Розыгрыш военачальников
Киевские маневры 1935 года были грандиозной показухой
Тезис о высоком уровне боевого мастерства, достигнутом РККА к началу репрессий 1937–1938 годов, обычно сопровождают напоминаниями о маневрах 1935–1936-го в Киевском (КВО) и Белорусском (БВО) военных округах.
«Киевские маневры, а в следующем году Белорусские, – писал, например, В. А. Анфилов, – показали высокую боевую мощь Красной армии, хорошую выучку красноармейцев и навыки командного состава и доказали, что РККА в те годы успешно решала вопросы организации и применения на поле боя новых средств вооруженной борьбы, в частности крупных механизированных, танковых и военно-воздушных соединений». Однако подробно работу войск на маневрах 30-х годов никто из делавших такие заявления не освещал и не анализировал.
Концепция глубокого удара
Между тем маневры, то есть двусторонние учения с участием целых корпусов и армий – действительно лучший индикатор уровня боевой выучки армии в мирное время. Ведь такие учения позволяют в максимально возможной степени сымитировать реальную обстановку войны, когда в борьбу друг с другом одновременно и на большом пространстве вовлечены массы людей и техники.
Целью Киевских маневров 1935 года было прежде всего проверить, насколько жизненна разработанная к тому времени в СССР теория глубокой операции. Сущность последней заключалась в том, чтобы используя новые средства вооруженной борьбы – танки и авиацию, одним ударом поразить оборону противника на всю ее не только тактическую, но и оперативную глубину, то есть не только прорвать все оборонительные полосы противника (тактическую зону обороны), но и разгромить расположенные в нескольких десятках километров за ними оперативные резервы. Тем самым удалось бы избежать характерного для Первой мировой войны затягивания боевых действий, когда наступательные операции выливались в медленное, по километру «прогрызание» обороны противника и оборачивались чудовищными мясорубками. Ведь в те годы, пока прорывалась тактическая зона обороны, резервы оборонявшихся, остававшиеся вне воздействия наступавших, успевали подойти к месту прорыва и закрыть пробитую брешь, так что наступавшим приходилось готовить новый прорыв.
Прорыв одним ударом (в ходе глубокого боя) тактической зоны обороны должен был обеспечить одновременное поражение всех ее позиций не только артиллерией, но и авиацией, а также поддержкой атакующей пехоты танками. А разгром в ходе того же удара оперативных резервов и оперативных тылов противника достигался броском введенных в прорыв танков развития успеха и стратегической конницы, ударами авиации и высадкой воздушных десантов. Таким образом, успех глубокой операции определялся достижением взаимодействия различных родов войск.
Ход маневров
Внешняя сторона глубокой операции на Киевских маневрах действительно была воссоздана в полном объеме. 12–17 сентября 1935 года на обширных пространствах к западу и юго-западу от столицы Украины, в районе Киев – Житомир – Бердичев столкнулись целые две армейские группы: 5-я армия «синих» и 3-я армия «красных».
12 сентября пехота «синих» вышла к сооруженной в районе Житомира укрепленной оборонительной полосе «красных» и в ночь на 13-е разведала ее боем. Полосу занимала 100-я стрелковая дивизия. На нее и обрушился 13 сентября 1935-го удар, возвестивший о начале глубокой наступательной операции «синих». После артподготовки с участием 152-мм пушек и 203-мм гаубиц 137-го артиллерийского полка РГК и сводного тяжелого артполка, двигаясь за огневым валом, укрепленную оборонительную полосу «красных» атаковал 17-й стрелковый корпус – поблескивавшая стальными шлемами 24-я стрелковая Самаро-Ульяновская краснознаменная железная дивизия и оставшаяся в новеньких защитного цвета фуражках 44-я стрелковая Киевская краснознаменная дивизия.
Атакующую пехоту поддерживали огнем и гусеницами легкие танки Т-26 танковых батальонов стрелковых дивизий, танкетки Т-27 танкетных рот и батальонов стрелковых полков и 8-й танковый батальон РГК (батальон Т-26 из 8-й механизированной бригады). С воздуха оборонявшихся бомбили и обстреливали из пулеметов многоцелевые одномоторные бипланы Р-5 из 19, 20 и 21-й легкобомбардировочных авиаэскадрилий 206-й авиабригады.
Крыши башен танков и бронеавтомобилей, спускаясь вертикальными полосами и на борта башни, перечеркивал прямой белый крест, на самолетах «синих» хвостовую часть фюзеляжа окольцовывала белая полоса шириной 0,5 метра, а вместо красных звезд сияли белые. Прорыв тактической обороны «красных» завершила танковая группа дальнего действия, состоявшая из двух танковых батальонов РГК – 4-го (10 средних танков Т-28 из 4-го танкового полка) и 14-го (легкие быстроходные БТ-5 и БТ-2 из 134-й механизированной бригады).
В образовавшуюся в обороне брешь устремились 2-й кавалерийский имени Совета народных комиссаров УССР корпус, 3-я кавалерийская Бессарабская краснознаменная дивизия имени тов. Котовского и 5-я кавалерийская Ставропольская краснознаменная дивизия имени т. Блинова (вместо 14-го кавполка первой и 26-го – второй в их составе шли 57-й кавалерийский Хорупанский краснознаменный и 59-й кавалерийский Подгайцевский краснознаменный полки 14-й кавалерийской краснознаменной Коминтерна молодежи дивизии имени т. Пархоменко). Восемь кавполков шли на больших интервалах и дистанциях, рассредоточив в глубину и по фронту линейные эскадроны, пулеметные тачанки, батареи, короткой рысью, с развернутыми знаменами и трубачами.
Конницу «синих» тут же атаковали с бреющего полета десятки краснозвездных Р-5 из 13, 14 и 24-й штурмовых авиаэскадрилий 256-й авиабригады имени Пролетариата Киевщины, но в прорыв ринулись и механизированные полки 3 и 5-й кавдивизий – «быстроходки» БТ-2 и БТ-5, малые танки Т-37, средние бронеавтомобили БА-27 и легкие ФАИ. Под напором сабельных, автоброневых и танковых эскадронов не устояли и поспешно занявшие оборону резервы «красных» – 46-я стрелковая дивизия 8-го стрелкового корпуса.
Утро 14 сентября явило еще более эффектное зрелище – высадку «синими» воздушного десанта в тылу «противника». Пока одна из эскадрилий 206-й авиабригады отвлекала на себя истребители «красных», атакуя Киев, две другие пересекли Днепр, вышли к аэродрому Бровары и проштурмовали его, чтобы подавить аэродромную ПВО. Вслед за тем в сопровождении двухмоторных дальних истребителей («крейсеров») Р-6 35-й крейсерской авиаэскадрильи 18-й тяжелобомбардировочной авиабригады к Броварам стали подходить десятки четырехмоторных тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 с авиадесантной дивизией на борту.
Сначала около 30 воздушных кораблей из 22, 24 и 25-й тяжелобомбардировочных авиаэскадрилий 3-й авиабригады особого назначения имени С. М. Кирова выбросили парашютный десант из 1188 человек в синих комбинезонах и светло-синих летных шлемах – личный состав моторизованного полка 3-й авиабригады и сводный парашютный полк (сводный батальон от 46, 51, 96 и 2-й Кавказской стрелковых дивизий и по сводной роте от 7 и 100-й стрелковых).
Рота парашютистов захватила аэродром, и на него один за другим совершили посадку 60 ТБ-3 из 15 и 18-й тяжелобомбардировочных авиабригад. Из них выгрузился посадочный десант – прибывший на кораблях 57, 58 и 59-й тяжелобомбардировочных авиаэскадрилий Житова 43-й стрелковый краснознаменный полк 15-й стрелковой Сивашской краснознаменной дивизии и доставленный 69, 70 и 71-й тяжелобомбардировочными авиаэскадрильями Черния 90-й стрелковый краснознаменный полк 30-й Иркутской краснознаменной и ордена Ленина стрелковой дивизии имени ВЦИК (всего 1765 человек).
От смонтированных между стойками шасси ТБ-3 подвесок были отцеплены 45-мм противотанковые пушки образца 1932 года, пикапы ГАЗ-4, легкие броневики Д-8 и танк Т-37. Выброску парашютного десанта прикрывали истребители И-5 из 34-й и сменившей ее затем 35-й истребительных авиаэскадрилий 451-й авиабригады, а высадку посадочного – обладавшие большей продолжительностью полета «крейсера» Р-6.
Завершив десантирование, авиадесантная дивизия устремилась на запад, к киевским мостам через Днепр, но была остановлена спешно выброшенным ей навстречу подвижным резервом «красных» – 2-м механизированным полком 2-й Черниговской Червонного казачества имени Коммунистической партии Германии кавалерийской дивизии, 49-м кавалерийским полком 9-й Крымской кавалерийской имени СНК УССР дивизии и посаженным на грузовики ГАЗ-АА батальоном 135-й стрелково-пулеметной бригады.
Кульминации маневры достигли 15 сентября, когда «синие» форсировали реку Ирпень и вышли на ближние подступы к Киеву. «Красные» двинули в обход прорвавшейся группировки 45-й механизированный корпус – 133-ю механизированную бригаду, 134-ю механизированную бригаду, 135-ю стрелково-пулеметную бригаду и два приданных стрелковых батальона из состава 152-го стрелкового Кировского краснознаменного полка 51-й Перекопской краснознаменной стрелковой дивизии имени Московского совета РК и КД и от 95-й стрелковой Молдавской дивизии. 133-я мехбригада располагала 152 танками (в основном Т-26, а также БТ-5, БТ-2 и Т-37), еще около ста (БТ-5, БТ-2 и Т-37) насчитывалось в 134-й. Кроме танков с белой полосой по верхнему краю бортов башни (в 133-й мехбригаде и с красными звездами на этой полосе) и по краям ее крыши, по дорогам двигались десятки несших такую же маркировку бронеавтомобилей – средних БА-3 и БАИ и легких ФАИ.
Форсировав в противоположном «противнику» направлении Ирпень, мехкорпус вышел в тыл 17-му стрелковому, но его фланг в свою очередь оказался охвачен 2-м кавкорпусом, усиленным танковыми частями РГК. Во фланг наступавшим войскам ударила взаимодействовавшая с мехкорпусом 9-я кавдивизия. Кроме нее, на кавкорпус обрушились танковый резерв «красных» и штурмовики Р-5. Нанесенный наконец контрудар мехкорпуса привел к окружению основной группировки «синих». При поддержке танков в наступление перешла и 46-я дивизия «красных», и овладеть Киевом «синим» не удалось.
