Так идут к звездам
Успешная демонстрация непилотируемых воздушных шаров братьев Монгольфье и Шарля вселили надежду на скорое решение извечной мечты романтиков «воздухолетания» – полет человека. Недели за две до запуска аэростата братьев Монгольфье с животными, который был осуществлен 19 сентября 1783 г., в академию наук обратился молодой физик Жан-Франсуа Пилатр де Розье с просьбой доверить честь полететь на нем, однако, она была решительно отклонена.
Пилатр де Розье родился в Меце 30 марта 1756 г. Желая, чтобы он стал хирургом, родители отдали его на обучение в местный госпиталь. Быстро поняв, что медицина не является его призванием, юноша уходит из госпиталя и устраивается на работу в аптеку, где можно было ставить разные опыты, и самостоятельно изучает физику. Затем он перебирается в Париж и открывает там курс публичных лекций по физике. Вскоре он обратил на себя внимание, как талантливый ученый-экспериментатор, и был назначен хранителем физико-химического кабинета, принадлежащего брату короля.
Пилатр де Розье решил не сдаваться – мысль полететь на воздушном шаре целиком завладела им. Имея достаточные связи в академии наук, и заручившись поддержкой братьев Монгольфье, он добился выделения небольшой суммы денег для постройки опытного воздушного шара, на котором можно было совершать подъемы на привязи. 10 октября такой шар был изготовлен. Он имел овальную форму, его высота была около 24 м, наибольший диаметр – 15,5 м, а объем – 2358 м3. Для размещения пилота, к шару была прикреплена галерея, сделанная из виноградной лозы. Она была около метра шириной, а по внешнему периметру ее окружал борт высотой тоже около метра. В отверстие, находившееся в середине галереи, была вставлена проволочная корзина, которая служила очагом для сжигания соломы или другого горючего материала. Воздушный шар был богато разукрашен вензелями и гербами.
В среду, 15 октября, Пилатр де Розье совершил первый в истории подъем на привязи. По его словам, при этом он не испытывал никаких неудобств. В этом эксперименте был опровергнут тезис некоторых ученых, утверждавших, что по мере охлаждения «газа» скорость снижения будет чрезмерной и опасной для аэронавта. Однако шар приземлился настолько мягко, что его форма даже не изменилась. А когда Пилатр де Розье выскочил из гондолы, аппарат поднялся на метр от земли. Жозеф и Этьен Монгольфье подготовили по этому поводу отчет и направили его в академию наук. В нем, в частности, говорилось: «...находясь в галерее нового аэростата, г. Пилатр де Розье был поднят на высоту приблизительно 32,5 м, где удерживался (в течение 4 мин 25 сек. – Авт.) привязями. Нам казалось, что он чувствует себя хозяином положения, то спускаясь, то поднимаясь на шаре, смотря по величине пламени, которое он поддерживал в очаге».
В пятницу, 17 октября, эксперимент был повторен при большом стечении народа. Волнение публики было огромным. Пилатр де Розье поднялся на ту же высоту, но ветер был настолько сильным, что шар стало прибивать к земле, и его срочно опустили. Дальнейшие попытки подъема пришлось прекратить.
19 октября 1783 г., в половине пятого, в присутствии двух тысяч зрителей аппарат был наполнен «газом», и Пилатр де Розье занял место в галерее. В этот раз подъем был осуществлен на высоту 70 м, где Пилатр де Розье оставался в течение шести минут без поддержания огня в топке, а затем мягко приземлился. Через некоторое время Пилатр де Розье ушел вверх во второй раз.
Братья Монгольфье писали: «Опыт, имевший место в следующее воскресенье, доказал с еще большей убедительностью возможность регулировать движение аэростата вверх и вниз. Чтобы устранить излишнюю тяжесть, часть галереи, на которой размещался г. Пилатр, была удалена, а для равновесия с противоположной стороны была привязана корзина с грузом (50 кг – Авт.). Шар быстро поднялся на высоту, которую допускала длина веревок (23,8 м. – Авт). Продержавшись на ней некоторое время (8,5 мин. – Авт.), он стал спускаться, вследствие прекращения огня. В этот момент порывом ветра шар понесло на деревья соседнего сада; г. Пилатр в это же время возобновил огонь и, когда удалось освободить веревки, которые его удерживали, шар быстро поднялся, и без малейших затруднений был переведен в сад Ревельона».
Длину веревок увеличили, а воздушный шар снова подготовили к подъему. На этот раз Пилатр де Розье взял с собой пассажира – физика Жиру де Вилье, ставшим вторым в мире человеком, поднявшимся на привязном аэростате. Жиру де Вилье вспоминал: «в течение четверти часа я поднялся на высоту 400 футов, где пребывал около шести минут. Моим первым впечатлением был восторг от умелых действий компаньона. Его знание, храбрость и проворство в обращении с топкой привели меня в восхищение. Дальше я принялся созерцать бульвар от ворот Сен-Антуан до Сен-Мартин, усыпанный людьми, которые показались мне яркой цветной полосой. Глядя вдаль, я отметил, что Монмартр находится ниже нас. Жаль, что я не взял с собой подзорную трубу».
