Первый дважды герой Советского Союза
30 мая 1942 года в эфире в последний раз прозвучало уверенное сафоновское: «Прикрытие взял на себя». В этот момент его Р-40Е «Киттихаук» находился над колонной транспортов конвоя PQ-16, входившего в только что протраленный фарватер Кильдинского плеса. Корабли охранения вели напряженный бой с авиацией, на подступах к конвою тоже шла схватка. Дальние двухмоторные истребители Пе-3 атаковали «юнкерсы» и сами отбивались от наседавших «мессершмиттов».
«Прикрытие взял на себя», — прозвучал голос Бориса Сафонова, и тотчас в гремящем эфире возникла пауза. Визитная карточка этого аса была отлично известна всем. Весной 1942 года этот летчик был самым известным истребителем в нашей стране.
О нем слагались военные легенды. Да и как не слагаться, если Совинформбюро давало, например, сообщение о бое, проведенном семью истребителями во главе с Героем Советского Союза Борисом Сафоновым с пятьюдесятью двумя самолетами противника. При этом тринадцать машин врага было сбито, и ни одна бомба не упала на Мурманск. Согласитесь, тут есть отчетливый привкус легенды, хотя Совинформбюро ошибаться не могло…
Накануне трагического дня 30 мая в сафоновский полк — так по фронтовому именовался 2-й гвардейский Краснознаменный — приехал радиожурналист Морозов, хорошо знакомый с Сафоновым, и рассказал ему о недавней схватке над английским конвоем, в которой две пары наших истребителей не дали приблизиться к транспортам ни одному из атаковавших бомбардировщиков и торпедоносцев.
«Наши дрались, — подтвердил Сафонов и вздохнув, с детской обидой добавил: — Меня теперь командование редко в воздух выпускает. Только по праздникам, можно сказать». Действительно, в свои двадцать шесть лет он неплохо командовал авиационным полком, и от Героя Советского Союза Бориса Феоктистовича Сафонова (в это время он был уже представлен к награждению второй Золотой Звездой) ожидали многого. Безусловно, командование поступало правильно, оберегая перспективного командира. Впрочем, фронт не то место, где можно что-либо или кого-либо надежно уберечь.
Итак, 30 мая в середине дня три «Киттихаука» сменили в небе над конвоем PQ-16 четверку дальних истребителей Пе-3. Но прежде нужно сказать, почему их было только три. Как и всё на войне, этот фактор не может считаться несущественным.
Со своего аэродрома Борис Сафонов поднял две пары истребителей. С ним вылетели майор А. Кухаренко, капитаны П. Орлов и В. Покровский. В группу были включены самые опытные, с большой летной практикой истребители. Американские истребители Р-40Е, которыми совсем недавно был оснащен полк, оказались машинами с трудным характером. Был у этих машин и по настоящему серьезный недостаток: их мотор не выдерживал долгой работы на форсированном режиме. А форсаж, как известно, главный режим воздушного боя, где для того, чтобы победить, нужно оказаться быстрее, маневреннее, надо выжать из себя и машины максимум возможного, а порой и чуть больше.
Через несколько минут после вылета мотор на машине Кухаренко стал давать перебои, и он вынужден был вернуться на аэродром. Группа осталась втроем, и привычная схема «Ведущий — ведомый» была нарушена. Истребители оказались в затруднительном положении. Тем более, что в тот момент, когда Сафонов взял на себя прикрытие, начался самый крупный — за все время следования конвоя — налет фашистской авиации. В атаку вышло около сорока пяти бомбардировщиков, прикрытых двадцатью истребителями.
С транспортов и кораблей охранения тысячи людей следили за схваткой, где трое дрались против шести с лишним десятков. Видели, как, прочерчивая в облачном небе густые черные полосы, падали самолеты. В том бою Орлов и Покровский уничтожили по одному «Юнкерсу». Сафонов — два. Налет был отбит. Но бой с «мессерами» продолжался. Вот тут на КП и приняли радиограмму Сафонова: «Подбил третьего... мотор...»