Борьба шла и в воздухе. «Красные» И-5 из 5 и 109-й имени т. Орджоникидзе истребительных авиаэскадрилий 256-й авиабригады и «синие» из 34 и 35-й эскадрилий 451-й авиабригады атаковали группы бомбардировщиков и штурмовиков «противника» (обстреливая иногда и наземные цели).
Всего в Киевских маневрах участвовали около 470 самолетов (242 Р-5, около 90 ТБ-3, 89 И-5, 22 Р-6 и 27 связных У-2), 1040 танков и бронеавтомобилей и до 60 тысяч военнослужащих.
Игра в солдатики
Внешняя сторона современной, по меркам тех лет, войны была воссоздана прекрасно, но только внешняя. По существу же Киевские маневры 1935 года имели очень мало общего с настоящей войной и прежде всего потому, что весь ход событий на них был определен заранее. Было известно, кто, где, когда и с какими силами «противника» столкнется, кто и к какому сроку одержит – независимо от своего или «противника» умения – верх в том или ином бою, выйдет на тот или иной рубеж и т. д. В указаниях посредникам так и значилось: там-то и тогда-то перед наступавшими механизированным и кавалерийским полками им, посредникам, надо будет (как бы ни вели себя обороняющиеся) «показать сильный артиллерийский, пулеметный и ружейный огонь», на таком-то рубеже мехполк «будет задержан артиллерийским огнем» и т. д. Посредники должны были не приостанавливать или ускорять продвижение частей в зависимости от грамотности их действий, а добиваться неуклонного соблюдения этими частями сценария маневров.
Сценарий этот был доведен не только до посредников, но и до участников. Еще 18–22 августа 1935 года командиры всех выводимых на маневры частей и соединений (а в корпусах и дивизиях и штабы) смогли ознакомиться и с районом, в котором им предстоит «воевать», и с «планом розыгрыша операции». От командиров на Киевских маневрах не требовалось поэтому того, что прежде всего требуется на войне: быстрой и правильной реакции на внезапные изменения обстановки (все они, повторяем, были известны заранее).
Более того, командиры частей и соединений не получали здесь даже практики принятия решений в боевой (пусть и наперед известной) обстановке, а их штабы – практики отработки боевых документов. Принять все решения, составить все документы их обязали опять-таки заранее, за одну-две недели до начала маневров. Подготовленную документацию внимательно проверяли в штабе округа, и если находили погрешности, заставляли переделывать. В ходе маневров всю боевую документацию штабам соединений по существу надо было только списать с готового текста.
Вообще, если называть вещи своими именами, на Киевских маневрах от командиров и штабов требовалось лишь не растерять свои части и соединения на марше и при розыгрыше боев и провести их строго через пункты, указанные в «сценарии» маневров – словно через контрольные пункты на состязаниях по спортивному ориентированию. Да и эту «сложнейшую» задачу – не растерять людей и технику – руководство РККА и командование КВО комсоставу маневрирующих войск постарались максимально облегчить. Поэтому в тепличные условия, которых никогда не может быть на войне, на Киевских маневрах были поставлены не только командиры и штабы, но и войска.
По плану, намеченному в Штабе РККА и утвержденному наркомом обороны К. Е. Ворошиловым, передвижение по району маневров было заранее значительно облегчено. Приведены «в проезжее состояние» старые и построено 150 километров новых дорог, проложено 14 километров лесных просек, сооружен 21 новый мост. А местные власти обеспечили маневрировавших и вовсе сказочным «сервисом». Прямо-таки пародийно звучат, например, строки из доклада начальника политотдела 133-й механизированной бригады П. K. Смирнова от 4 сентября 1935 года о результатах рекогносцировки маршрута к району сосредоточения: «Состояние дорог хорошее, везде проведены новые профилированные дороги и сейчас уже укатаны. Все колодцы очищены. Имеют надписи о пригодности воды для питья. На основных направлениях дорог имеются указатели, скамейки под грибками, где в период маневров будут дежурные колхозники для указания дорог частям, особенно ночью».
Не меньшей пародией на настоящую войну были и бытовые условия, созданные для маневрировавших войск. В районе маневров развернули целую сеть стационарных и подвижных врачебно-питательных пунктов Красного Креста, где бойцы и командиры могли не только получить медицинскую помощь, но и вымыться в бане, воспользоваться услугами парикмахера, получить горячий чай с галетами, где им не только стирали белье, но и подшивали к гимнастеркам свежие подворотнички! Только в пункте Гайсинского комитета Красного Креста (приданном 9-й кавалерийской дивизии) за время маневров были побриты до 2000 военнослужащих и до 9000 напоены чаем с галетами. В период напряженных и высокодинамичных «боевых действий» красноармейцы имели возможность совершать покупки в ларьках ЗВК – закрытых военных кооперативов (по воспоминаниям участников Великой Отечественной, приезд в расположение фронтовой части магазина Военторга был невероятно редким, практически невозможным явлением).
Впрочем, даже притом что командиры, штабы и войска пребывали на маневрах в тепличных условиях, даже притом что исход «боевых действий» от них не зависел, хоть какие-то навыки в управлении войсками и планировании боевых действий командиры и штабы продемонстрировать были должны. От войск же требовали действовать, как на войне, демонстрируя подлинный уровень своей выучки. Какой же оказалась выучка участвовавших в маневрах командиров, штабов и войск?
Удивительно, но в РГВА не нашлось каких-либо отчетов по Киевским маневрам 1935 года, составленных теми, кто должен был оценивать уровень выучки армии – специалистами 2-го отдела Штаба (с 22 сентября 1935-го – Генеральный штаб) РККА, ни в фонде Управления боевой подготовки РККА (в которое 9 апреля 1936-го был преобразован 2-й отдел Генштаба), ни в несекретных описях фондов Управления делами при наркоме обороны и Генерального штаба. Отчетам, составленным командованием КВО и участниками маневров, полностью доверять нельзя: они, естественно, склонны преувеличивать свои достижения. Однако могут помочь и они: если в них все-таки упомянуто о каких-либо «своих» недостатках, то можно не сомневаться, что эти последние действительно имели место, причем скорее всего в куда большем масштабе.
Следы же оценок, сделанных специалистами 2-го отдела Штаба РККА, можно найти в приказе наркома обороны № 0182 от 22 сентября 1935 года об итогах Киевских маневров, а также в материалах к докладу начальника 2-го отдела А. И. Седякина об итогах боевой подготовки РККА в 1935-м. Кроме того, в нашем распоряжении есть еще два независимых источника – материалы, подготовленные работниками Политического управления РККА (ПУ РККА), и материалы различных армейских совещаний, а также относительно независимый – доклады политработников маневрировавших войск.
Оценку выучки командиров и штабов начнем с их умения организовать то главное, что определяло успех глубокого боя, глубокой операции и боевых действий 30-х годов вообще – взаимодействие родов войск.
Согласно приказу наркома № 0182 на маневрах удалось добиться умелого взаимодействия между пехотой и танками ее непосредственной поддержки, а также между конными и танковыми частями кавдивизий. Примем пока эту оценку на веру, хотя у нас есть серьезные основания сомневаться в ее истинности. Ведь утверждение того же приказа о достижении «полного взаимодействия» между пехотой, танками и конницей – с одной стороны и артиллерией – с другой фактически опровергается самими маневрировавшими.
А именно – «Отчетом о проведении маневров артиллерийскими частями», подписанным 25 сентября 1935 года начальником артиллерии КВО Н. М. Бобровым. Уверяя, что «недочеты тонут в тех достижениях, которые показала артиллерия», и подробно перечисляя эти достижения, отчет отнюдь не упоминает среди них поддержание взаимодействия с пехотой и танками. Больше того, далее в нем указывается, что со штабами и командирами танковых подразделений необходимо теперь же основательно поставить изучение основ взаимодействия с артиллерией: методы огневого сопровождения, постановка задач, связь, сигнализация, самолеты сопровождения, поддержка в глубине и, наконец, методы поддержки (сопровождения) танков поддержки пехоты. Похоже, никакого взаимодействия между артиллерией и танками командирам и штабам этих родов войск добиться не удалось.
Каждый сам по себе
Явно хромала и организация взаимодействия артиллерии с пехотой. В Великую Отечественную при подготовке наступлений Западного фронта на витебском, оршанском и богушевском нaправлениях в октябре 1943 – марте 1944 года высшие артиллерийские штабы для своей работы по планированию тоже забирали большую часть времени, отведенного на подготовку, и низшим артиллерийским звеньям почти не оставалось времени, особенно светлого, для отработки задач на местности и организации взаимодействия. Там, на настоящей войне, это стало одной из причин того, что наша артиллерия, несмотря на сосредоточение ее в больших количествах и превосходство над артиллерией противника, не подавляла как в период артиллерийской подготовки, так и в процессе боя огневую систему противника. Зачастую артиллерия вела огонь по пустому месту, не выполняла заявок пехоты, теряла с ней взаимодействие, иногда вела огонь даже по своей пехоте. Пехота шла в атаку на неподавленную огневую систему противника, несла громадные потери и не продвигалась вперед.
Можно привести и более конкретный пример. В ходе наступления 70-й армии Центрального фронта на орловском направлении 8–12 марта 1943 года отсутствие увязки взаимодействия между пехотными и артиллерийскими командирами на местности привело к тому, что сопровождение пехоты артиллерией и ее поддержка огнем прямой наводкой были организованы плохо, благодаря чему подразделения, выдвигавшиеся вперед и овладевшие высотой 260,2 и Муравчиком, попадали под сильное огневое воздействие и контратаки пехоты и танков противника, героически погибали почти целиком, а остатки отходили назад, оставляя захваченные позиции.
А Ворошилов на заседании Военного совета при наркоме обороны 14 декабря 1935 года напомнил и о том, что «некоторые» общевойсковые начальники просто «забывали» ставить артиллерии задачи в процессе боя. Эта, как ее деликатно назвал нарком, шероховатость означала, что после окончания артподготовки и перехода пехоты в атаку всякое взаимодействие между ней и артиллерией исчезало.
Черновик отчета о действиях войск связи, подготовленный к 25 сентября 1935 года в штабе войск связи КВО, подкрепляет не только вывод о плохом взаимодействии танков и пехоты с артиллерией, но и сомнения в четкости взаимодействия пехоты и танков ее непосредственной поддержки. Ведь этот документ предлагал основное внимание штабов направить на овладение радиосредствами для связи с авиацией в воздухе и для организации тактического взаимодействия ТДД (танков дальнего действия), ТПП (танков поддержки пехоты) с артиллерией, стрелковыми войсками и воздухом. Значит, на маневрах радиосвязь между пехотой и танками ее непосредственной поддержки осуществлялась плохо, а ведь после начала атаки пехотный командир мог координировать свои действия с находящимся внутри боевой машины командиром-танкистом только по радио.
