Белый платок войны
Елене Яковлевне Тюлькиной на днях исполнилось 94 года. Рассказ её в эти весенние дни прост и ясен. Боль и радость — всё было в её жизни, но она не устаёт делать добро и сейчас.
— В семье нас было много, двенадцать душ детей родители воспитали. А как в те времена воспитывали? В строгости, конечно. Помню, мама спросила что-то, а я хотела побыстрее «выкрутиться» и говорю: «Ей-богу, мама!» Она меня за это так отстегала ремешком, что до сих пор помню: «Нельзя божиться, грех это!»
Родители не воспитывали, нет, они личным примером показывали детям, как надо жить. Как-то мама на нашего кабанчика чертыхнулась за то, что он по двору носился, а папаня ей сразу: «Ну, и какой пример ты детям подаешь? Они услышат, тоже начнут так разговаривать».
Простые люди были, правильные. Вот так с молоком матери я и вобрала в себя родительские наказы: быть нужно честной, трудолюбивой, доброй. А еще папаня говаривал: «Не пищать без толку!» Это он про то, что надо учиться стойко переносить жизненные трудности.
Жили мы тяжело, но весело. Шумная большая семья, где все друг за друга горой. Сейчас вот у меня один только брат остался, он младше. А раньше мы с сестрами как песню затянем! Лена, Елена, Еля. Всю жизнь меня как только не называли: и Леной, и Еленой, и Аленой, чаще всего почему-то Елей. Я к этому имени больше всего привыкла. А на самом деле я — Феона, так меня родители назвали. Однако по старинке никто величать не хотел, и я на Елену Яковлевну отзываюсь, а вот на Феону, пожалуй, и не откликнусь.
Помню, в молодости кто-то из знакомых говорит: «Ну, какая ты Феона? Это имя нежное, цветочное какое-то, для барышни. А ты трактор водишь, сама его ремонтируешь! Нет, Феона так не сможет!»
Заметьте, в рассказе нашей героини нет ни слова о голодоморе, который случился в 30-х годах в некоторых российских областях. Бабушка ничего не может рассказать об этом потому, что голода на Дону в то время не было. Безусловно, люди жили тяжело в условиях коллективизации и раскулачивания, но тотального голода в донских краях не наблюдалось. Впрочем, этот факт отказываются признать американские исследователи, некоторые из которых, указывая на факты голодомора в Украине, под одну гребёнку присовокупляют сюда и другие российские области.
Белый платок войны
Как началась война? Помню, конечно, такое не забудешь. Мы увидели, как по полю бежит женщины и странно машет белым платком. Подумали, что случился пожар или какое-то другое бедствие. Оказалось, это бежала наша соседка Зина и сказала, что Германия напала на Советский Союз. Она плакала и утирала свои слёзы белым платком, оставляя на нём мокрые следы. А потом её рука бессильно повисла, и платок упал на землю. До сих пор перед моими глазами стоит эта картина, этот платок.
Мы сразу же побежали домой и думали, что всё не так страшно будет. Кто ж думал, что она такая страшная окажется, война эта. Самая горькая из всех бед.
Двух моих братьев забрали на фронт, одному тогда было восемнадцать лет, а другому двадцать один год. Самый младший брат погиб в начале войны, но мы долго надеялись, что он остался в живых, но мама не верила.
Ох, как мама убивалась, плакала по ночам. В деревне то и дело кто-нибудь оплакивал родных: мужей, сыновей, братьев. Бедная девочка-почтальон как-то не выдержала, швырнула сумку на пол и заревела: «Не могу больше я похоронки носить!»
Действительно, сколько она выслушивала, никому не пожелаешь!
В деревню пришли гитлеровцы. Мы очень боялись прихода фашистов, никто не мог представить себе, что будет. Они вошли в деревню и сразу же выселили нас из дома в сарай. Корову нам каким-то образом удалось спрятать, и ее молоко нас спасло. А маленького телёночка Кирюшку, которого мы все любили, спасти не удалось. Зарезали они его и съели. Плакали мы очень. Гусей, кур, которых они жрали, не считали, пусть подавятся. А вот телёночка, молочного ещё, до слез просто жалко до сих пор.
Но были и среди них порядочные. Помню, поляк один за нас заступился. Знал, что мы корову прячем и не отобрал ее. И среди них люди встречались. Однако большинство хапало всё, что попадётся.
Помню, как осенью мы тщательно запасались всем необходимым на зиму: в погреб складывали картошку, бурак, морковь. Капусту рубили по семьдесят вёдер и солили в бочках, делали мочёные яблоки, помидоры.
Немцы очень эти запасы любили поедать, помидорчики и капусту. Так что голодать бы нам, когда фашистов погнали, если б не корова.
В годы Великой Отечественной войны Советский Союз потерял около 23 процентов посевных площадей, выращивание пшеницы сократилось почти на 50 процентов. Это привело к самому жестокому контролю за расходованием продовольствия. Помимо существующих контрольных органов, впервые в сельском хозяйстве были созданы так называемые политические отделы. Они существовали при МТС и колхозах. Село стало объектом внимания со стороны прокуратуры и судов. Обязательность выполнения государственных поставок стало важнейшей задачей, за невыполнение плана госпоставок возбуждались уголовные дела. Примечательный факт: районные прокуроры, реально оценивающие состояние дела на местах, если можно сказать, жалели своих поднадзорных и проявляли к ним снисходительность, когда в отчётных документах ясно значилось, что план по молоку выполнен не будет. Тогда как областная прокуратура могла за подобный факт найти серьёзнейшее нарушение и потребовать наказать виновных. Все эти меры мобилизовали мирное население под стандарты военного времени.