По коду «мотор» означал вынужденную посадку. Но может быть, Сафонов хотел сказать, что перегретый мотор его «Киттихаука» отказал? Может быть. Мы никогда не узнаем, что в действительности означало это последнее сказанное Сафоновым слово. Его истребитель, теряя высоту, планировал в сторону эсминца Северного флота «Валериан Куйбышев».
Не дотянув до корабля три-четыре километра, он ударился о воду и мгновенно затонул. По приказу командующего Северным флотом вице-адмирала А. Г. Головко эсминец вышел из ордера боевого охранения и начал циркуляцию в месте приводнения самолета. В воздух подняли истребители под командованием майоров С. Кирьянова и В. Пронченко. Но многочасовые поиски не дали результатов.
Солдатские легенды упорно отрицали факт его гибели. Еще очень долго моряки и пехотинцы, а иной раз и летчики, воевавшие на Севере, рассказывали, что якобы своими глазами видели, как во время воздушного боя откуда-то появлялся истребитель, на борту которого было нарисовано множество звезд — количество сбитых фашистов. Значит, никому, кроме Сафонова, эта машина принадлежать не могла. Войдя в бой, «ястребок» сразу начинал валить вражеские самолеты один за другим, ну а такое мог делать тоже только один летчик на Севере! Легенды легендами, а в гибели Бориса Сафонова все же есть обстоятельства, не прояснившиеся, по сей день.
Люди, знавшие Сафонова, вспоминают прежде всего его естественность, которая моментально располагала к себе. Вспоминают открытую улыбку, хотя улыбался он не так часто. Вспоминают его ставший для всех привычным коричневый кожаный реглан с меховым воротником. Все, что он говорил и делал, а главное, то, как он летал, удивительно шло к нему. Было в нем спокойствие, ровная сила и безграничная надежность.
О прошлом Бориса Сафонова многого не расскажешь. Крохотные частицы детства и юности, которые всплывают в воспоминаниях односельчан и родственников, переплетаются отдаленными друг от друга островками в целом океане неизвестности. Мы можем лишь предполагать, каким образом складывалось его призвание. Но стремление стать летчиком видно уже с шестнадцати лет, когда он поступил в Тульскую планерную школу, а по окончании ее — в Ачинское летное училище. Наверняка немалую роль здесь сыграл и крылатый призыв: «Комсомолец — на самолет!»
«Учился хорошо, — вспоминала мать Бориса Фекла Терентьевна, — об этом у меня никогда заботы не было, и очень иного читал. Бывало, уж спать ляжешь, а он лампу загородит, чтоб мне не мешать, и все книжку листает. Еще песни любил слушать. У самого-то голоса не было: не слыхала, чтоб сам пел. А слушать любил. Наше Сенявина, известно, село песенное. И летом, к сумеркам, во всех концах поют».
Вот, пожалуй, и все, что известно о юных годах Бориса Сафонова. Да еще то, что пару раз во время учебы в летном училище он приезжал домой. Но и тут особо не выделялся. В летной форме по деревне не ходил и потрясающих историй из жизни авиаторов не рассказывал. Иначе обязательно бы запомнили. Что можно представить при столь скудных сведениях? Разве то, что с детства Борис Сафонов имел определенную цель и готовил себя к летной профессии. Что был он силен и смел, но сверстников не старался подчинить. Никто не помнит, к примеру, чтобы Борис был коноводом сенявинских мальчишек. И только одна, мельком упомянутая черта вносит в этот целеустремленный, но суховатый образ романтический и душевный штрих: любовь к песне.
С Севера Борис Сафонов домой уже не приезжал. Слишком сложной была международная обстановка. Остро ощущалась близость войны. Отпусков северянам не давали.
День 22 июня 1941 года разделил жизнь на две части. Война чудовищно жестока и неразборчива. Отдельной человеческой жизни, кажется, вовсе не существует для нее: она ведет счет на полки и дивизии. В такой войне, где фронт протянулся от Баренцева до Черного моря, судьба целых армий решалась порой в считанные дни. И все же при всей ее громадности война с первых мгновений называет своих героев. Называет поименно: таких, как капитан Гастелло. Или безымянно: как героев Бреста и других, ценой жизни заслонивших Родину. Имя старшего лейтенанта Бориса Сафонова впервые зазвучало на третий день войны.