Что же касается танковой группы дальнего действия, то факт полного отсутствия взаимодействия между ней и наступавшими следом стрелковыми соединениями отметил сам Ворошилов. Войдя в прорыв, указал он 14 декабря 1935 года на Военном совете при наркоме обороны, танки ДД просто «исчезли» и долго не имели связи ни с наступавшим за ними 17-м стрелковым корпусом, ни с высшим командованием.
Как видно из уже приведенного отчета связистов, хромало и взаимодействие наземных войск с авиацией: ведь навести находящиеся в воздухе самолеты на цель (или перенацелить их при изменении обстановки) пехотные и танковые командиры опять-таки могли только по радио. В 17-м стрелковом и 45-м механизированном корпусах, косноязычно уточнялось далее в этом черновом документе, «не достигнуто еще четкой работы по радио войск с авиацией усиления (бомбардировочной и штурмовой) и обеспечения истребительной в воздухе».
Иными словами, по меньшей мере половина всей пехоты и танков на маневрах не могла в полной мере воспользоваться помощью с воздуха, зато попадала под удар собственной авиации (если после вызова последней начертание переднего края успело измениться).
И наблюдатели, и участники маневров отметили зачастую неудовлетворительную организацию разведки. Говоря словами известного в последующие годы заместителя наркома обороны Г. И. Кулика, «здесь надо внести ясность. Как человек не может жить без воздуха, так командир не может жить без разведки. Только тогда будет правильное решение командира, если его решение соответствует данной обстановке, а соответствовать данной обстановке оно будет только, если командир имеет у себя данные о положении противника».
Между тем, отмечалось в приказе наркома № 0182, постановка задач на разведку не всегда была четкой и конкретной. Получив вместо приказа «вскрыть состав группировки противника в таком-то районе» приказ «вести разведку в таком-то направлении», разведчики не будут нацелены на получение конкретного результата, будут «разведывать», но не разведают.
А ведь непрерывность ведения разведки – основополагающий принцип ее организации. Без соблюдения этого правила командование будет строить свои планы на основе устаревшей информации о противнике, то есть в значительной степени на песке. Если округ в докладе вышестоящим инстанциям оценивает достигнутые им результаты строже, чем сами эти инстанции, значит, дела с организацией разведки на маневрах обстояли совсем плохо.
Когда верхи не могут
Что касается управления войсками, то в приказе № 0182 утверждалось: «Пехотными командирами и младшими командирами достигнуто твердое и четкое управление движением боевых порядков и огнем, особенно пулеметных подразделений». Но далее отмечалось, что имело место скопление значительных пехотных групп, хорошо наблюдаемых обороняющимися за полтора-два километра. Это означает, что редкие цепи атакующих постепенно сбивались в кучу, что боевые порядки таким образом рассыпались и что, следовательно, никакого твердого и четкого управления движением боевых порядков не было.
И не было очень часто! Порукой тому – годовой отчет КВО от 11 октября 1935 года, в котором само же командование округа признало, что в наступлении зачастую отмечаются случаи слишком большого сгущения боевых порядков. Киевские маневры венчали учебный год, и если бы на них это «сгущение» встречалось лишь иногда, отчет не преминул бы доложить так и об итогах года.
А приказ № 0182 продолжает опровергать сам себя, указывая, что в ряде случаев станковые пулеметы наступавших отставали от своей пехоты, оставляя ее без огневой поддержки. Вместо того чтобы выдвинуть свои «максимы» перекатами вперед, пулеметные роты стрелковых батальонов и пулеметные взводы стрелковых рот пытались стрелять через головы уходящих вперед цепей – хотя конкретные условия боя исключали применение такого способа стрельбы. То, что в наступательном бою пулеметы должны перемещаться вперед, было выяснено еще в Первую мировую войну. Поэтому напрашивается вывод о том, что отказываясь от смены огневых позиций в ходе боя, командиры-пулеметчики пытались скрыть недостаток умения управлять своими взводами и ротами. Какое же это «твердое и четкое управление движением боевых порядков и огнем, особенно пулеметных подразделений»?
Боевые порядки танковых частей и подразделений не расстраивались, но утверждать на этом основании о хорошем умении командиров-танкистов управлять своими подразделениями мы не можем, ибо, как мы увидим ниже, танкисты на маневрах были поставлены прямо-таки в «сверхтепличные» условия.
Участвовавшие в Киевских маневрах общевойсковые штабы хорошим умением управлять войсками явно не отличались: им явно не хватало ни конкретных знаний и навыков, ни штабной культуры. В самом деле, даже имея на подготовку приказа комдива на прорыв укрепленной полосы несколько дней (вместо обычных нескольких часов), штабисты 44-й стрелковой дивизии ухитрились оформить этот документ «исключительно небрежно». Аналогичный приказ командира 24-й стрелковой дивизии, также готовившийся ее штабом заранее, содержал анекдотичную формулировку: «В дальнейшем – дальнейшая задача».
Начсостав крупных штабов, отмечалось в отчете о работе на маневрах войск связи, при переговорах по прямому проводу не умеет ясно и кратко выражать свои мысли («многословие – обычное явление»). В этой связи обращает на себя внимание фраза из политдонесения начальника политотдела 24-й стрелковой дивизии П. М. Ганусевича от 13 сентября 1935 года: «Нет еще у отдельных лиц начсостава четкости командного языка».
Еще хуже было то, что штабы не умели организовывать бесперебойную связь с войсками. Как отмечало само командование КВО, каждый раз, когда штабы меняли расположение, эта связь исчезала: «Радиосредства, работающие на ходу, не использовались». А вместе со связью штаб терял и управление.
Что касается танковых штабов, то и комвойсками КВО Якир, и начальник Автобронетанкового управления РККА (АБТУ РККА) И. А. Халепский, и начальник 2-го отдела Штаба РККА Седякин отметили четкое управление действиями 45-го механизированного корпуса. Но эти оценки могли объясняться не только профессионализмом штаба корпуса, но и контрастом с результатами сентябрьских маневров 1934 года. Тогда 45-й оказался настолько неуправляем, напомнил 8 декабря 1935-го на Военном совете при наркоме обороны Халепский, что мы вынесли даже отрицательное мнение о существовании такой громоздкой организации, как механизированный корпус. Да и контраст в свою очередь мог быть обусловлен не столько возросшим за год умением штабистов, сколько упрощением по сравнению с 1934 годом структуры и уменьшением численности мехкорпусов. В их составе теперь не было, например, артиллерийских частей (кстати, уже в декабре 1935-го на Военном совете при наркоме обороны Якир с тревогой заговорил об опасности наступать таким корпусом на войска вероятного противника: ему нечем будет подавить их многочисленную артиллерию). Танковые взводы вместо пяти танков стали иметь три – это уже само по себе должно было повысить управляемость и мобильность танковых подразделений, а значит, и частей с соединениями. В общем, преувеличивать степень выучки штаба 45-го механизированного корпуса не стоит.
Явно недостаточной оказалась подготовленность штабов артиллерии. Ведь упомянутая выше задержка начальниками артиллерии 8 и 17-го корпусов выпуска боевых документов произошла оттого, что начарты подменяли сотрудников своих штабов – подготовленных, таким образом, явно недостаточно...
Уровень стрелково-артиллерийской выучки участвовавших в Киевских маневрах командиров-артиллеристов охарактеризовать крайне затруднительно. Во-первых, из-за того, что на маневрах не стреляли боевыми снарядами, а во-вторых, из-за отсутствия других источников, кроме цитировавшегося выше «Отчета о проведении маневров артиллерийскими частями», «отлакированного» заинтересованными лицами из штаба артиллерии КВО.
Тем не менее чрезвычайно тревожным сигналом выглядит признание этим отчетом того факта, что в 17-м стрелковом корпусе часть артдивизионов не осуществляла предусмотренную таблицами огня пристрелку реперов (из-за чего огонь, открывавшийся потом в реальном бою по цели, должен был оказываться менее точным). Впрочем, пренебрежение пристрелкой реперов указывает на то, что прямо несовместимо с «хорошей выучкой», – на явный недостаток у части командиров-артиллеристов стрелковой культуры. А если факты невыполнения командирами-артиллеристами на Киевских маневрах своих обязанностей в бою встречались не только в 17-м корпусе и не только при пристрелке реперов?
Суетливая царица полей
Характеристику продемонстрированного на Киевских маневрах уровня выучки войск начнем с пехоты. Посредники отмечали хорошую маскировку бойцов 44-й стрелковой дивизии, но из докладов политработников явствует, что бойцы-пехотинцы на маневрах не делали многого из того, что им пришлось бы проделывать в бою. Так, в 24-й стрелковой дивизии они отличались «слабым использованием лопаты», то есть плохо или вовсе не окапывались. А ведь самоокапывание обязательно должно было применяться и в наступлении – для закрепления на каждом из последовательно достигаемых рубежей.
Вот, например, уроки нескольких эпизодов Смоленского сражения. «Пехота на поле боя не зарывается в землю, не роет себе окопов, – отмечалось в докладе старшего помощника начальника оперативного отдела штаба Западного фронта полковника А. В. Васильева о ходе наступления 20-й армии восточнее Смоленска 9–15 августа 1941 года, – а поэтому легко уязвима от огня артиллерии и авиации». В наступавшей тогда восточнее Духовщины 19-й армии 7-я стрелковая рота 400-го стрелкового полка 89-й стрелковой дивизии, «поползав» 6 августа без окапывания по полю взад-вперед, потеряла половину состава.
По существу боец-пехотинец на Киевских маневрах лишь перемещался по полю боя, но не вел бой. Раз так, ни о какой «хорошей выучке красноармейцев» пехоты эти маневры свидетельствовать не могут.
Что же касается выучки пехотных подразделений, то освещающий ее приказ наркома № 0182 и здесь противоречит сам себе. Тактическая подготовка пехоты, утверждается в нем, хорошая, но далее указывается, что «в некоторых эпизодах» боевые порядки «недостаточно применялись к местности», «имело место скопление значительных пехотных групп, хорошо наблюдаемых обороняющимися за полтора-два километра». Иными словами, в уставных боевых порядках пехота атаковать не умела, ее двигающиеся редкими цепями бойцы постепенно сбивались в кучу и цепи превращались в толпы, то есть в идеальную мишень.
