Обычный человек Василий Голышкин
Лето 1930-го года выдалось очень жарким и сухим. Днём земля нагревалась, словно дно сковородки, поставленной на огонь. А короткими ночами – тихонько дышала, отдавая тепло звёздному небу.
Но неугомонных босоногих мальчишек села Большой Самовец, что в Грязинском районе, не страшил никакой зной. С утра до вечера они пропадали на реке – ловили вёртких пескарей, ленивых лещей и прожорливых окуней.
Восьмилетний Вася Голышкин был знатным рыболовом – на одного червяка мог до десяти пескарей поймать. А ещё умел добычу изловить голыми руками: знал места на дне, где есть, как говорили деревенские пацаны, нори – вроде нор, только побольше. Набирал в худую мальчишескую грудь воздуха, залезал "ниже дна", а ногой закрывал проход, чтоб ни один пескарь ни скрылся. И вылезал на берег, к друзьям, с уловом, да частенько с немалым.
С бреднями Василий тоже обращался умело. Чтобы ловить рыбу в эти небольшие сети, нужна целая команда рыбаков. Двое должны держать бредни, стоя по грудь в воде. А ещё несколько человек играют роль "загонщиков-крикунов" – шумят и идут навстречу "держальщикам". Васе чаще всего доставалась роль последняя – самая ответственная. Здесь сноровка нужна особая – выдержать время, пока рыба в сети идёт, и молниеносно захлопнуть ловушку.
Не только пескари со стеклянными глазами да зубастые щуки попадались на нехитрые уловки мальчишек. Однажды в сетях Вася увидел неизвестного зверя со странным вытянутым носом и тёмной густой шерстью. Так, в бреднях, и принёс его домой: "Мам! Это кто?" Оказалось, они поймали редкого зверя – выхухоль. Но пожалели и отпустили на волю.
Так, в ребячьих делах и промыслах незаметно шли дни за днями. Времена года сменяли друг друга, мальчишки росли. Окончив семилетку в родном селе, Вася поступил в химико-технологический техникум, что в небольшом городе Грязи, неподалёку от Большого Самовца. Но, проучившись два месяца, бросил – в большой семье Голышкиных денег едва хватало на еду, оплатить расходы на учёбу в районном центре оказалось не под силу. А учиться Васе очень хотелось. И он решил поступить на рабочий факультет Воронежского сельскохозяйственного института. Конкурс был большой, только из васиного класса – восемнадцать заявлений. А мест – всего три. Но Василий поступил! "Культура!" – говорили теперь про него те пятнадцать ребят, которым пришлось вернуться в восьмой класс...
Учиться в институте было интересно. Особенно нравилась новоиспечённому студенту математика. Задачи решал, как семечки щёлкал. Причём не только свои, но и всех остальных студентов в группе. Правда, преподаватель это быстро заметил и принял меры: посадил Василия на первую парту. Как только тот выполнял свои задания, забирал тетрадь и отправлял "погулять". Но и студент был не лыком шит. На черновике выполнял всё быстро, а вот переписывал несколько раз: то кляксу посадит, то ошибку нечаянную. Так и тянул время, «вытаскивая» на контрольных и зачётах друзей-приятелей...
...– Мама, если ты будешь плакать, лучше не провожай меня!
– Сынок, я постараюсь...
Но удержать слёзы мама так и не смогла. Василий не осуждал её. У него тоже глаза заволакивала солёная влага, когда поезд увозил их, новобранцев, призванных в армию, в далёкий Спасск, город Приморского края...
Старшина роты выдал Василию пилотку и отправил стричься. Потом все новобранцы получили армейские ботинки и "обмотки" – по-иному, портянки. Пользоваться ими не умели, намотали, кто как смог. И Василий намотал. Его увидел водовоз, стал смеяться, а потом показал, как правильно нужно "обувать" портянки. Но юному солдату пришёлся не по душе тон "учителя", и он придумал свой способ наматывания портянок. Так такой этот способ оказался удобный, что скоро им стала пользоваться вся рота.
Дисциплина в армии была строгой. Однажды после трудового дня уставшая рота Василия шла в баню.
– Песню запе-вай! – скомандовал старшина.
Но уставшие, вымотанные солдаты заупрямились.
– Марш-бросок через реку! Кру-гом марш! Вброд! – скомандовал старшина.
Через час рота вернулась в баню, как положено, распевая песню...
Как лучшего солдата своего призыва, Василия Голышкина направили в Хабаровское миномётное училище. Здесь он осваивал не только военное искусство, но и получил звание кандидата в мастера спорта по фехтованию, занимался лыжным спортом. Кстати, первые лыжи Василию сделал ещё его дед, когда внуку всего-то четыре года было.