Вечером 24 июня несколько Хе-111, выскочив из-за сопок на малой высоте, атаковали стоявшие в заливе корабли. На помощь морякам поднялись североморские истребители. Борис Сафонов выбрал оторвавшийся от общего строя «Хейнкель». С близкой дистанции он ударил по стрелку-радисту, и пулемет бомбардировщика смолк. Со второго захода тремя очередями, выпущенными в упор, Сафонов буквально отрубил фашисту хвост. Первый гитлеровский самолет, сбитый в воздушном бою североморским летчиком, рухнул в сопки.
«Сафонов — герой дня, — записано в дневнике командующего Северным флотом контр-адмирала А. Г. Головко. — И, думаю, не только одного дня...Он — общий любимец, этот типичный русак из-под Тулы. Отличный, волевой летчик. Широкоплечий парень, с открытым лицом, прямым взглядом темно-серых глаз. Стоит только увидеть его, и он сразу же вызывает симпатию. Самолетом владеет в совершенстве. По отзывам авиационных специалистов, у него очень развито чувство времени и расстояния. Нетороплив, обстоятелен — по характеру настоящий летчик со всеми данными командира. Надо не упускать его из виду, нацеливать людей на учебу у него. Побольше бы нам таких соколов».
В эти долгие ясные дни и белые ночи северного лета Сафонов беспрерывно в работе. Он ведет эскадрилью, звено, летает в паре, летает один, когда уже никто не выдерживает. В нем живет неутолимая жажда мести врагу. И она же поразительна, совмещалась со спокойствием. Умение принимать решение в доли секунды сочеталось в нем со способностью просчитать все возможные варианты и выбрать лучший. Как у великих шахматистов в цейтноте. Правда, цена поражений в бою иная, нежели в шахматной партии. Никто из воевавших с ним не вспомнит, чтобы Сафонов растерялся. Даже в самой невероятной ситуации.
В районе полуострова Рыбачий группа истребителей, которую вел командир авиаполка майор Губанов, взяла под прикрытие бомбардировщики. Командир окинул взглядом своих подопечных и не поверил глазам. Когда провожали группу на задание, в ней было пять СБ. А возвращалось шесть! Губанов еще раз пересчитал самолеты и тут увидел приладившегося к строю немецкого воздушного разведчика Hs-126. По-видимому, фашист рассчитывал долететь с группой до аэродрома и без помех произвести аэрофотосъемку. Командир развернулся для атаки, но его опередили: мощной очередью Сафонов свалил разведчика в сопки.
Другой случай. 15 сентября к линии фронта вылетела пятерка истребителей. Подоспели вовремя: над нашими позициями кружились «Юнкерсы». Сафонов и его ведомые В. Максимович и В. Покровский атаковали фашистов, а старший лейтенант А. Коваленко с ведомым П. Семененко завязали бой с фашистскими истребителями прикрытия. За считанные минуты было сбито четыре «Юнкерса», остальные отступили. Преследовать их Сафонов не мог, так как заметил, что Коваленко и его ведомый оказались в сложном положении. Сафонов бросил свою группу в атаку, гитлеровцы от прямого боя уклонились, продолжая лавировать вокруг наших истребителей, нападая с разных направлений. Тогда Сафонов принял своеобразное решение. Зная, что «мессеры» прилетели гораздо раньше и горючее у них на исходе, он поставил свои самолеты в вираж, и они закрутились «каруселью», прикрывая друг друга. Фашисты попытались разорвать «карусель», атакуя наскоком, но в результате потеряли один самолет и, покружившись около неприступной пятерки, еще несколько минут, убрались восвояси. Сафоновцы без потерь вернулись на аэродром.