Чем обернулось бы такое «слишком большое сгущение боевых порядков» в настоящем бою, наглядно показывает, например, эпизод Демянской операции 1942 года, точнее, наступления 1-й ударной армии Северо-Западного фронта под Старой Руссой в феврале 1942-го: «Во время наступления 47-й стрелковой бригады на деревню Святогорма подразделения шли в атаку исключительно скученно. Бригада понесла большие потери. На подъеме к деревне большое количество трупов наших бойцов лежали или рядом, или в полуметре друг от друга». 402-я стрелковая дивизия Южного фронта, действуя в феврале 1943 года в ходе Ростовской операции, «в скученных боевых порядках и не выдерживая интервалов», за пять дней потеряла 70 процентов личного состава.
Одно только это «слишком большое сгущение боевых порядков», обрекавшее наступавших на громадные потери, начисто перечеркивает утверждение о «хорошей» тактической выучке маневрировавшей пехоты.
Выучка одиночного бойца-артиллериста на Киевских маневрах фактически не проверялась. Не значит ли это, что на Киевских маневрах от рядовых артиллеристов не требовали ни вести наблюдение за целями, ни устанавливать прицел, ни делать что-либо еще из того, что требуется от них в настоящем бою – за исключением производства выстрела посредством нажатия на спуск или дергания спускового шнура? По аналогии с рядовыми пехотинцами ответ, думается, следует дать утвердительный. Соответственно ни о какой «хорошей» выучке бойцов (а значит, и подразделений артиллерии) Киевские маневры свидетельствовать также не могут.
Чего не видели стратеги
Что же касается танковых войск, то они, казалось бы, продемонстрировали просто отменную выучку механиков-водителей и подразделений. По полю боя слаженно двигались огромные массы боевых машин (исключение составили лишь 4 и 14-й «танковые батальоны РГК», боевые порядки которых из-за «недостаточной сколоченности» растягивались), стремительные БТ-2 и БТ-5 поражали лихими прыжками с разгона через рвы, уровень аварийности оказался крайне низок.
В отечественной литературе любят приводить отзыв присутствовавшего на маневрах французского генерала Л. Луазо: «В отношении танков я полагал бы правильным считать армию Советского Союза на первом месте». Сюда же можно присовокупить и мнение известного военного теоретика, английского капитана Б. Лиддел Гарта: «Незначительное количество поломок является показателем исправности их механизмов и стандартного (так в тексте перевода, следует читать – образцового) обучения экипажей».
Однако французский генерал и английский капитан не знали и не могли знать, что большую часть танков на маневрах вели отнюдь не те люди, которые должны вести их в бою: не механики-водители (многие из которых были обучены настолько не «образцово», что их побоялись выпускать на маневры), а командиры машин.
О том, насколько «образцово» была подготовлена основная масса «мехводителей» выведенных на Киевские маневры частей, насколько грамотно эксплуатировала она технику, свидетельствует и еще один факт, о котором не знали Луазо и Лиддел Гарт: за несколько дней до маневров значительная часть действовавшей на них танковой армады была небоеспособна. Так, в 45-м мехкорпусе, выводившем на маневры 260 танков (97 БТ-2 и БТ-5, 98 Т-26 и 65 Т-37) из положенных по штату 303 (126 БТ-2 и БТ-5, 112 Т-26 и 65 Т-37), в последние пять-шесть дней пришлось заменить моторы на 39 БТ-2 и БТ-5 и осуществить переборку моторов (в объеме заводского ремонта) на 66 Т-2658.
Иными словами, начнись учения неделей раньше – и краса и гордость Киевских маневров не смог бы стронуть с места или потерял бы в первые же часы из-за неисправности двигателей 34,7 процента штатных и 40,4 процента вышедших на маневры танков. А если учитывать только линейные танки, исключив из подсчета разведывательные Т-37, то эти цифры возрастут соответственно до 44,1 и 53,8 процента.
Луазо и Лиддел Гарт не знали, что танкисты на Киевских маневрах действовали в еще более тепличных условиях, чем пехотинцы. Были не только заранее проложены или усовершенствованы все необходимые для марша танковых частей дороги, но и... выровнена местность, на которой танки потом шли в атаку. А танкисты – опять-таки заранее, до маневров – еще и тщательно осмотрели поля будущих «боев».
Вот так и были достигнуты с гордостью преподнесенные в отчете КВО за 1935 год «малый процент аварий на маневрах и умение вести машины на больших скоростях в условиях пересеченной и болотистой местности». В реальной боевой обстановке в том же 45-м мехкорпусе до половины танков сломалось или застряло бы на тяжелых дорогах еще на марше, а большинство остальных притормаживало бы в атаке перед каждой канавой. Наглядное подтверждение тому – провал 7-го механизированного Ленинградского корпуса на учениях Ленинградского военного округа, прошедших сразу после Киевских маневров, 18–22 сентября 1935 года в районе Дно – Порхов – Псков.
Эти учения войска так тщательно, как Киевские маневры, не репетировали, а «театр военных действий» заранее не облагораживали. В результате «много танков 19 и 31-й имени Урицкого механизированных бригад вышло из боя и из строя по техническим причинам и трудности пути». А «колесные машины и цистерны вообще завязли в грязных неразведанных дорогах» так, что 33-я стрелково-пулеметная бригада имени Воскова «вынуждена была бросить свои автомобили и маршировать на поле боя пешим строем».
Таким же жульническим образом была достигнута на Киевских маневрах и формально хорошая тактическая выучка танковых подразделений. Впрочем, не всех: 4-й танковый батальон РГК «показал себя недостаточно сколоченным и недостаточно дисциплинированным». При вводе 13 сентября в прорыв его боевые порядки растягивались, а два из десяти его Т-28 даже столкнулись друг с другом.
Огневая выучка танкистов – точно так же, как и у стрелков-пехотинцев – на Киевских маневрах фактически не проверялась. Многие танки шли вообще без командиров (сидевших, как мы помним, на месте механика-водителя), а значит, и без штатных наводчиков орудия (чьи обязанности выполняли командиры танков). Таким образом, о «хорошей» огневой выучке танкистов Киевские маневры свидетельствовать никак не могут. Больше того, на них отмечались случаи проявления низкого уровня этой выучки: бывало, что танкисты открывали огонь прямой наводкой с дистанции двух-трех километров, то есть толком не видя цель.
Опаздывающий десант
В Воздушно-десантных войсках сводный парашютный полк собрался после приземления быстро, но сбор мотополка 3-й авиабригады особого назначения проходил «очень медленно» (в черновике отчетного документа, заголовок которого не сохранился, такую формулировку все же зачеркнули, но написав вместо нее, что сбор проходил «с запозданием», это последнее слово сочли необходимым подчеркнуть). В результате рота парашютистов для захвата аэродрома Бровары была выслана слишком поздно, и ТБ-3 с посадочным десантом садились фактически на незахваченный аэродром, бой за который еще продолжался. Сценарий маневров был выдержан, но в реальной боевой обстановке высадка посадочного десанта должна была бы задержаться. А «парашютные части, не получив своевременной поддержки посадочных полков, могут быть уничтожены противником».
Личный состав войск связи КВО оказался подготовлен удовлетворительно. Согласно приказу наркома № 0182 связь на маневрах действовала даже «хорошо», но такая оценка была, видимо, дана (как и в случае с управляемостью 45-го мехкорпуса) по отмеченному в том же приказе контрасту с учениями прошлых лет и даже 1934 года. Организация радиосвязи, как мы видели, часто оказывалась не на высоте, а «одиночная техническая подготовка бойца» во многих случаях была все же «недоработанной».
Спектакль для атташе
Как видим, Киевские маневры 1935 года в принципе не могут свидетельствовать о высоком уровне боевой выучки тогдашней Красной армии. Ведь армия готовится для войны, а тут она была поставлена в такие тепличные условия, каких на войне никогда не может быть:
а) ход и исход разыгрывавшейся на них операции были предрешены и никак не зависели от уровня выучки маневрировавших;
б) все свои действия и решения, а равно и действия противника командирам и штабам были известны задолго до начала «операции»;
в) командиры, штабы и войска заранее репетировали свои действия в тех или иных конкретных эпизодах «операции»;
г) от войск не требовали проделывать на маневрах многое из того, что приходится проделывать на настоящей войне: от наведения мостов до установки прицела;
д) войска на маневрах были поставлены в тепличные бытовые условия, не имеющие ничего общего с реальным фронтовым бытом;
е) танковые войска – «козырная карта» РККА – вывели на маневры в основном не штатные, а импровизированные экипажи, какими никогда не удалось бы обойтись на войне, и атаковали на искусственно выровненной местности.
Мы не говорим уже о том, что перед маневрами войска «отбрасывали все остальные виды боевой подготовки и занимались только одним – подготовкой к маневрам».
В общем, Киевские маневры 1935 года были грандиозной показухой, и истинную их сущность прекрасно определил еще за день до их начала, 11 сентября 1935 года красноармеец 8-го корпусного артиллерийского полка Орлов: «Маневры – это очковтирательство, мы стараемся втереть очки представителям иностранной армии».
Собственно, в 1935-м никто и не отрицал того факта, что Киевские маневры весьма отдаленно напоминают реальную войну. В том же приказе наркома № 0182 прямо признавалось, что эти учения носят «учебно-опытовый характер», почему «ответственные» их эпизоды и были предварительно проработаны с начсоставом маневрирующих войск и «основательно проиграны с посредниками». Но тогда получается, что на Киевских маневрах проверялись более чем элементарные для регулярной армии вещи:
способность командиров и штабов организовать передвижение войск на местности по заранее разработанному плану и розыгрыш войсками ряда заранее же спланированных боевых эпизодов;
способность войск выполнять приказы и передвигаться на местности.
Вопреки общепринятому представлению Киевские маневры показали не «хорошую», а слабую «выучку красноармейцев» и такие же «навыки командного состава». То есть выполнять приказы начальников уже способны, теорию тоже знают, но вести бой еще не умеют...
То, что Киевские маневры 1935 года отнюдь не явились показателем высокой подготовленности РККА, прямо признал и Ворошилов. Одобрив в выступлении на заседании Военного совета при наркоме обороны 14 декабря 1935 года показушную методику подготовки Киевских маневров, при которой Якир заранее тщательно подготовил местность, «а потом начальники хорошо разыграли на ней маневр», Климент Ефремович открытым текстом заявил: «На учениях так и надо поступать, пока войска и командиры должным образом не подготовлены».
