и кого уговором и льготами, а кого застращав заставлял вести торг восточным товаром через город Оренбург.
Постепенно дело удалось сдвинуть с мертвой точки. В Оренбурге был построен меновый двор с лавками, вслед за этим в городе появились татарские купцы, состоялась первая ярмарка, на которую съехались ташкентские и хивинские торговые люди. Теперь каждое лето казахи пригоняли под Оренбург отары овец числом от 30 до 50 тысяч, привозили на торги верблюжью шерсть. Российские купцы тоже везли сюда товар, но неохотно — город отдален от водных путей и больших ярмарок, осенью и весной дорогу осложняет распутица, а зимой сообщение вобще прекращается. К тому же народ, проживающий в Степном крае, по-прежнему оставается главным препятствием в торговле с Хивой, Бухарой и Ташкентом. Несмотря на все клятвы хана Абулхаира, первый же караван с казенным товаром был разграблен в двух днях пути от Ташкента, а солдаты конвоя, сопровождавшего караван, взяты в плен и уведены в степь.
Итак, усилия затрачены огромные, а что в результате? Не привлекателен Оренбург для казахов. Без желания посещают его азиатские купцы. Башкиры, так те прозвали Оренбург «яман кала» — «плохой город» и на ярмарках не показываются. В итоге, по предложению Татищева, местоположение города признают неудачным и решают перенести его на другое место. Неподалеку.
Продолжение следует…
Информация