А вот как был проведен бой, о котором на всю страну сообщило Совинформбюро: семь против пятидесяти двух! В сумрачный ветреный августовский день при почти десятибалльной облачности гитлеровцы предприняли мощный налет на Мурманск. В воздухе дежурила сафоновская эскадрилья. Разведав метеорологическую обстановку, Сафонов выяснил, что нижний слой облачности поднимается почти до четырех тысяч метров, второй же слой начинается на полтора километра выше. Не исключено, что именно по свободному от облаков «коридору» враг попытается скрытно подойти к городу. Вскоре бомбардировщики были обнаружены. Но как к ним подступиться? «Юнкерсы» со всех сторон окружены истребителями Ме-109, и прикрытие, как никогда, плотное. Атаковать в лоб бессмысленно: «мессеры» свяжут боем, отсекут от бомбардировщиков. На размышление отпущены секунды. Решение Сафонова: приказал своим истребителям уйти в облака и атаковать самостоятельно. В этом бою великолепно проявились индивидуальное мастерство, выучка каждого летчика сафоновской семерки. Краснозвездные самолеты неожиданно сверху и снизу выскакивали из облаков, атаковали и тут же скрывались в густой пелене. «Мессершмитты» беспомощно метались вокруг, но были бессильны помешать истребителям один за другим сбивать тяжело нагруженные бомбами Ю-88. Фашисты оказались в ловушке. Сами уйти в облака они не решались, так как сразу потеряли бы друг друга. Продолжать же этот полет было равносильно самоубийству: тучи, казалось, просто кишели советскими истребителями. Первыми не выдержали бомбардировщики. Они без команды сбрасывали свои бомбы куда попало и, ныряя в облака, ложились на обратный курс. Массированный налет вражеской авиации по Мурманску был отбит, а сафоновцы, не потеряв в бою ни одной машины, уничтожили тринадцать самолетов врага.
В сентябре 1941 года с целью усиления воздушного прикрытия конвоев, идущих в Мурманск и Архангельск из союзных Англии и США, на Север прибыла группа английских летчиков с самолетами Хоукер «Харрикейн». Эскадра имела кодовое наименование «Бенедикт». В день их прибытия североморские истребители нанесли визит союзникам. На стоянке «харрикейнов» наших летчиков встретил командир английского соединения майор Э. Миллер. После того как летчики были представлены друг другу, капитан Сафонов предложил Миллеру показать свой истребитель. «Харрикейн» — машина сложная. Только очень опытные пилоты способны освоить ее», — сказал майор. Но Сафонов не отступал: «Вы покажите, а мы уж попробуем понять, насколько она сложна. Миллер кивнул и пошел к стоянке самолетов. Все двинулись за ним толпой. Сафонов сел в кабину на место пилота. Майор Миллер, стоя на крыле, через переводчика объяснял назначение приборов, действие основных агрегатов и средств управления. Сафонов слушал не перебивая. Когда объяснения закончились, Сафонов обратился к переводчику: «Скажите майору, пусть он проверит, насколько правильно я понял», после чего сымитировал все действия, которые должен произвести летчик, чтобы поднять «Харрикейн» в воздух. Английский майор не смог найти ни одной ошибки. Тогда он начал придирчиво спрашивать у Сафонова о назначении всех приборов, устроил, словом, настоящий экзамен по материальной части своего самолета и, в итоге, улыбаясь, поднял вверх руки: «Скажите мистеру Сафонову, что он может сию же минуту вылетать на «Харрикейне».
Позже, в ходе совместных действий, между советскими и английскими пилотами стали складываться по-фронтовому товарищеские отношения. Тут замкнутые и, что скрывать, поначалу несколько высокомерные британцы сумели оценить советских пилотов, и прежде всего их самоотверженную коллективную работу в воздухе. Это было для англичан чем-то совершенно новым. Не раз они могли видеть, как советские истребители без колебаний рисковали своей жизнью, чтобы выручить товарища. Приблизительно через месяц совместной работы англичане, сами того не замечая, начали поступать так же. Однажды они очень своевременно пришли на помощь сафоновцам.
Как-то после боя Сафонов проводил со своей группой разбор полетов. Неожиданно из-за недалеких сопок выскочили девять Ме-109. Летчики бросились к машинам, но многим из них наверняка не суждено бы в тот раз взлететь, не окажись поблизости пары «Харрикейнов». Англичане мгновенно сориентировались и атаковали фашистов, пикирующих на аэродром. Причем один из британцев сманеврировал настолько удачно, что первой же очередью сбил «мессер». Атака была сорвана, и гитлеровцы ушли в облака. Героем того дня стал сержант Ч. Хоу. А вечером, когда Борис Сафонов поздравлял сержанта с победой, молодой летчик весь светился от радости. Пожимая руку Сафонову, он несколько раз произнес одну и ту же фразу: «В Англии летчику, сбившему пять вражеских машин, присваивают звание «ас», и я счастлив, что меня с победой поздравил русский трижды ас».