«Ободренные результатами, – писали далее братья Монгольфье, – устранявшими мысль об опасности подобных опытов, в шаре последовательно поднялись физик Жиру де Вилье и майор Лаур маркиз д’Арланд. Нужно заметить, что при этих опытах аэростат поднимался на высоту 125 м, т.е. в полтора раза выше башен собора Парижской Богоматери, и что г. Пилатр де Розье, благодаря своей энергии и ловкости, отлично управлял топкой, заставляя шар то подниматься, то опускаться до соприкосновения с землей и подниматься снова, словом, сообщал ему движения, какие ему хотелось».
Франсуа-Лаур д’Арланд родился в 1742 г. в знатной семье, проживающей в своем поместье в Виварэ, что в 25 км от Анноне. Зачисленный в иезуитский колледж де Турнона, он знакомиться с юным Жозефом Монгольфье. Вскоре это знакомство перерастает в настоящую дружбу.
По окончании колледжа родители Франсуа-Лаур избирают для него карьеру военного, и молодой человек уезжает в Кале, где размещалась его воинская часть. Он мечтает уехать в Новый Свет, но высшие интересы семьи и неважное здоровье препятствуют этому стремлению, хотя его братья и уезжают за океан.
В тридцать восемь лет в чине майора Франсуа-Лаур уходит в отставку и обустраивается в Париже. Здесь он увлекается астрономией и физикой, часто встречается с Лавуазье и Франклином. Настоящим потрясением для него было узнать, что друг детства Жозеф Монгольфье запустил в небе близкого Анноне воздушный шар.
Почувствовав уверенность в своих силах, «вкусивши неба», Пилатр де Розье с еще большей настойчивостью стал добиваться осуществления свободного полета на аэростате. Монгольфье в этом вопросе заняли выжидательную позицию, не взяв на себя ответственность за жизнь пилота, а академия наук подобострастно ожидала сигнала от короля. Людовик XVI, почувствовав колебание изобретателей воздушного шара, и не желая рисковать жизнями своих верноподданных, не спешил с принятием решения, наблюдая со стороны за развернувшейся дискуссией сторонников и противников этой идеи. В конце концов, он дал согласие в качестве эксперимента отправить в полет двух преступников, осужденных на смертную казнь, пообещав помиловать их в случае благоприятного исхода дела.
Прекрасно понимая важность предстоящего события, Пилатр де Розье был до глубины души возмущен решением короля доверить эту историческую миссию преступникам. Он заявил, что «люди, выброшенные из пределов общества», не достойны чести быть первыми аэронавтами. Позицию Пилатра де Розье активно поддерживал маркиз д’Арланд. Будучи вхож в высшие круги общества, он решил действовать через герцогиню Полиньяк, воспитательницу «детей Франции», слывшую своими передовыми взглядами и пользовавшейся большим влиянием при дворе. Она с пониманием отнеслась к просьбе маркиза и устроила ему аудиенцию у Людовика XVI, на которой д’Арланд, убеждая короля в безопасности полета, предложил свою кандидатуру в качестве спутника Пилатра де Розье.
Жозеф и Этьен Монгольфье, с удивлением узнав, что на их аппарате должны лететь преступники, отбросили свои сомнения и публично высказали свой протест. Одновременно к делу подключился наследник короля, который очень хотел, чтобы подъем аэростата был осуществлен из его имения. Король не выдержал дружного напора и разрешил полет Пилатру де Розье и маркизу д’Арланду. Дата старта была назначена на 21 ноября 1783 г.
Аэростат строили на фабрике Ревельона. Конструкция и технология изготовления были отработаны и не вызывали сомнений. Аппарат имел яйцевидную форму, его высота составляла 21,3 м, а максимальный диаметр – 14 м. Снизу аэростат заканчивался рукавом диаметром 5 м, к которому были прикреплены галерея, изготовленная из ивовой лозы, и металлический очаг, подвешенный на цепях. Поверхность аэростата была украшена вензелями, ликами солнца и разнообразными эмблемами величия и славы Франции.
21 ноября аэростат был доставлен в небольшой замок Ла-Мюэтт молодого дофина, расположенный в западной части Парижа в Болонском лесу, и подготовлен к запуску. Здесь уместно дать выдержку из повести известного писателя-фантаста нашего времени Рэя Брэдбери «Икар Монгольфье Райт»: «Он ( Этьен Монгольфье) поднял глаза – высоко над головой вздувалась, и покачивалась на ветру, и взмывала, точно подхваченная волнами океана, огромная груша, наполнялась мерцающим током разогретого воздуха, восходившего над костром. Безмолвно, подобная дремлющему божеству, склонилась над полями Франции эта легкая оболочка, и все расправляется, ширится, полнясь раскаленным воздухом, и уже скоро вырвется на волю. И с нею вознесется в голубые тихие просторы его мысль и мысль его брата и поплывет, безмолвная, безмятежная, среди облачных просторов, в которых спят еще неприрученные молнии. Там, в пучинах, не отмеченных ни на одной карте, в бездне, куда не донесется ни птичья песня, ни человеческий крик, этот шар обретет покой. Быть может, в этом плавании он, Монгольфье, и с ним все люди услышат непостижимое дыхание Бога и торжественную поступь вечности».