Здесь, в училище, Василий неожиданно нашёл ещё одно своё призвание. Зашёл как-то вечером к старшине роты – а у того на столе часы разобранные лежат. У Василия глаза загорелись: что за механизм? Спрашивать, как да что, не стал. Пришёл в барак, наточил отвёртку, в санчасти попросил пинцет. Дождался ночи, разложил на столе чистые листы бумаги, зажёг огарок свечи. И часы у него свои были, именные. Разобрал их, снял маятник, открутил крошечные винтики. А шестерёнки ка-ак завертятся! Василий – скорее дальше разбирать, под циферблат залез. И "разложил"-таки часы по винтикам, по колёсикам-шестерёнкам. А потом собрал, завёл и... на построение отправился. Потому что уже утро было.
Много пережил и повидал в своей жизни Василий Антонович. Всю Великую Отечественную войну служил в Забайкальском военном округе командиром миномётной роты. Воевал с Японией, служил в танковом гвардейском полку, в городе Балтийске много лет руководил водолазной школой, ходил в рейсы. После демобилизации (уволился в звании подполковника) дважды побывал на целине, осваивал новые земли. И ещё раз объехал всю Россию и ближнее Зарубежье – уже в качестве спортивного судьи по боксу, тяжёлой и лёгкой атлетике...
Мы познакомились с ним около десяти лет назад, на мероприятии для детей, которое проводила библиотека. Помню, перед ребятами вдруг встал статный пожилой человек, грудь в орденах и медалях. Он рассказывал мальчишкам и девчонкам о войне, потом — о целине. Особенно понравился детворе эпизод, в котором Василий Антонович вместе с дружинниками задержали местных хулиганов.
- А кто опаснее — хулиганы или фашисты? - спросил кто-то из ребят.
Взрослые как-то неловко засмеялись, кто-то зашептал, что здесь нельзя сравнивать. А Василий Антонович сказал:
- Мне почему-то кажется, что среди вас не будет ни той, не другой нечисти. Я буду надеяться на это до последнего дня своей жизни.
И знаете, как-то на душе у всех, по-моему, стало светлее.
А спустя некоторое время я побывала у Василия Антоновича дома. На ту пору ему шёл восемьдесят шестой год, но он открыл мне дверь в спортивном костюме и с гантелями — сразу видно, только что делал зарядку. Рассказывал о своей жизни. И в конце разговора признался:
- Мне один знакомый говорит: Вася, ты такую хорошую жизнь прожил, богатую событиями! Ты защищал свою Родину, пахал целину, ты серьёзно занимался спортом, нашёл удивительное хобби — ведь не каждый может досконально разобраться в сложном часовом механизме. Про тебя книгу можно написать!
И так Голышкин об этом сказал, с такой гордостью и радостью, словно эти слова стали для него самой большой оценкой всей жизни. Он не сожалел о том, что никто до сих пор эту книгу не написал и вряд ли напишет. Но само приравнивание его к какому-то документально-художественному герою стало для Василия Антоновича высшей наградой.
Но неугомонных босоногих мальчишек села Большой Самовец, что в Грязинском районе, не страшил никакой зной. С утра до вечера они пропадали на реке – ловили вёртких пескарей, ленивых лещей и прожорливых окуней.
Восьмилетний Вася Голышкин был знатным рыболовом – на одного червяка мог до десяти пескарей поймать. А ещё умел добычу изловить голыми руками: знал места на дне, где есть, как говорили деревенские пацаны, нори – вроде нор, только побольше. Набирал в худую мальчишескую грудь воздуха, залезал "ниже дна", а ногой закрывал проход, чтоб ни один пескарь ни скрылся. И вылезал на берег, к друзьям, с уловом, да частенько с немалым.
С бреднями Василий тоже обращался умело. Чтобы ловить рыбу в эти небольшие сети, нужна целая команда рыбаков. Двое должны держать бредни, стоя по грудь в воде. А ещё несколько человек играют роль "загонщиков-крикунов" – шумят и идут навстречу "держальщикам". Васе чаще всего доставалась роль последняя – самая ответственная. Здесь сноровка нужна особая – выдержать время, пока рыба в сети идёт, и молниеносно захлопнуть ловушку.
Не только пескари со стеклянными глазами да зубастые щуки попадались на нехитрые уловки мальчишек. Однажды в сетях Вася увидел неизвестного зверя со странным вытянутым носом и тёмной густой шерстью. Так, в бреднях, и принёс его домой: "Мам! Это кто?" Оказалось, они поймали редкого зверя – выхухоль. Но пожалели и отпустили на волю.
Так, в ребячьих делах и промыслах незаметно шли дни за днями. Времена года сменяли друг друга, мальчишки росли. Окончив семилетку в родном селе, Вася поступил в химико-технологический техникум, что в небольшом городе Грязи, неподалёку от Большого Самовца. Но, проучившись два месяца, бросил – в большой семье Голышкиных денег едва хватало на еду, оплатить расходы на учёбу в районном центре оказалось не под силу. А учиться Васе очень хотелось. И он решил поступить на рабочий факультет Воронежского сельскохозяйственного института. Конкурс был большой, только из васиного класса – восемнадцать заявлений. А мест – всего три. Но Василий поступил! "Культура!" – говорили теперь про него те пятнадцать ребят, которым пришлось вернуться в восьмой класс...