Тезис о высоком уровне боевого мастерства, достигнутом РККА к началу репрессий 1937–1938 годов, обычно сопровождают напоминаниями о маневрах 1935–1936-го в Киевском (КВО) и Белорусском (БВО) военных округах.
«Киевские маневры, а в следующем году Белорусские, – писал, например, В. А. Анфилов, – показали высокую боевую мощь Красной армии, хорошую выучку красноармейцев и навыки командного состава и доказали, что РККА в те годы успешно решала вопросы организации и применения на поле боя новых средств вооруженной борьбы, в частности крупных механизированных, танковых и военно-воздушных соединений». Однако подробно работу войск на маневрах 30-х годов никто из делавших такие заявления не освещал и не анализировал.
Концепция глубокого удара
Между тем маневры, то есть двусторонние учения с участием целых корпусов и армий – действительно лучший индикатор уровня боевой выучки армии в мирное время. Ведь такие учения позволяют в максимально возможной степени сымитировать реальную обстановку войны, когда в борьбу друг с другом одновременно и на большом пространстве вовлечены массы людей и техники.
Целью Киевских маневров 1935 года было прежде всего проверить, насколько жизненна разработанная к тому времени в СССР теория глубокой операции. Сущность последней заключалась в том, чтобы используя новые средства вооруженной борьбы – танки и авиацию, одним ударом поразить оборону противника на всю ее не только тактическую, но и оперативную глубину, то есть не только прорвать все оборонительные полосы противника (тактическую зону обороны), но и разгромить расположенные в нескольких десятках километров за ними оперативные резервы. Тем самым удалось бы избежать характерного для Первой мировой войны затягивания боевых действий, когда наступательные операции выливались в медленное, по километру «прогрызание» обороны противника и оборачивались чудовищными мясорубками. Ведь в те годы, пока прорывалась тактическая зона обороны, резервы оборонявшихся, остававшиеся вне воздействия наступавших, успевали подойти к месту прорыва и закрыть пробитую брешь, так что наступавшим приходилось готовить новый прорыв.
Прорыв одним ударом (в ходе глубокого боя) тактической зоны обороны должен был обеспечить одновременное поражение всех ее позиций не только артиллерией, но и авиацией, а также поддержкой атакующей пехоты танками. А разгром в ходе того же удара оперативных резервов и оперативных тылов противника достигался броском введенных в прорыв танков развития успеха и стратегической конницы, ударами авиации и высадкой воздушных десантов. Таким образом, успех глубокой операции определялся достижением взаимодействия различных родов войск.
Ход маневров
Внешняя сторона глубокой операции на Киевских маневрах действительно была воссоздана в полном объеме. 12–17 сентября 1935 года на обширных пространствах к западу и юго-западу от столицы Украины, в районе Киев – Житомир – Бердичев столкнулись целые две армейские группы: 5-я армия «синих» и 3-я армия «красных».
12 сентября пехота «синих» вышла к сооруженной в районе Житомира укрепленной оборонительной полосе «красных» и в ночь на 13-е разведала ее боем. Полосу занимала 100-я стрелковая дивизия. На нее и обрушился 13 сентября 1935-го удар, возвестивший о начале глубокой наступательной операции «синих». После артподготовки с участием 152-мм пушек и 203-мм гаубиц 137-го артиллерийского полка РГК и сводного тяжелого артполка, двигаясь за огневым валом, укрепленную оборонительную полосу «красных» атаковал 17-й стрелковый корпус – поблескивавшая стальными шлемами 24-я стрелковая Самаро-Ульяновская краснознаменная железная дивизия и оставшаяся в новеньких защитного цвета фуражках 44-я стрелковая Киевская краснознаменная дивизия.Атакующую пехоту поддерживали огнем и гусеницами легкие танки Т-26 танковых батальонов стрелковых дивизий, танкетки Т-27 танкетных рот и батальонов стрелковых полков и 8-й танковый батальон РГК (батальон Т-26 из 8-й механизированной бригады). С воздуха оборонявшихся бомбили и обстреливали из пулеметов многоцелевые одномоторные бипланы Р-5 из 19, 20 и 21-й легкобомбардировочных авиаэскадрилий 206-й авиабригады.
Крыши башен танков и бронеавтомобилей, спускаясь вертикальными полосами и на борта башни, перечеркивал прямой белый крест, на самолетах «синих» хвостовую часть фюзеляжа окольцовывала белая полоса шириной 0,5 метра, а вместо красных звезд сияли белые. Прорыв тактической обороны «красных» завершила танковая группа дальнего действия, состоявшая из двух танковых батальонов РГК – 4-го (10 средних танков Т-28 из 4-го танкового полка) и 14-го (легкие быстроходные БТ-5 и БТ-2 из 134-й механизированной бригады).
В образовавшуюся в обороне брешь устремились 2-й кавалерийский имени Совета народных комиссаров УССР корпус, 3-я кавалерийская Бессарабская краснознаменная дивизия имени тов. Котовского и 5-я кавалерийская Ставропольская краснознаменная дивизия имени т. Блинова (вместо 14-го кавполка первой и 26-го – второй в их составе шли 57-й кавалерийский Хорупанский краснознаменный и 59-й кавалерийский Подгайцевский краснознаменный полки 14-й кавалерийской краснознаменной Коминтерна молодежи дивизии имени т. Пархоменко). Восемь кавполков шли на больших интервалах и дистанциях, рассредоточив в глубину и по фронту линейные эскадроны, пулеметные тачанки, батареи, короткой рысью, с развернутыми знаменами и трубачами.
Конницу «синих» тут же атаковали с бреющего полета десятки краснозвездных Р-5 из 13, 14 и 24-й штурмовых авиаэскадрилий 256-й авиабригады имени Пролетариата Киевщины, но в прорыв ринулись и механизированные полки 3 и 5-й кавдивизий – «быстроходки» БТ-2 и БТ-5, малые танки Т-37, средние бронеавтомобили БА-27 и легкие ФАИ. Под напором сабельных, автоброневых и танковых эскадронов не устояли и поспешно занявшие оборону резервы «красных» – 46-я стрелковая дивизия 8-го стрелкового корпуса.
Утро 14 сентября явило еще более эффектное зрелище – высадку «синими» воздушного десанта в тылу «противника». Пока одна из эскадрилий 206-й авиабригады отвлекала на себя истребители «красных», атакуя Киев, две другие пересекли Днепр, вышли к аэродрому Бровары и проштурмовали его, чтобы подавить аэродромную ПВО. Вслед за тем в сопровождении двухмоторных дальних истребителей («крейсеров») Р-6 35-й крейсерской авиаэскадрильи 18-й тяжелобомбардировочной авиабригады к Броварам стали подходить десятки четырехмоторных тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 с авиадесантной дивизией на борту.
Сначала около 30 воздушных кораблей из 22, 24 и 25-й тяжелобомбардировочных авиаэскадрилий 3-й авиабригады особого назначения имени С. М. Кирова выбросили парашютный десант из 1188 человек в синих комбинезонах и светло-синих летных шлемах – личный состав моторизованного полка 3-й авиабригады и сводный парашютный полк (сводный батальон от 46, 51, 96 и 2-й Кавказской стрелковых дивизий и по сводной роте от 7 и 100-й стрелковых).
Рота парашютистов захватила аэродром, и на него один за другим совершили посадку 60 ТБ-3 из 15 и 18-й тяжелобомбардировочных авиабригад. Из них выгрузился посадочный десант – прибывший на кораблях 57, 58 и 59-й тяжелобомбардировочных авиаэскадрилий Житова 43-й стрелковый краснознаменный полк 15-й стрелковой Сивашской краснознаменной дивизии и доставленный 69, 70 и 71-й тяжелобомбардировочными авиаэскадрильями Черния 90-й стрелковый краснознаменный полк 30-й Иркутской краснознаменной и ордена Ленина стрелковой дивизии имени ВЦИК (всего 1765 человек).
От смонтированных между стойками шасси ТБ-3 подвесок были отцеплены 45-мм противотанковые пушки образца 1932 года, пикапы ГАЗ-4, легкие броневики Д-8 и танк Т-37. Выброску парашютного десанта прикрывали истребители И-5 из 34-й и сменившей ее затем 35-й истребительных авиаэскадрилий 451-й авиабригады, а высадку посадочного – обладавшие большей продолжительностью полета «крейсера» Р-6.
Завершив десантирование, авиадесантная дивизия устремилась на запад, к киевским мостам через Днепр, но была остановлена спешно выброшенным ей навстречу подвижным резервом «красных» – 2-м механизированным полком 2-й Черниговской Червонного казачества имени Коммунистической партии Германии кавалерийской дивизии, 49-м кавалерийским полком 9-й Крымской кавалерийской имени СНК УССР дивизии и посаженным на грузовики ГАЗ-АА батальоном 135-й стрелково-пулеметной бригады.
Кульминации маневры достигли 15 сентября, когда «синие» форсировали реку Ирпень и вышли на ближние подступы к Киеву. «Красные» двинули в обход прорвавшейся группировки 45-й механизированный корпус – 133-ю механизированную бригаду, 134-ю механизированную бригаду, 135-ю стрелково-пулеметную бригаду и два приданных стрелковых батальона из состава 152-го стрелкового Кировского краснознаменного полка 51-й Перекопской краснознаменной стрелковой дивизии имени Московского совета РК и КД и от 95-й стрелковой Молдавской дивизии. 133-я мехбригада располагала 152 танками (в основном Т-26, а также БТ-5, БТ-2 и Т-37), еще около ста (БТ-5, БТ-2 и Т-37) насчитывалось в 134-й. Кроме танков с белой полосой по верхнему краю бортов башни (в 133-й мехбригаде и с красными звездами на этой полосе) и по краям ее крыши, по дорогам двигались десятки несших такую же маркировку бронеавтомобилей – средних БА-3 и БАИ и легких ФАИ.
Форсировав в противоположном «противнику» направлении Ирпень, мехкорпус вышел в тыл 17-му стрелковому, но его фланг в свою очередь оказался охвачен 2-м кавкорпусом, усиленным танковыми частями РГК. Во фланг наступавшим войскам ударила взаимодействовавшая с мехкорпусом 9-я кавдивизия. Кроме нее, на кавкорпус обрушились танковый резерв «красных» и штурмовики Р-5. Нанесенный наконец контрудар мехкорпуса привел к окружению основной группировки «синих». При поддержке танков в наступление перешла и 46-я дивизия «красных», и овладеть Киевом «синим» не удалось.