Старт был дан в полдень при совершенно немыслимом стечении народа, казалось весь Париж и его окрестности собрались посмотреть это невероятное событие. Когда шар был уже в воздухе, но еще на привязи, повторилась старая история, сильный порыв ветра надорвал оболочку в ее нижней части. Пришлось притянуть аэростат к постаменту для ремонта, что задержало его отправление почти на два часа. Наконец, в 1.54 пополудни аэростат с пилотами на борту был освобожден от привязи и ушел вверх.
Картина свободного полета людей была настолько фантастической, невероятной, не укладывающейся в голове, что толпа, как бы боясь вспугнуть это видение, застыв в каком-то мистическом ужасе, молча провожала взглядом удалявшийся воздушный шар. Старая маршальша Виллеруа, следившая за опытом из окна своей спальни, горестно вздохнула: «Ну вот, дело ясное! В конце концов, они раскроют секрет бессмертия. Только я к тому времени уже умру!»
Вот что писал маркиз д’Арланд в своем письме к Фожа де Сен-Фону, вспоминая события того полета: «Мы поднялись 21 ноября 1783 г. около двух часов. Г. Розье разместился на западной стороне воздушного шара, а я – на восточной. Дул северо-западный ветер. Машина, как мне потом рассказали, поднялась величественно, и развернулась таким образом, что г. Розье оказался впереди по курсу движения, а я – сзади.
Я был удивлен тишине и отсутствием движения, которые воцарились среди зрителей, вероятно смущенных странным зрелищем, в которое они никак не могли поверить. Я все еще пристально вглядывался вниз, когда услышал крик г. Розье:
– Вы ничего не делаете, и шар не движется!
– Простите меня – ответил я и быстро швырнул связку соломы в огонь, слегка пошевелив ее. Бросив взгляд вниз, я увидел, что Ла-Мюэтт уже исчез из поля зрения, и к моему удивлению мы зависли над рекой.
– Пасси, Сен-Жермен, Сен-Дени, Шеврез! – кричал я, узнавая знакомые места.
– Если Вы будете глазеть вниз и ничего не делать, то мы скоро искупаемся в этой реке, – послышалось в ответ, – добавьте огня, мой дорогой друг, добавьте огня!
Мы продолжали наше путешествие, но вместо того, чтобы пересечь реку, нас начало медленно сносить в сторону дворца Инвалидов, затем мы опять вернулись к реке, далее повернули к дворцу Конгресса.
– Реку очень трудно пересечь – заметил я своему компаньону.
– Это только так кажется, – ответил он, – но Вы ничего не делаете для этого. Я предполагаю, что Вы значительно храбрее меня и не боитесь кувыркнуться отсюда.
Я быстро помешал огонь, затем схватил вилы, бросил в него очередную порцию соломы, и ощутил, как нас резво потянуло в небеса.
– Наконец-то мы стали двигаться, – сказал я.
– Да, мы летим, – ответил мой компаньон.
В этот момент сверху воздушного шара послышался звук, характер которого не оставлял сомнения, что что-то разорвалось. Я попытался разглядеть это место, но ничего не смог увидеть. Мой компаньон, так же предпринимал попытки рассмотреть место откуда раздался звук. Неожиданно я ощутил толчок, но не понял его происхождения, так как неотрывно смотрел вверх. Шар начал медленно снижаться.
– Вы там что, танцуете? – закричал я своему спутнику.
– Я стою на месте, – послышалось в ответ.
– Хорошо. Надеюсь, это был порыв ветра, который отнесет нас от реки – сказал я. Посмотрев вниз, чтобы определиться, где мы были, я нашел, что мы проплывали между Военной школой и дворцом Инвалидов.
– Мы делаем успехи, – сказал г. Розье.
– Да, мы путешествуем.
– Давайте работать, давайте работать! – произнес г. Розье.
Послышался еще один неприятный звук, который, как я предположил, был похож на разрыв веревки. Эта мысль заставила меня тщательно исследовать внутреннюю часть нашего дома. Увиденное не обрадовало меня – южная часть шара была полна дыр разного размера.
– Мы должны спуститься! – прокричал я.
– Почему?
– Посмотрите! – ответил я и схватил мокрую губку, чтобы погасить небольшой огонь, который просматривался в одной из дыр, в пределах моей досягаемости. В довершение всего, я увидел, что ткань начала отставать от обруча фермы.
– Надо спускаться! – повторил я.
Он посмотрел вниз.
– Мы находимся над Парижем! – сказал г. Розье
– Это не имеет значения, – ответил я, – Вы только посмотрите! Это опасно? Вы хорошо держитесь?
– Да!
Я еще раз исследовал мою сторону и убедился, что бояться пока нечего. Мокрой губкой прошелся по всем веревкам, до которых смог дотянуться. Все они были хорошо закреплены на ферме шара. Только две из них оборвались.
– Мы сможем пересечь Париж, – с уверенностью сказал я.
В течение всего этого времени мы быстро неслись над крышами. Добавив огня в топке, мы легко пошли вверх. Я посмотрел вниз и мне показалось, что движемся в сторону башен Сен-Сулпе, но новый порыв ветра заставил шар изменить направление и понес его на юг. Я посмотрел налево и увидел лес, который, – я надеялся, – говорил о том, что мы неподалеку от Люксембурга (Юго-восточный пригород Парижа. – Авт.). Мы пересекали бульвар, когда я заметил, что шар опять стал терять высоту.
– Надо спускаться! – закричал я.