Сафонов в не меньшей степени, чем летным талантом, был наделен и другим, гораздо более редким человеческим даром — он был идеальным лидером. Под началом такого лидера коллектив способен совершать чудеса. В сафоновской эскадрилье не было какого-то особого подбора летчиков. Больше того, перед самым началом войны к нему пришло много молодых ребят. Но с первых же боевых дней сафоновцы воевали лучше всех не только в полку, но и на всем Северном флоте. Они и сбивали больше других, и потери несли несравнимо меньшие. Но и это не все. Летчиков эскадрильи недаром называли сафоновцами. Все они несли на себе видимый отпечаток личности командира. А когда уходили из знаменитой эскадрильи и сами становились командирами, то теперь уже рядом с ними каждый начинал чувствовать себя сильным и умелым бойцом.
В октябре 1941 года Сафонов принял полк. И тотчас во всех соединениях и даже штабах полк стали называть сафоновским. Как воевал этот полк? В приказе адмирала Н.Г. Кузнецова присвоении полку звания гвардейского говорилось: «72-й Краснознаменный авиационный полк за 4,5 месяца боевых действий уничтожил в воздушных боях 118 самолетов противника и уничтожил еще 24 на аэродромах, уничтожил в результате штурмовых действий более 2000 человек вражеской пехоты, потопил 3 транспортных судна, подавил и уничтожил 3 артиллерийских береговых батареи, неоднократно разрушал причалы и сооружения в портах противника» Это был первый гвардейский авиаполк на Северном флоте.
В послевоенные годы в ряде западных изданий появились статьи, утверждавшие, что «Киттихаук» Сафонова был сбит немецким летчиком. Приводились даже некоторые подробности: будто в то время, когда Сафонов вел бой с бомбардировщиком, снизу, невидимый на фоне моря, его атаковал «мессершмитт», после чего самолет Сафонова упал в море. Подобная версия имеет множество уязвимых мест, и прежде всего странным кажется, что появилась она со всеми деталями спустя много лет после войны. Кроме того, версия эта не подкреплена документально, хотя имеется подробнейшая хроника всего периода с 25 по 30 мая, когда немецкая авиация провела тридцать крупных, но безуспешных атак на конвой PQ-16. В документах сообщается, что в воздушном бою 30 мая погиб известный ас Северного флота подполковник Сафонов. Если бы можно было приписать победу над героем Заполярья какому-то конкретному летчику, это наверняка было бы сделано. Таким образом, наиболее достоверным остается предположение, что Сафонов погиб в результате отказа двигателя — «болезни», характерной для «Киттихауков» при длительной работе на форсажных режимах.
Борис Феоктистович Сафонов провоевал всего 11 месяцев, вылет на прикрытие конвоя был его 224-м боевым вылетом. В нем он довел счет сбитым самолетам до 22, в групповых боях он уничтожил еще 3 машины врага. Такого боевого счета к тому времени не было ни у одного летчика-истребителя в нашей стране. 14 июня 1942 года опубликовали Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Героя Советского Союза подполковника Б.Ф. Сафонова второй медалью «Золотая Звезда».
Источники:
Егерс Е. Советские асы. М.: Торнадо, 1997. С. 20-22.
Каневский А. Первый среди североморцев // Авиапанорама. 2006. №55. С. 18-20.
Рыбин. Ю. О Сафонове не по мемуарам // Мир авиации. 1995. №1. С. 12-17.
Горожанин С. Величайшие истребительные асы // Авиация и космонавтика. 1995 №11. С. 59-61.
Чечен В. Цыбульский И. Крылья над океаном. М.: Молодая гвардия. 1986. С. 54-63.
Бабаков А. Герои Советского Союза. Том 2. М.: Воениздат, 1987. С. 420.
Информация