Учиться в институте было интересно. Особенно нравилась новоиспечённому студенту математика. Задачи решал, как семечки щёлкал. Причём не только свои, но и всех остальных студентов в группе. Правда, преподаватель это быстро заметил и принял меры: посадил Василия на первую парту. Как только тот выполнял свои задания, забирал тетрадь и отправлял "погулять". Но и студент был не лыком шит. На черновике выполнял всё быстро, а вот переписывал несколько раз: то кляксу посадит, то ошибку нечаянную. Так и тянул время, «вытаскивая» на контрольных и зачётах друзей-приятелей...
...– Мама, если ты будешь плакать, лучше не провожай меня!
– Сынок, я постараюсь...
Но удержать слёзы мама так и не смогла. Василий не осуждал её. У него тоже глаза заволакивала солёная влага, когда поезд увозил их, новобранцев, призванных в армию, в далёкий Спасск, город Приморского края...
Старшина роты выдал Василию пилотку и отправил стричься. Потом все новобранцы получили армейские ботинки и "обмотки" – по-иному, портянки. Пользоваться ими не умели, намотали, кто как смог. И Василий намотал. Его увидел водовоз, стал смеяться, а потом показал, как правильно нужно "обувать" портянки. Но юному солдату пришёлся не по душе тон "учителя", и он придумал свой способ наматывания портянок. Так такой этот способ оказался удобный, что скоро им стала пользоваться вся рота.
Дисциплина в армии была строгой. Однажды после трудового дня уставшая рота Василия шла в баню.
– Песню запе-вай! – скомандовал старшина.
Но уставшие, вымотанные солдаты заупрямились.
– Марш-бросок через реку! Кру-гом марш! Вброд! – скомандовал старшина.
Через час рота вернулась в баню, как положено, распевая песню...
Как лучшего солдата своего призыва, Василия Голышкина направили в Хабаровское миномётное училище. Здесь он осваивал не только военное искусство, но и получил звание кандидата в мастера спорта по фехтованию, занимался лыжным спортом. Кстати, первые лыжи Василию сделал ещё его дед, когда внуку всего-то четыре года было.
Здесь, в училище, Василий неожиданно нашёл ещё одно своё призвание. Зашёл как-то вечером к старшине роты – а у того на столе часы разобранные лежат. У Василия глаза загорелись: что за механизм? Спрашивать, как да что, не стал. Пришёл в барак, наточил отвёртку, в санчасти попросил пинцет. Дождался ночи, разложил на столе чистые листы бумаги, зажёг огарок свечи. И часы у него свои были, именные. Разобрал их, снял маятник, открутил крошечные винтики. А шестерёнки ка-ак завертятся! Василий – скорее дальше разбирать, под циферблат залез. И "разложил"-таки часы по винтикам, по колёсикам-шестерёнкам. А потом собрал, завёл и... на построение отправился. Потому что уже утро было.
Много пережил и повидал в своей жизни Василий Антонович. Всю Великую Отечественную войну служил в Забайкальском военном округе командиром миномётной роты. Воевал с Японией, служил в танковом гвардейском полку, в городе Балтийске много лет руководил водолазной школой, ходил в рейсы. После демобилизации (уволился в звании подполковника) дважды побывал на целине, осваивал новые земли. И ещё раз объехал всю Россию и ближнее Зарубежье – уже в качестве спортивного судьи по боксу, тяжёлой и лёгкой атлетике...Мы познакомились с ним около десяти лет назад, на мероприятии для детей, которое проводила библиотека. Помню, перед ребятами вдруг встал статный пожилой человек, грудь в орденах и медалях. Он рассказывал мальчишкам и девчонкам о войне, потом — о целине. Особенно понравился детворе эпизод, в котором Василий Антонович вместе с дружинниками задержали местных хулиганов.
- А кто опаснее — хулиганы или фашисты? - спросил кто-то из ребят.
Взрослые как-то неловко засмеялись, кто-то зашептал, что здесь нельзя сравнивать. А Василий Антонович сказал:
- Мне почему-то кажется, что среди вас не будет ни той, не другой нечисти. Я буду надеяться на это до последнего дня своей жизни.
И знаете, как-то на душе у всех, по-моему, стало светлее.
А спустя некоторое время я побывала у Василия Антоновича дома. На ту пору ему шёл восемьдесят шестой год, но он открыл мне дверь в спортивном костюме и с гантелями — сразу видно, только что делал зарядку. Рассказывал о своей жизни. И в конце разговора признался:
- Мне один знакомый говорит: Вася, ты такую хорошую жизнь прожил, богатую событиями! Ты защищал свою Родину, пахал целину, ты серьёзно занимался спортом, нашёл удивительное хобби — ведь не каждый может досконально разобраться в сложном часовом механизме. Про тебя книгу можно написать!
И так Голышкин об этом сказал, с такой гордостью и радостью, словно эти слова стали для него самой большой оценкой всей жизни. Он не сожалел о том, что никто до сих пор эту книгу не написал и вряд ли напишет. Но само приравнивание его к какому-то документально-художественному герою стало для Василия Антоновича высшей наградой.
Информация