Но бесстрашный Розье, кто никогда не терял голову, и кто знал больше, чем я, отклонил мою попытку приземлиться. Я подбросил соломы в огонь, и мы немного поднялись вверх. Земля была близко, мы пролетали между двумя какими-то фабриками.
Перед касанием с землей, я взобрался на поручень галереи, ухватился двумя руками за наклонную ферму и выпрыгнул на землю. Оглянувшись на шар, я ожидал увидеть его надутым, но он неожиданно быстро распластался на земле. Я бросился искать г. Розье и увидел рукав рубашки, а затем и его самого, выбирающегося из-под груды полотна, накрывшего моего соратника».
Во время полета аэростат поднялся на высоту около 1000 м, продержался в воздухе 45 минут и за это время пролетел 9 км. Приземление произошло недалеко от городка Бютт-о-Кай. Спасая воздушный шар от ликующей толпы, которая готова была разорвать оболочку в клочья на сувениры, его быстро сложили и перевезли на фабрику Ревельона, где он был построен.
Корреспондент «Московских ведомостей» писал: «Они не весьма устали, но очень вспотели от жару и нуждались в перемене белья. Пилатр де Розье нуждался еще в новом сюртуке, так как сюртук, снятый им в дороге, был разорван на куски зрителями – на память об историческом полете».
Хотелось бы процитировать еще один любопытный документ, оставленный участниками этого незабываемого события: «Сегодня, 21 ноября 1783 г., в замке де ля Мюэтт произведено испытание аэростатической машины г-на Монгольфье.
Небо было покрыто во многих местах облаками, в других было ясным. Дул северо-западный ветер. В 12 часов 8 минут дня раздался выстрел, объявлявший о начале наполнения машины. В течение 8 минут, несмотря на ветер, она наполнилась до конца и была готова к подъему, поскольку г-н д’Арланд и г-н Пилатр де Розье уже были на галерее. Первоначально имелось намерение дать машине подняться в привязном состоянии, чтобы испытать ее, точно определить нагрузку, которую она может нести, а также посмотреть, все ли достаточно подготовлено к столь важному предстоящему опыту. Но машина, подхваченная ветром, отнюдь не поднялась вертикально, а рванулась к одному из садовых проходов; веревки, удерживающие ее, действуя слишком сильно, вызвали множество разрывов оболочки, из которых один был более 6 футов длиною. Машина была возвращена на эстраду и зачинена менее чем в 2 часа.
После нового наполнения она была пущена в 1 час 54 минуты пополудни... Зрители видели, как она поднималась самым величественным образом. Когда она достигла приблизительно 250 футов высоты, то отважные путешественники, сняв шляпы, послали привет зрителям. Тогда зрители не могли удержаться от выражений смешанного чувства тревоги и восхищения.
Скоро воздухоплаватели были потеряны из виду. Машина, паря над горизонтом и представляя прекраснейший вид, поднялась по крайней мере на 3 тысячи футов, где оставалась видимой по-прежнему. Она пересекла Сену ниже заставы Конференции и, пролетая далее между Военным училищем и Домом инвалидов, находилась на виду у всего Парижа. Путешественники, удовлетворенные этим опытом, не желая затягивать полета, решили спуститься, но, видя, что ветер несет их на дома улицы Сэв, сохранили хладнокровие и, поддавая газ, снова поднялись и продолжали свой путь в воздухе, пока не вылетели за пределы Парижа. Там они спокойно спустились в загородной местности за новым бульваром, напротив мельницы Кулебарба, не испытав ни малейшего неудобства и имея на галерее еще две трети запаса топлива. Они могли, следовательно, если бы захотели, покрыть пространство в три раза больше пройденного... Последнее составляло от 4 до 5 тыс. туазов, при затраченном на это времени 20—25 минут. Эта машина имела 70 футов высоты и 46 футов в диаметре; она вмещала 60 тыс. кубофутов газа, а поднятый ею груз приблизительно составлял 1600—1700 фунтов.
Составлено в замке де ля Мюэтт в 5 часов вечера.
Подписали: герцог де Полиньяк, герцог де Гип, граф де Поластрон, граф де Водрейль, д’Юно, Б. Франклин, Фожа де Сен Фон, Делиль, Леруа из Академии наук».
В числе подписавших протокол был и знаменитый американский ученый, гостивший в это время в Париже и присутствовавший на церемонии подъема воздушного шара, Бенжамен Франклин. Когда в одной из дискуссий его спросили: «Ну, полетали, а какая от этих шаров польза?», он ответил на этот вопрос вопросом: «А какая польза от ребенка, который только что родился?»
Возвращение в Париж было триумфальным. Народ уже пришел в себя от потрясения и бурно выплескивал свои эмоции на улицах города.
Всеобщее воодушевление, охватившее Францию, перебросилось и в другие страны. Пресса была переполнена материалами, посвященными первому полету людей и перспективам развития воздухоплавания. Много говорилось о наступлении новой эры в истории человечества, об уничтожении границ и дорог.
10 декабря 1783 г. на своем заседании академия наук присвоила Жозефу и Этьену Монгольфье звание членов-корреспондентов, а две недели спустя – присуждает им премию, предназначенную для «поощрения наук и искусств». Людовик XVI наградил Этьена орденом Св. Михаила, а Жозефу была назначена пожизненная пенсия в тысячу ливров. Их престарелому отцу была пожалована дворянская грамота. На фамильном гербе Монгольфье король повелел начертать: Sic itur ad astra – Так идут к звездам...