Борьба шла и в воздухе. «Красные» И-5 из 5 и 109-й имени т. Орджоникидзе истребительных авиаэскадрилий 256-й авиабригады и «синие» из 34 и 35-й эскадрилий 451-й авиабригады атаковали группы бомбардировщиков и штурмовиков «противника» (обстреливая иногда и наземные цели).
Всего в Киевских маневрах участвовали около 470 самолетов (242 Р-5, около 90 ТБ-3, 89 И-5, 22 Р-6 и 27 связных У-2), 1040 танков и бронеавтомобилей и до 60 тысяч военнослужащих.
Игра в солдатики
Внешняя сторона современной, по меркам тех лет, войны была воссоздана прекрасно, но только внешняя. По существу же Киевские маневры 1935 года имели очень мало общего с настоящей войной и прежде всего потому, что весь ход событий на них был определен заранее. Было известно, кто, где, когда и с какими силами «противника» столкнется, кто и к какому сроку одержит – независимо от своего или «противника» умения – верх в том или ином бою, выйдет на тот или иной рубеж и т. д. В указаниях посредникам так и значилось: там-то и тогда-то перед наступавшими механизированным и кавалерийским полками им, посредникам, надо будет (как бы ни вели себя обороняющиеся) «показать сильный артиллерийский, пулеметный и ружейный огонь», на таком-то рубеже мехполк «будет задержан артиллерийским огнем» и т. д. Посредники должны были не приостанавливать или ускорять продвижение частей в зависимости от грамотности их действий, а добиваться неуклонного соблюдения этими частями сценария маневров.
Сценарий этот был доведен не только до посредников, но и до участников. Еще 18–22 августа 1935 года командиры всех выводимых на маневры частей и соединений (а в корпусах и дивизиях и штабы) смогли ознакомиться и с районом, в котором им предстоит «воевать», и с «планом розыгрыша операции». От командиров на Киевских маневрах не требовалось поэтому того, что прежде всего требуется на войне: быстрой и правильной реакции на внезапные изменения обстановки (все они, повторяем, были известны заранее).
Более того, командиры частей и соединений не получали здесь даже практики принятия решений в боевой (пусть и наперед известной) обстановке, а их штабы – практики отработки боевых документов. Принять все решения, составить все документы их обязали опять-таки заранее, за одну-две недели до начала маневров. Подготовленную документацию внимательно проверяли в штабе округа, и если находили погрешности, заставляли переделывать. В ходе маневров всю боевую документацию штабам соединений по существу надо было только списать с готового текста.
Вообще, если называть вещи своими именами, на Киевских маневрах от командиров и штабов требовалось лишь не растерять свои части и соединения на марше и при розыгрыше боев и провести их строго через пункты, указанные в «сценарии» маневров – словно через контрольные пункты на состязаниях по спортивному ориентированию. Да и эту «сложнейшую» задачу – не растерять людей и технику – руководство РККА и командование КВО комсоставу маневрирующих войск постарались максимально облегчить. Поэтому в тепличные условия, которых никогда не может быть на войне, на Киевских маневрах были поставлены не только командиры и штабы, но и войска.
По плану, намеченному в Штабе РККА и утвержденному наркомом обороны К. Е. Ворошиловым, передвижение по району маневров было заранее значительно облегчено. Приведены «в проезжее состояние» старые и построено 150 километров новых дорог, проложено 14 километров лесных просек, сооружен 21 новый мост. А местные власти обеспечили маневрировавших и вовсе сказочным «сервисом». Прямо-таки пародийно звучат, например, строки из доклада начальника политотдела 133-й механизированной бригады П. K. Смирнова от 4 сентября 1935 года о результатах рекогносцировки маршрута к району сосредоточения: «Состояние дорог хорошее, везде проведены новые профилированные дороги и сейчас уже укатаны. Все колодцы очищены. Имеют надписи о пригодности воды для питья. На основных направлениях дорог имеются указатели, скамейки под грибками, где в период маневров будут дежурные колхозники для указания дорог частям, особенно ночью».
Не меньшей пародией на настоящую войну были и бытовые условия, созданные для маневрировавших войск. В районе маневров развернули целую сеть стационарных и подвижных врачебно-питательных пунктов Красного Креста, где бойцы и командиры могли не только получить медицинскую помощь, но и вымыться в бане, воспользоваться услугами парикмахера, получить горячий чай с галетами, где им не только стирали белье, но и подшивали к гимнастеркам свежие подворотнички! Только в пункте Гайсинского комитета Красного Креста (приданном 9-й кавалерийской дивизии) за время маневров были побриты до 2000 военнослужащих и до 9000 напоены чаем с галетами. В период напряженных и высокодинамичных «боевых действий» красноармейцы имели возможность совершать покупки в ларьках ЗВК – закрытых военных кооперативов (по воспоминаниям участников Великой Отечественной, приезд в расположение фронтовой части магазина Военторга был невероятно редким, практически невозможным явлением).
Впрочем, даже притом что командиры, штабы и войска пребывали на маневрах в тепличных условиях, даже притом что исход «боевых действий» от них не зависел, хоть какие-то навыки в управлении войсками и планировании боевых действий командиры и штабы продемонстрировать были должны. От войск же требовали действовать, как на войне, демонстрируя подлинный уровень своей выучки. Какой же оказалась выучка участвовавших в маневрах командиров, штабов и войск?
Удивительно, но в РГВА не нашлось каких-либо отчетов по Киевским маневрам 1935 года, составленных теми, кто должен был оценивать уровень выучки армии – специалистами 2-го отдела Штаба (с 22 сентября 1935-го – Генеральный штаб) РККА, ни в фонде Управления боевой подготовки РККА (в которое 9 апреля 1936-го был преобразован 2-й отдел Генштаба), ни в несекретных описях фондов Управления делами при наркоме обороны и Генерального штаба. Отчетам, составленным командованием КВО и участниками маневров, полностью доверять нельзя: они, естественно, склонны преувеличивать свои достижения. Однако могут помочь и они: если в них все-таки упомянуто о каких-либо «своих» недостатках, то можно не сомневаться, что эти последние действительно имели место, причем скорее всего в куда большем масштабе.
Следы же оценок, сделанных специалистами 2-го отдела Штаба РККА, можно найти в приказе наркома обороны № 0182 от 22 сентября 1935 года об итогах Киевских маневров, а также в материалах к докладу начальника 2-го отдела А. И. Седякина об итогах боевой подготовки РККА в 1935-м. Кроме того, в нашем распоряжении есть еще два независимых источника – материалы, подготовленные работниками Политического управления РККА (ПУ РККА), и материалы различных армейских совещаний, а также относительно независимый – доклады политработников маневрировавших войск.
Оценку выучки командиров и штабов начнем с их умения организовать то главное, что определяло успех глубокого боя, глубокой операции и боевых действий 30-х годов вообще – взаимодействие родов войск.
Согласно приказу наркома № 0182 на маневрах удалось добиться умелого взаимодействия между пехотой и танками ее непосредственной поддержки, а также между конными и танковыми частями кавдивизий. Примем пока эту оценку на веру, хотя у нас есть серьезные основания сомневаться в ее истинности. Ведь утверждение того же приказа о достижении «полного взаимодействия» между пехотой, танками и конницей – с одной стороны и артиллерией – с другой фактически опровергается самими маневрировавшими.
А именно – «Отчетом о проведении маневров артиллерийскими частями», подписанным 25 сентября 1935 года начальником артиллерии КВО Н. М. Бобровым. Уверяя, что «недочеты тонут в тех достижениях, которые показала артиллерия», и подробно перечисляя эти достижения, отчет отнюдь не упоминает среди них поддержание взаимодействия с пехотой и танками. Больше того, далее в нем указывается, что со штабами и командирами танковых подразделений необходимо теперь же основательно поставить изучение основ взаимодействия с артиллерией: методы огневого сопровождения, постановка задач, связь, сигнализация, самолеты сопровождения, поддержка в глубине и, наконец, методы поддержки (сопровождения) танков поддержки пехоты. Похоже, никакого взаимодействия между артиллерией и танками командирам и штабам этих родов войск добиться не удалось.
Каждый сам по себе
Явно хромала и организация взаимодействия артиллерии с пехотой. В Великую Отечественную при подготовке наступлений Западного фронта на витебском, оршанском и богушевском нaправлениях в октябре 1943 – марте 1944 года высшие артиллерийские штабы для своей работы по планированию тоже забирали большую часть времени, отведенного на подготовку, и низшим артиллерийским звеньям почти не оставалось времени, особенно светлого, для отработки задач на местности и организации взаимодействия. Там, на настоящей войне, это стало одной из причин того, что наша артиллерия, несмотря на сосредоточение ее в больших количествах и превосходство над артиллерией противника, не подавляла как в период артиллерийской подготовки, так и в процессе боя огневую систему противника. Зачастую артиллерия вела огонь по пустому месту, не выполняла заявок пехоты, теряла с ней взаимодействие, иногда вела огонь даже по своей пехоте. Пехота шла в атаку на неподавленную огневую систему противника, несла громадные потери и не продвигалась вперед.
Военные атташе иностранных государств наблюдают за БТ-5 на Киевских маневрах. Фото: m.mirtesen.ru
Можно привести и более конкретный пример. В ходе наступления 70-й армии Центрального фронта на орловском направлении 8–12 марта 1943 года отсутствие увязки взаимодействия между пехотными и артиллерийскими командирами на местности привело к тому, что сопровождение пехоты артиллерией и ее поддержка огнем прямой наводкой были организованы плохо, благодаря чему подразделения, выдвигавшиеся вперед и овладевшие высотой 260,2 и Муравчиком, попадали под сильное огневое воздействие и контратаки пехоты и танков противника, героически погибали почти целиком, а остатки отходили назад, оставляя захваченные позиции.
А Ворошилов на заседании Военного совета при наркоме обороны 14 декабря 1935 года напомнил и о том, что «некоторые» общевойсковые начальники просто «забывали» ставить артиллерии задачи в процессе боя. Эта, как ее деликатно назвал нарком, шероховатость означала, что после окончания артподготовки и перехода пехоты в атаку всякое взаимодействие между ней и артиллерией исчезало.
Черновик отчета о действиях войск связи, подготовленный к 25 сентября 1935 года в штабе войск связи КВО, подкрепляет не только вывод о плохом взаимодействии танков и пехоты с артиллерией, но и сомнения в четкости взаимодействия пехоты и танков ее непосредственной поддержки. Ведь этот документ предлагал основное внимание штабов направить на овладение радиосредствами для связи с авиацией в воздухе и для организации тактического взаимодействия ТДД (танков дальнего действия), ТПП (танков поддержки пехоты) с артиллерией, стрелковыми войсками и воздухом. Значит, на маневрах радиосвязь между пехотой и танками ее непосредственной поддержки осуществлялась плохо, а ведь после начала атаки пехотный командир мог координировать свои действия с находящимся внутри боевой машины командиром-танкистом только по радио.