Пилатр де Розье родился в Меце 30 марта 1756 г. Желая, чтобы он стал хирургом, родители отдали его на обучение в местный госпиталь. Быстро поняв, что медицина не является его призванием, юноша уходит из госпиталя и устраивается на работу в аптеку, где можно было ставить разные опыты, и самостоятельно изучает физику. Затем он перебирается в Париж и открывает там курс публичных лекций по физике. Вскоре он обратил на себя внимание, как талантливый ученый-экспериментатор, и был назначен хранителем физико-химического кабинета, принадлежащего брату короля.
Пилатр де Розье решил не сдаваться – мысль полететь на воздушном шаре целиком завладела им. Имея достаточные связи в академии наук, и заручившись поддержкой братьев Монгольфье, он добился выделения небольшой суммы денег для постройки опытного воздушного шара, на котором можно было совершать подъемы на привязи. 10 октября такой шар был изготовлен. Он имел овальную форму, его высота была около 24 м, наибольший диаметр – 15,5 м, а объем – 2358 м3. Для размещения пилота, к шару была прикреплена галерея, сделанная из виноградной лозы. Она была около метра шириной, а по внешнему периметру ее окружал борт высотой тоже около метра. В отверстие, находившееся в середине галереи, была вставлена проволочная корзина, которая служила очагом для сжигания соломы или другого горючего материала. Воздушный шар был богато разукрашен вензелями и гербами.
В среду, 15 октября, Пилатр де Розье совершил первый в истории подъем на привязи. По его словам, при этом он не испытывал никаких неудобств. В этом эксперименте был опровергнут тезис некоторых ученых, утверждавших, что по мере охлаждения «газа» скорость снижения будет чрезмерной и опасной для аэронавта. Однако шар приземлился настолько мягко, что его форма даже не изменилась. А когда Пилатр де Розье выскочил из гондолы, аппарат поднялся на метр от земли. Жозеф и Этьен Монгольфье подготовили по этому поводу отчет и направили его в академию наук. В нем, в частности, говорилось: «...находясь в галерее нового аэростата, г. Пилатр де Розье был поднят на высоту приблизительно 32,5 м, где удерживался (в течение 4 мин 25 сек. – Авт.) привязями. Нам казалось, что он чувствует себя хозяином положения, то спускаясь, то поднимаясь на шаре, смотря по величине пламени, которое он поддерживал в очаге».
В пятницу, 17 октября, эксперимент был повторен при большом стечении народа. Волнение публики было огромным. Пилатр де Розье поднялся на ту же высоту, но ветер был настолько сильным, что шар стало прибивать к земле, и его срочно опустили. Дальнейшие попытки подъема пришлось прекратить.
19 октября 1783 г., в половине пятого, в присутствии двух тысяч зрителей аппарат был наполнен «газом», и Пилатр де Розье занял место в галерее. В этот раз подъем был осуществлен на высоту 70 м, где Пилатр де Розье оставался в течение шести минут без поддержания огня в топке, а затем мягко приземлился. Через некоторое время Пилатр де Розье ушел вверх во второй раз.
Братья Монгольфье писали: «Опыт, имевший место в следующее воскресенье, доказал с еще большей убедительностью возможность регулировать движение аэростата вверх и вниз. Чтобы устранить излишнюю тяжесть, часть галереи, на которой размещался г. Пилатр, была удалена, а для равновесия с противоположной стороны была привязана корзина с грузом (50 кг – Авт.). Шар быстро поднялся на высоту, которую допускала длина веревок (23,8 м. – Авт). Продержавшись на ней некоторое время (8,5 мин. – Авт.), он стал спускаться, вследствие прекращения огня. В этот момент порывом ветра шар понесло на деревья соседнего сада; г. Пилатр в это же время возобновил огонь и, когда удалось освободить веревки, которые его удерживали, шар быстро поднялся, и без малейших затруднений был переведен в сад Ревельона».
Длину веревок увеличили, а воздушный шар снова подготовили к подъему. На этот раз Пилатр де Розье взял с собой пассажира – физика Жиру де Вилье, ставшим вторым в мире человеком, поднявшимся на привязном аэростате. Жиру де Вилье вспоминал: «в течение четверти часа я поднялся на высоту 400 футов, где пребывал около шести минут. Моим первым впечатлением был восторг от умелых действий компаньона. Его знание, храбрость и проворство в обращении с топкой привели меня в восхищение. Дальше я принялся созерцать бульвар от ворот Сен-Антуан до Сен-Мартин, усыпанный людьми, которые показались мне яркой цветной полосой. Глядя вдаль, я отметил, что Монмартр находится ниже нас. Жаль, что я не взял с собой подзорную трубу».
«Ободренные результатами, – писали далее братья Монгольфье, – устранявшими мысль об опасности подобных опытов, в шаре последовательно поднялись физик Жиру де Вилье и майор Лаур маркиз д’Арланд. Нужно заметить, что при этих опытах аэростат поднимался на высоту 125 м, т.е. в полтора раза выше башен собора Парижской Богоматери, и что г. Пилатр де Розье, благодаря своей энергии и ловкости, отлично управлял топкой, заставляя шар то подниматься, то опускаться до соприкосновения с землей и подниматься снова, словом, сообщал ему движения, какие ему хотелось».
Франсуа-Лаур д’Арланд родился в 1742 г. в знатной семье, проживающей в своем поместье в Виварэ, что в 25 км от Анноне. Зачисленный в иезуитский колледж де Турнона, он знакомиться с юным Жозефом Монгольфье. Вскоре это знакомство перерастает в настоящую дружбу.
По окончании колледжа родители Франсуа-Лаур избирают для него карьеру военного, и молодой человек уезжает в Кале, где размещалась его воинская часть. Он мечтает уехать в Новый Свет, но высшие интересы семьи и неважное здоровье препятствуют этому стремлению, хотя его братья и уезжают за океан.
В тридцать восемь лет в чине майора Франсуа-Лаур уходит в отставку и обустраивается в Париже. Здесь он увлекается астрономией и физикой, часто встречается с Лавуазье и Франклином. Настоящим потрясением для него было узнать, что друг детства Жозеф Монгольфье запустил в небе близкого Анноне воздушный шар.
Почувствовав уверенность в своих силах, «вкусивши неба», Пилатр де Розье с еще большей настойчивостью стал добиваться осуществления свободного полета на аэростате. Монгольфье в этом вопросе заняли выжидательную позицию, не взяв на себя ответственность за жизнь пилота, а академия наук подобострастно ожидала сигнала от короля. Людовик XVI, почувствовав колебание изобретателей воздушного шара, и не желая рисковать жизнями своих верноподданных, не спешил с принятием решения, наблюдая со стороны за развернувшейся дискуссией сторонников и противников этой идеи. В конце концов, он дал согласие в качестве эксперимента отправить в полет двух преступников, осужденных на смертную казнь, пообещав помиловать их в случае благоприятного исхода дела.
Прекрасно понимая важность предстоящего события, Пилатр де Розье был до глубины души возмущен решением короля доверить эту историческую миссию преступникам. Он заявил, что «люди, выброшенные из пределов общества», не достойны чести быть первыми аэронавтами. Позицию Пилатра де Розье активно поддерживал маркиз д’Арланд. Будучи вхож в высшие круги общества, он решил действовать через герцогиню Полиньяк, воспитательницу «детей Франции», слывшую своими передовыми взглядами и пользовавшейся большим влиянием при дворе. Она с пониманием отнеслась к просьбе маркиза и устроила ему аудиенцию у Людовика XVI, на которой д’Арланд, убеждая короля в безопасности полета, предложил свою кандидатуру в качестве спутника Пилатра де Розье.
Жозеф и Этьен Монгольфье, с удивлением узнав, что на их аппарате должны лететь преступники, отбросили свои сомнения и публично высказали свой протест. Одновременно к делу подключился наследник короля, который очень хотел, чтобы подъем аэростата был осуществлен из его имения. Король не выдержал дружного напора и разрешил полет Пилатру де Розье и маркизу д’Арланду. Дата старта была назначена на 21 ноября 1783 г.
Аэростат строили на фабрике Ревельона. Конструкция и технология изготовления были отработаны и не вызывали сомнений. Аппарат имел яйцевидную форму, его высота составляла 21,3 м, а максимальный диаметр – 14 м. Снизу аэростат заканчивался рукавом диаметром 5 м, к которому были прикреплены галерея, изготовленная из ивовой лозы, и металлический очаг, подвешенный на цепях. Поверхность аэростата была украшена вензелями, ликами солнца и разнообразными эмблемами величия и славы Франции.
21 ноября аэростат был доставлен в небольшой замок Ла-Мюэтт молодого дофина, расположенный в западной части Парижа в Болонском лесу, и подготовлен к запуску. Здесь уместно дать выдержку из повести известного писателя-фантаста нашего времени Рэя Брэдбери «Икар Монгольфье Райт»: «Он ( Этьен Монгольфье) поднял глаза – высоко над головой вздувалась, и покачивалась на ветру, и взмывала, точно подхваченная волнами океана, огромная груша, наполнялась мерцающим током разогретого воздуха, восходившего над костром. Безмолвно, подобная дремлющему божеству, склонилась над полями Франции эта легкая оболочка, и все расправляется, ширится, полнясь раскаленным воздухом, и уже скоро вырвется на волю. И с нею вознесется в голубые тихие просторы его мысль и мысль его брата и поплывет, безмолвная, безмятежная, среди облачных просторов, в которых спят еще неприрученные молнии. Там, в пучинах, не отмеченных ни на одной карте, в бездне, куда не донесется ни птичья песня, ни человеческий крик, этот шар обретет покой. Быть может, в этом плавании он, Монгольфье, и с ним все люди услышат непостижимое дыхание Бога и торжественную поступь вечности».
Старт был дан в полдень при совершенно немыслимом стечении народа, казалось весь Париж и его окрестности собрались посмотреть это невероятное событие. Когда шар был уже в воздухе, но еще на привязи, повторилась старая история, сильный порыв ветра надорвал оболочку в ее нижней части. Пришлось притянуть аэростат к постаменту для ремонта, что задержало его отправление почти на два часа. Наконец, в 1.54 пополудни аэростат с пилотами на борту был освобожден от привязи и ушел вверх.