Что же касается танковой группы дальнего действия, то факт полного отсутствия взаимодействия между ней и наступавшими следом стрелковыми соединениями отметил сам Ворошилов. Войдя в прорыв, указал он 14 декабря 1935 года на Военном совете при наркоме обороны, танки ДД просто «исчезли» и долго не имели связи ни с наступавшим за ними 17-м стрелковым корпусом, ни с высшим командованием.
Как видно из уже приведенного отчета связистов, хромало и взаимодействие наземных войск с авиацией: ведь навести находящиеся в воздухе самолеты на цель (или перенацелить их при изменении обстановки) пехотные и танковые командиры опять-таки могли только по радио. В 17-м стрелковом и 45-м механизированном корпусах, косноязычно уточнялось далее в этом черновом документе, «не достигнуто еще четкой работы по радио войск с авиацией усиления (бомбардировочной и штурмовой) и обеспечения истребительной в воздухе».
Иными словами, по меньшей мере половина всей пехоты и танков на маневрах не могла в полной мере воспользоваться помощью с воздуха, зато попадала под удар собственной авиации (если после вызова последней начертание переднего края успело измениться).
И наблюдатели, и участники маневров отметили зачастую неудовлетворительную организацию разведки. Говоря словами известного в последующие годы заместителя наркома обороны Г. И. Кулика, «здесь надо внести ясность. Как человек не может жить без воздуха, так командир не может жить без разведки. Только тогда будет правильное решение командира, если его решение соответствует данной обстановке, а соответствовать данной обстановке оно будет только, если командир имеет у себя данные о положении противника».
Между тем, отмечалось в приказе наркома № 0182, постановка задач на разведку не всегда была четкой и конкретной. Получив вместо приказа «вскрыть состав группировки противника в таком-то районе» приказ «вести разведку в таком-то направлении», разведчики не будут нацелены на получение конкретного результата, будут «разведывать», но не разведают.
А ведь непрерывность ведения разведки – основополагающий принцип ее организации. Без соблюдения этого правила командование будет строить свои планы на основе устаревшей информации о противнике, то есть в значительной степени на песке. Если округ в докладе вышестоящим инстанциям оценивает достигнутые им результаты строже, чем сами эти инстанции, значит, дела с организацией разведки на маневрах обстояли совсем плохо.
Когда верхи не могут
Что касается управления войсками, то в приказе № 0182 утверждалось: «Пехотными командирами и младшими командирами достигнуто твердое и четкое управление движением боевых порядков и огнем, особенно пулеметных подразделений». Но далее отмечалось, что имело место скопление значительных пехотных групп, хорошо наблюдаемых обороняющимися за полтора-два километра. Это означает, что редкие цепи атакующих постепенно сбивались в кучу, что боевые порядки таким образом рассыпались и что, следовательно, никакого твердого и четкого управления движением боевых порядков не было.
И не было очень часто! Порукой тому – годовой отчет КВО от 11 октября 1935 года, в котором само же командование округа признало, что в наступлении зачастую отмечаются случаи слишком большого сгущения боевых порядков. Киевские маневры венчали учебный год, и если бы на них это «сгущение» встречалось лишь иногда, отчет не преминул бы доложить так и об итогах года.
А приказ № 0182 продолжает опровергать сам себя, указывая, что в ряде случаев станковые пулеметы наступавших отставали от своей пехоты, оставляя ее без огневой поддержки. Вместо того чтобы выдвинуть свои «максимы» перекатами вперед, пулеметные роты стрелковых батальонов и пулеметные взводы стрелковых рот пытались стрелять через головы уходящих вперед цепей – хотя конкретные условия боя исключали применение такого способа стрельбы. То, что в наступательном бою пулеметы должны перемещаться вперед, было выяснено еще в Первую мировую войну. Поэтому напрашивается вывод о том, что отказываясь от смены огневых позиций в ходе боя, командиры-пулеметчики пытались скрыть недостаток умения управлять своими взводами и ротами. Какое же это «твердое и четкое управление движением боевых порядков и огнем, особенно пулеметных подразделений»?
Боевые порядки танковых частей и подразделений не расстраивались, но утверждать на этом основании о хорошем умении командиров-танкистов управлять своими подразделениями мы не можем, ибо, как мы увидим ниже, танкисты на маневрах были поставлены прямо-таки в «сверхтепличные» условия.
Участвовавшие в Киевских маневрах общевойсковые штабы хорошим умением управлять войсками явно не отличались: им явно не хватало ни конкретных знаний и навыков, ни штабной культуры. В самом деле, даже имея на подготовку приказа комдива на прорыв укрепленной полосы несколько дней (вместо обычных нескольких часов), штабисты 44-й стрелковой дивизии ухитрились оформить этот документ «исключительно небрежно». Аналогичный приказ командира 24-й стрелковой дивизии, также готовившийся ее штабом заранее, содержал анекдотичную формулировку: «В дальнейшем – дальнейшая задача».
Начсостав крупных штабов, отмечалось в отчете о работе на маневрах войск связи, при переговорах по прямому проводу не умеет ясно и кратко выражать свои мысли («многословие – обычное явление»). В этой связи обращает на себя внимание фраза из политдонесения начальника политотдела 24-й стрелковой дивизии П. М. Ганусевича от 13 сентября 1935 года: «Нет еще у отдельных лиц начсостава четкости командного языка».
Еще хуже было то, что штабы не умели организовывать бесперебойную связь с войсками. Как отмечало само командование КВО, каждый раз, когда штабы меняли расположение, эта связь исчезала: «Радиосредства, работающие на ходу, не использовались». А вместе со связью штаб терял и управление.
Что касается танковых штабов, то и комвойсками КВО Якир, и начальник Автобронетанкового управления РККА (АБТУ РККА) И. А. Халепский, и начальник 2-го отдела Штаба РККА Седякин отметили четкое управление действиями 45-го механизированного корпуса. Но эти оценки могли объясняться не только профессионализмом штаба корпуса, но и контрастом с результатами сентябрьских маневров 1934 года. Тогда 45-й оказался настолько неуправляем, напомнил 8 декабря 1935-го на Военном совете при наркоме обороны Халепский, что мы вынесли даже отрицательное мнение о существовании такой громоздкой организации, как механизированный корпус. Да и контраст в свою очередь мог быть обусловлен не столько возросшим за год умением штабистов, сколько упрощением по сравнению с 1934 годом структуры и уменьшением численности мехкорпусов. В их составе теперь не было, например, артиллерийских частей (кстати, уже в декабре 1935-го на Военном совете при наркоме обороны Якир с тревогой заговорил об опасности наступать таким корпусом на войска вероятного противника: ему нечем будет подавить их многочисленную артиллерию). Танковые взводы вместо пяти танков стали иметь три – это уже само по себе должно было повысить управляемость и мобильность танковых подразделений, а значит, и частей с соединениями. В общем, преувеличивать степень выучки штаба 45-го механизированного корпуса не стоит.
Явно недостаточной оказалась подготовленность штабов артиллерии. Ведь упомянутая выше задержка начальниками артиллерии 8 и 17-го корпусов выпуска боевых документов произошла оттого, что начарты подменяли сотрудников своих штабов – подготовленных, таким образом, явно недостаточно...
Уровень стрелково-артиллерийской выучки участвовавших в Киевских маневрах командиров-артиллеристов охарактеризовать крайне затруднительно. Во-первых, из-за того, что на маневрах не стреляли боевыми снарядами, а во-вторых, из-за отсутствия других источников, кроме цитировавшегося выше «Отчета о проведении маневров артиллерийскими частями», «отлакированного» заинтересованными лицами из штаба артиллерии КВО.
Тем не менее чрезвычайно тревожным сигналом выглядит признание этим отчетом того факта, что в 17-м стрелковом корпусе часть артдивизионов не осуществляла предусмотренную таблицами огня пристрелку реперов (из-за чего огонь, открывавшийся потом в реальном бою по цели, должен был оказываться менее точным). Впрочем, пренебрежение пристрелкой реперов указывает на то, что прямо несовместимо с «хорошей выучкой», – на явный недостаток у части командиров-артиллеристов стрелковой культуры. А если факты невыполнения командирами-артиллеристами на Киевских маневрах своих обязанностей в бою встречались не только в 17-м корпусе и не только при пристрелке реперов?
Суетливая царица полей
Характеристику продемонстрированного на Киевских маневрах уровня выучки войск начнем с пехоты. Посредники отмечали хорошую маскировку бойцов 44-й стрелковой дивизии, но из докладов политработников явствует, что бойцы-пехотинцы на маневрах не делали многого из того, что им пришлось бы проделывать в бою. Так, в 24-й стрелковой дивизии они отличались «слабым использованием лопаты», то есть плохо или вовсе не окапывались. А ведь самоокапывание обязательно должно было применяться и в наступлении – для закрепления на каждом из последовательно достигаемых рубежей.
Вот, например, уроки нескольких эпизодов Смоленского сражения. «Пехота на поле боя не зарывается в землю, не роет себе окопов, – отмечалось в докладе старшего помощника начальника оперативного отдела штаба Западного фронта полковника А. В. Васильева о ходе наступления 20-й армии восточнее Смоленска 9–15 августа 1941 года, – а поэтому легко уязвима от огня артиллерии и авиации». В наступавшей тогда восточнее Духовщины 19-й армии 7-я стрелковая рота 400-го стрелкового полка 89-й стрелковой дивизии, «поползав» 6 августа без окапывания по полю взад-вперед, потеряла половину состава.
По существу боец-пехотинец на Киевских маневрах лишь перемещался по полю боя, но не вел бой. Раз так, ни о какой «хорошей выучке красноармейцев» пехоты эти маневры свидетельствовать не могут.
Что же касается выучки пехотных подразделений, то освещающий ее приказ наркома № 0182 и здесь противоречит сам себе. Тактическая подготовка пехоты, утверждается в нем, хорошая, но далее указывается, что «в некоторых эпизодах» боевые порядки «недостаточно применялись к местности», «имело место скопление значительных пехотных групп, хорошо наблюдаемых обороняющимися за полтора-два километра». Иными словами, в уставных боевых порядках пехота атаковать не умела, ее двигающиеся редкими цепями бойцы постепенно сбивались в кучу и цепи превращались в толпы, то есть в идеальную мишень.