Картина свободного полета людей была настолько фантастической, невероятной, не укладывающейся в голове, что толпа, как бы боясь вспугнуть это видение, застыв в каком-то мистическом ужасе, молча провожала взглядом удалявшийся воздушный шар. Старая маршальша Виллеруа, следившая за опытом из окна своей спальни, горестно вздохнула: «Ну вот, дело ясное! В конце концов, они раскроют секрет бессмертия. Только я к тому времени уже умру!»
Вот что писал маркиз д’Арланд в своем письме к Фожа де Сен-Фону, вспоминая события того полета: «Мы поднялись 21 ноября 1783 г. около двух часов. Г. Розье разместился на западной стороне воздушного шара, а я – на восточной. Дул северо-западный ветер. Машина, как мне потом рассказали, поднялась величественно, и развернулась таким образом, что г. Розье оказался впереди по курсу движения, а я – сзади.
Я был удивлен тишине и отсутствием движения, которые воцарились среди зрителей, вероятно смущенных странным зрелищем, в которое они никак не могли поверить. Я все еще пристально вглядывался вниз, когда услышал крик г. Розье:
– Вы ничего не делаете, и шар не движется!
– Простите меня – ответил я и быстро швырнул связку соломы в огонь, слегка пошевелив ее. Бросив взгляд вниз, я увидел, что Ла-Мюэтт уже исчез из поля зрения, и к моему удивлению мы зависли над рекой.
– Пасси, Сен-Жермен, Сен-Дени, Шеврез! – кричал я, узнавая знакомые места.
– Если Вы будете глазеть вниз и ничего не делать, то мы скоро искупаемся в этой реке, – послышалось в ответ, – добавьте огня, мой дорогой друг, добавьте огня!
Мы продолжали наше путешествие, но вместо того, чтобы пересечь реку, нас начало медленно сносить в сторону дворца Инвалидов, затем мы опять вернулись к реке, далее повернули к дворцу Конгресса.
– Реку очень трудно пересечь – заметил я своему компаньону.
– Это только так кажется, – ответил он, – но Вы ничего не делаете для этого. Я предполагаю, что Вы значительно храбрее меня и не боитесь кувыркнуться отсюда.
Я быстро помешал огонь, затем схватил вилы, бросил в него очередную порцию соломы, и ощутил, как нас резво потянуло в небеса.
– Наконец-то мы стали двигаться, – сказал я.
– Да, мы летим, – ответил мой компаньон.
В этот момент сверху воздушного шара послышался звук, характер которого не оставлял сомнения, что что-то разорвалось. Я попытался разглядеть это место, но ничего не смог увидеть. Мой компаньон, так же предпринимал попытки рассмотреть место откуда раздался звук. Неожиданно я ощутил толчок, но не понял его происхождения, так как неотрывно смотрел вверх. Шар начал медленно снижаться.
– Вы там что, танцуете? – закричал я своему спутнику.
– Я стою на месте, – послышалось в ответ.
– Хорошо. Надеюсь, это был порыв ветра, который отнесет нас от реки – сказал я. Посмотрев вниз, чтобы определиться, где мы были, я нашел, что мы проплывали между Военной школой и дворцом Инвалидов.
– Мы делаем успехи, – сказал г. Розье.
– Да, мы путешествуем.
– Давайте работать, давайте работать! – произнес г. Розье.
Послышался еще один неприятный звук, который, как я предположил, был похож на разрыв веревки. Эта мысль заставила меня тщательно исследовать внутреннюю часть нашего дома. Увиденное не обрадовало меня – южная часть шара была полна дыр разного размера.
– Мы должны спуститься! – прокричал я.
– Почему?
– Посмотрите! – ответил я и схватил мокрую губку, чтобы погасить небольшой огонь, который просматривался в одной из дыр, в пределах моей досягаемости. В довершение всего, я увидел, что ткань начала отставать от обруча фермы.
– Надо спускаться! – повторил я.
Он посмотрел вниз.
– Мы находимся над Парижем! – сказал г. Розье
– Это не имеет значения, – ответил я, – Вы только посмотрите! Это опасно? Вы хорошо держитесь?
– Да!
Я еще раз исследовал мою сторону и убедился, что бояться пока нечего. Мокрой губкой прошелся по всем веревкам, до которых смог дотянуться. Все они были хорошо закреплены на ферме шара. Только две из них оборвались.
– Мы сможем пересечь Париж, – с уверенностью сказал я.
В течение всего этого времени мы быстро неслись над крышами. Добавив огня в топке, мы легко пошли вверх. Я посмотрел вниз и мне показалось, что движемся в сторону башен Сен-Сулпе, но новый порыв ветра заставил шар изменить направление и понес его на юг. Я посмотрел налево и увидел лес, который, – я надеялся, – говорил о том, что мы неподалеку от Люксембурга (Юго-восточный пригород Парижа. – Авт.). Мы пересекали бульвар, когда я заметил, что шар опять стал терять высоту.
– Надо спускаться! – закричал я.
Но бесстрашный Розье, кто никогда не терял голову, и кто знал больше, чем я, отклонил мою попытку приземлиться. Я подбросил соломы в огонь, и мы немного поднялись вверх. Земля была близко, мы пролетали между двумя какими-то фабриками.
Перед касанием с землей, я взобрался на поручень галереи, ухватился двумя руками за наклонную ферму и выпрыгнул на землю. Оглянувшись на шар, я ожидал увидеть его надутым, но он неожиданно быстро распластался на земле. Я бросился искать г. Розье и увидел рукав рубашки, а затем и его самого, выбирающегося из-под груды полотна, накрывшего моего соратника».
Во время полета аэростат поднялся на высоту около 1000 м, продержался в воздухе 45 минут и за это время пролетел 9 км. Приземление произошло недалеко от городка Бютт-о-Кай. Спасая воздушный шар от ликующей толпы, которая готова была разорвать оболочку в клочья на сувениры, его быстро сложили и перевезли на фабрику Ревельона, где он был построен.
Корреспондент «Московских ведомостей» писал: «Они не весьма устали, но очень вспотели от жару и нуждались в перемене белья. Пилатр де Розье нуждался еще в новом сюртуке, так как сюртук, снятый им в дороге, был разорван на куски зрителями – на память об историческом полете».
Хотелось бы процитировать еще один любопытный документ, оставленный участниками этого незабываемого события: «Сегодня, 21 ноября 1783 г., в замке де ля Мюэтт произведено испытание аэростатической машины г-на Монгольфье.
Небо было покрыто во многих местах облаками, в других было ясным. Дул северо-западный ветер. В 12 часов 8 минут дня раздался выстрел, объявлявший о начале наполнения машины. В течение 8 минут, несмотря на ветер, она наполнилась до конца и была готова к подъему, поскольку г-н д’Арланд и г-н Пилатр де Розье уже были на галерее. Первоначально имелось намерение дать машине подняться в привязном состоянии, чтобы испытать ее, точно определить нагрузку, которую она может нести, а также посмотреть, все ли достаточно подготовлено к столь важному предстоящему опыту. Но машина, подхваченная ветром, отнюдь не поднялась вертикально, а рванулась к одному из садовых проходов; веревки, удерживающие ее, действуя слишком сильно, вызвали множество разрывов оболочки, из которых один был более 6 футов длиною. Машина была возвращена на эстраду и зачинена менее чем в 2 часа.
После нового наполнения она была пущена в 1 час 54 минуты пополудни... Зрители видели, как она поднималась самым величественным образом. Когда она достигла приблизительно 250 футов высоты, то отважные путешественники, сняв шляпы, послали привет зрителям. Тогда зрители не могли удержаться от выражений смешанного чувства тревоги и восхищения.
Скоро воздухоплаватели были потеряны из виду. Машина, паря над горизонтом и представляя прекраснейший вид, поднялась по крайней мере на 3 тысячи футов, где оставалась видимой по-прежнему. Она пересекла Сену ниже заставы Конференции и, пролетая далее между Военным училищем и Домом инвалидов, находилась на виду у всего Парижа. Путешественники, удовлетворенные этим опытом, не желая затягивать полета, решили спуститься, но, видя, что ветер несет их на дома улицы Сэв, сохранили хладнокровие и, поддавая газ, снова поднялись и продолжали свой путь в воздухе, пока не вылетели за пределы Парижа. Там они спокойно спустились в загородной местности за новым бульваром, напротив мельницы Кулебарба, не испытав ни малейшего неудобства и имея на галерее еще две трети запаса топлива. Они могли, следовательно, если бы захотели, покрыть пространство в три раза больше пройденного... Последнее составляло от 4 до 5 тыс. туазов, при затраченном на это времени 20—25 минут. Эта машина имела 70 футов высоты и 46 футов в диаметре; она вмещала 60 тыс. кубофутов газа, а поднятый ею груз приблизительно составлял 1600—1700 фунтов.
Составлено в замке де ля Мюэтт в 5 часов вечера.
Подписали: герцог де Полиньяк, герцог де Гип, граф де Поластрон, граф де Водрейль, д’Юно, Б. Франклин, Фожа де Сен Фон, Делиль, Леруа из Академии наук».
В числе подписавших протокол был и знаменитый американский ученый, гостивший в это время в Париже и присутствовавший на церемонии подъема воздушного шара, Бенжамен Франклин. Когда в одной из дискуссий его спросили: «Ну, полетали, а какая от этих шаров польза?», он ответил на этот вопрос вопросом: «А какая польза от ребенка, который только что родился?»
Возвращение в Париж было триумфальным. Народ уже пришел в себя от потрясения и бурно выплескивал свои эмоции на улицах города.
Всеобщее воодушевление, охватившее Францию, перебросилось и в другие страны. Пресса была переполнена материалами, посвященными первому полету людей и перспективам развития воздухоплавания. Много говорилось о наступлении новой эры в истории человечества, об уничтожении границ и дорог.
10 декабря 1783 г. на своем заседании академия наук присвоила Жозефу и Этьену Монгольфье звание членов-корреспондентов, а две недели спустя – присуждает им премию, предназначенную для «поощрения наук и искусств». Людовик XVI наградил Этьена орденом Св. Михаила, а Жозефу была назначена пожизненная пенсия в тысячу ливров. Их престарелому отцу была пожалована дворянская грамота. На фамильном гербе Монгольфье король повелел начертать: Sic itur ad astra – Так идут к звездам...
Информация