Чем обернулось бы такое «слишком большое сгущение боевых порядков» в настоящем бою, наглядно показывает, например, эпизод Демянской операции 1942 года, точнее, наступления 1-й ударной армии Северо-Западного фронта под Старой Руссой в феврале 1942-го: «Во время наступления 47-й стрелковой бригады на деревню Святогорма подразделения шли в атаку исключительно скученно. Бригада понесла большие потери. На подъеме к деревне большое количество трупов наших бойцов лежали или рядом, или в полуметре друг от друга». 402-я стрелковая дивизия Южного фронта, действуя в феврале 1943 года в ходе Ростовской операции, «в скученных боевых порядках и не выдерживая интервалов», за пять дней потеряла 70 процентов личного состава.
Одно только это «слишком большое сгущение боевых порядков», обрекавшее наступавших на громадные потери, начисто перечеркивает утверждение о «хорошей» тактической выучке маневрировавшей пехоты.
Выучка одиночного бойца-артиллериста на Киевских маневрах фактически не проверялась. Не значит ли это, что на Киевских маневрах от рядовых артиллеристов не требовали ни вести наблюдение за целями, ни устанавливать прицел, ни делать что-либо еще из того, что требуется от них в настоящем бою – за исключением производства выстрела посредством нажатия на спуск или дергания спускового шнура? По аналогии с рядовыми пехотинцами ответ, думается, следует дать утвердительный. Соответственно ни о какой «хорошей» выучке бойцов (а значит, и подразделений артиллерии) Киевские маневры свидетельствовать также не могут.
Чего не видели стратеги
Что же касается танковых войск, то они, казалось бы, продемонстрировали просто отменную выучку механиков-водителей и подразделений. По полю боя слаженно двигались огромные массы боевых машин (исключение составили лишь 4 и 14-й «танковые батальоны РГК», боевые порядки которых из-за «недостаточной сколоченности» растягивались), стремительные БТ-2 и БТ-5 поражали лихими прыжками с разгона через рвы, уровень аварийности оказался крайне низок.
В отечественной литературе любят приводить отзыв присутствовавшего на маневрах французского генерала Л. Луазо: «В отношении танков я полагал бы правильным считать армию Советского Союза на первом месте». Сюда же можно присовокупить и мнение известного военного теоретика, английского капитана Б. Лиддел Гарта: «Незначительное количество поломок является показателем исправности их механизмов и стандартного (так в тексте перевода, следует читать – образцового) обучения экипажей».
Однако французский генерал и английский капитан не знали и не могли знать, что большую часть танков на маневрах вели отнюдь не те люди, которые должны вести их в бою: не механики-водители (многие из которых были обучены настолько не «образцово», что их побоялись выпускать на маневры), а командиры машин.
О том, насколько «образцово» была подготовлена основная масса «мехводителей» выведенных на Киевские маневры частей, насколько грамотно эксплуатировала она технику, свидетельствует и еще один факт, о котором не знали Луазо и Лиддел Гарт: за несколько дней до маневров значительная часть действовавшей на них танковой армады была небоеспособна. Так, в 45-м мехкорпусе, выводившем на маневры 260 танков (97 БТ-2 и БТ-5, 98 Т-26 и 65 Т-37) из положенных по штату 303 (126 БТ-2 и БТ-5, 112 Т-26 и 65 Т-37), в последние пять-шесть дней пришлось заменить моторы на 39 БТ-2 и БТ-5 и осуществить переборку моторов (в объеме заводского ремонта) на 66 Т-2658.
Иными словами, начнись учения неделей раньше – и краса и гордость Киевских маневров не смог бы стронуть с места или потерял бы в первые же часы из-за неисправности двигателей 34,7 процента штатных и 40,4 процента вышедших на маневры танков. А если учитывать только линейные танки, исключив из подсчета разведывательные Т-37, то эти цифры возрастут соответственно до 44,1 и 53,8 процента.
Луазо и Лиддел Гарт не знали, что танкисты на Киевских маневрах действовали в еще более тепличных условиях, чем пехотинцы. Были не только заранее проложены или усовершенствованы все необходимые для марша танковых частей дороги, но и... выровнена местность, на которой танки потом шли в атаку. А танкисты – опять-таки заранее, до маневров – еще и тщательно осмотрели поля будущих «боев».
Вот так и были достигнуты с гордостью преподнесенные в отчете КВО за 1935 год «малый процент аварий на маневрах и умение вести машины на больших скоростях в условиях пересеченной и болотистой местности». В реальной боевой обстановке в том же 45-м мехкорпусе до половины танков сломалось или застряло бы на тяжелых дорогах еще на марше, а большинство остальных притормаживало бы в атаке перед каждой канавой. Наглядное подтверждение тому – провал 7-го механизированного Ленинградского корпуса на учениях Ленинградского военного округа, прошедших сразу после Киевских маневров, 18–22 сентября 1935 года в районе Дно – Порхов – Псков.
Эти учения войска так тщательно, как Киевские маневры, не репетировали, а «театр военных действий» заранее не облагораживали. В результате «много танков 19 и 31-й имени Урицкого механизированных бригад вышло из боя и из строя по техническим причинам и трудности пути». А «колесные машины и цистерны вообще завязли в грязных неразведанных дорогах» так, что 33-я стрелково-пулеметная бригада имени Воскова «вынуждена была бросить свои автомобили и маршировать на поле боя пешим строем».
Таким же жульническим образом была достигнута на Киевских маневрах и формально хорошая тактическая выучка танковых подразделений. Впрочем, не всех: 4-й танковый батальон РГК «показал себя недостаточно сколоченным и недостаточно дисциплинированным». При вводе 13 сентября в прорыв его боевые порядки растягивались, а два из десяти его Т-28 даже столкнулись друг с другом.
Огневая выучка танкистов – точно так же, как и у стрелков-пехотинцев – на Киевских маневрах фактически не проверялась. Многие танки шли вообще без командиров (сидевших, как мы помним, на месте механика-водителя), а значит, и без штатных наводчиков орудия (чьи обязанности выполняли командиры танков). Таким образом, о «хорошей» огневой выучке танкистов Киевские маневры свидетельствовать никак не могут. Больше того, на них отмечались случаи проявления низкого уровня этой выучки: бывало, что танкисты открывали огонь прямой наводкой с дистанции двух-трех километров, то есть толком не видя цель.
Опаздывающий десант
В Воздушно-десантных войсках сводный парашютный полк собрался после приземления быстро, но сбор мотополка 3-й авиабригады особого назначения проходил «очень медленно» (в черновике отчетного документа, заголовок которого не сохранился, такую формулировку все же зачеркнули, но написав вместо нее, что сбор проходил «с запозданием», это последнее слово сочли необходимым подчеркнуть). В результате рота парашютистов для захвата аэродрома Бровары была выслана слишком поздно, и ТБ-3 с посадочным десантом садились фактически на незахваченный аэродром, бой за который еще продолжался. Сценарий маневров был выдержан, но в реальной боевой обстановке высадка посадочного десанта должна была бы задержаться. А «парашютные части, не получив своевременной поддержки посадочных полков, могут быть уничтожены противником».
Личный состав войск связи КВО оказался подготовлен удовлетворительно. Согласно приказу наркома № 0182 связь на маневрах действовала даже «хорошо», но такая оценка была, видимо, дана (как и в случае с управляемостью 45-го мехкорпуса) по отмеченному в том же приказе контрасту с учениями прошлых лет и даже 1934 года. Организация радиосвязи, как мы видели, часто оказывалась не на высоте, а «одиночная техническая подготовка бойца» во многих случаях была все же «недоработанной».
Спектакль для атташе
Как видим, Киевские маневры 1935 года в принципе не могут свидетельствовать о высоком уровне боевой выучки тогдашней Красной армии. Ведь армия готовится для войны, а тут она была поставлена в такие тепличные условия, каких на войне никогда не может быть:
а) ход и исход разыгрывавшейся на них операции были предрешены и никак не зависели от уровня выучки маневрировавших;
б) все свои действия и решения, а равно и действия противника командирам и штабам были известны задолго до начала «операции»;
в) командиры, штабы и войска заранее репетировали свои действия в тех или иных конкретных эпизодах «операции»;
г) от войск не требовали проделывать на маневрах многое из того, что приходится проделывать на настоящей войне: от наведения мостов до установки прицела;
д) войска на маневрах были поставлены в тепличные бытовые условия, не имеющие ничего общего с реальным фронтовым бытом;
е) танковые войска – «козырная карта» РККА – вывели на маневры в основном не штатные, а импровизированные экипажи, какими никогда не удалось бы обойтись на войне, и атаковали на искусственно выровненной местности.
Мы не говорим уже о том, что перед маневрами войска «отбрасывали все остальные виды боевой подготовки и занимались только одним – подготовкой к маневрам».
В общем, Киевские маневры 1935 года были грандиозной показухой, и истинную их сущность прекрасно определил еще за день до их начала, 11 сентября 1935 года красноармеец 8-го корпусного артиллерийского полка Орлов: «Маневры – это очковтирательство, мы стараемся втереть очки представителям иностранной армии».
Собственно, в 1935-м никто и не отрицал того факта, что Киевские маневры весьма отдаленно напоминают реальную войну. В том же приказе наркома № 0182 прямо признавалось, что эти учения носят «учебно-опытовый характер», почему «ответственные» их эпизоды и были предварительно проработаны с начсоставом маневрирующих войск и «основательно проиграны с посредниками». Но тогда получается, что на Киевских маневрах проверялись более чем элементарные для регулярной армии вещи:
способность командиров и штабов организовать передвижение войск на местности по заранее разработанному плану и розыгрыш войсками ряда заранее же спланированных боевых эпизодов;
способность войск выполнять приказы и передвигаться на местности.
Вопреки общепринятому представлению Киевские маневры показали не «хорошую», а слабую «выучку красноармейцев» и такие же «навыки командного состава». То есть выполнять приказы начальников уже способны, теорию тоже знают, но вести бой еще не умеют...
То, что Киевские маневры 1935 года отнюдь не явились показателем высокой подготовленности РККА, прямо признал и Ворошилов. Одобрив в выступлении на заседании Военного совета при наркоме обороны 14 декабря 1935 года показушную методику подготовки Киевских маневров, при которой Якир заранее тщательно подготовил местность, «а потом начальники хорошо разыграли на ней маневр», Климент Ефремович открытым текстом заявил: «На учениях так и надо поступать, пока войска и командиры должным образом не подготовлены».
Информация