30 августа 1942 года ГКО принимает постановление №2226/ов «Об отпуске продовольственных пайков для армии, военно-морского флота и войск НКВД в сентябре 1942 года», согласно которому необходимо было обеспечить 9 282 900 пайков для нужд Красной Армии. Практически всё это легло на плечи ослабленного войной сельского хозяйства. В этом же году объявленная трудовая мобилизация, завершение которой произошло в 1945 году. Хотя этот военизированный принцип работы сохранился в некоторых коллективах и в послевоенный период. Трудовой повинности подлежали женщины в возрасте от 16 до 45 лет, мужчины от 16 до 55 лет, для 14-летних подростков устанавливался шести часовой рабочий день.
Предприятия работали в круглосуточном режиме. Люди — в две смены. Положение о трудовой повинности сначала коснулось городского населения, а потом дошло и до села. Главным контролёром за соблюдением выполнения нового положения стали органы НКВД.
Интересно, что в некоторых архивных документах практически нет отдельных дел, касающихся условий работы сельского хозяйства: всё, что касалось села, можно было обнаружить в делах, относящихся к военным ведомствам.
Сами голодали, но другим помогали
После освобождения все вышли в поле, работать.
Иногда приходилось и впроголодь выходить на работу, но ничего, ведь те люди, которые работали не испытали той тяжёлой нужды, которая досталась тем, кто сидел сиднем. Именно такие и умирали с голоду. Помнится, что по карточкам можно было получить 100 граммов хлеба, и не было этого маленького кусочка слаще на свете. Иногда мне приходилось заходить к соседям, которым приходилось несладко: восемнадцать детей сидели на лавке и ждали, когда овчина сварится: детям это дают, чтобы с голоду не умерли. Работала в поле у них только одна мать, и её рук не хватало, чтобы обеспечить такую ораву.
И так становится их жалко, что своё последнее приносишь и отдаёшь малышам, потому что они работать-то не могут, а матери их всех не прокормить.
С утра до ночи мы работали в колхозе: вечером и ночью поливали посевы, а с утра загружали машины, потом немножко отдохнёшь — и вновь в ночную смену на полив. Успевали всё: и в колхозе работать, и огород свой содержать. Где я только не вкалывала!
Например, не хватает на ферме доярок, меня отправляют туда. У каждой из нас по 25 коров. Работа была очень тяжёлой. Рано утром, на заре, нужно было успеть на утреннюю дойку, передоить вручную коров, перенести в руках десятки литров молока. От этой работы скручивало в узлы пальцы, на всю жизнь осталась эта боль в руках.
Приходилось работать на тракторе в открытом поле. Эти трактора были без кабины, иногда даже света не было. Прицепщик сзади стоял и светил фонарём в темноте. Ведь работали практически круглые сутки.
«За годы войны было подготовлено более 2 миллиона механизированных кадров, из них 1,5 миллиона женщин».
С 1941 года были введены новые нормы питания для разных групп населения: рабочие получали от 800 до 1000-1200 г в день, служащие — 500 г, иждивенцы и дети до 12 лет — 400 г.
Если в городской местности эти нормы соблюдались, а рабочие могли ещё получить и хлебную прибавку, то в селе эти нормы, зачастую, не соблюдались. Чтобы предотвратить массовый голод, было принято несколько знаковых правительственных постановлений. В первую очередь это апрельское постановление 1942 года, согласно которому можно было получить надел земли и заниматься там приусадебным хозяйством, в 1943 году от налога эти площади были освобождены.
Дальнейшие послабления последовали в 1944 году, с принятием постановления «О мерах по дальнейшему развитию и улучшению индивидуального и коллективного огородничества рабочих и служащих в 1944 году». Это стало отличным решением. Огородничеством стало заниматься не только сельское, но и значительная часть городского населения.
Я надену юбку модную
Молодые были, хотелось жить, понимаете! Девчонкам по 20-25 лет, им покрасоваться хочется, а не в чем.
Помню, работала в пекарне. Хорошо здесь было, пахло хлебом, но таскать приходилось тяжёлые мушки с мукой. Однажды привезли какую-то американскую муку. Ссыпана она была в диковинную мешковину белого цвета. Мы придумали шить из неё юбки и блузки. А разукрашивали всё это вышивкой. И у каждого была свою, особенная. Этим то и могли выделиться.
Такая модная юбка была и у меня. Причём носила я ее из экономии с двух сторон. Изнаночную сторону одевала на работу, а лицевую на выход. А какой у нас выбор был тогда?
В годы войны вся текстильная промышленность также работала для фронтовых нужд, выпуская шинельное сукно, парашютные и технические ткани. Однако при эвакуации заводов в приоритете была тяжёлая промышленность, предприятия лёгкой промышленности спасали в последнюю очередь. Самый большой период спада наблюдался в 1942 году, когда производство текстиля по сравнению с 1940 годом снизилось в три раза. Также в этом году были введены карточки на получение непродовольственных товаров, поступление которых в село было нерегулярным и в урезанном объёме.
Но в 1945 году производственные объёмы были восстановлены примерно на 85 процентов.
Как строили светлое будущее
После войны нужно было очень много всего восстанавливать. Вся страна была одной большой стройкой. Где я только не была: и на Украине, и в Воронежской области.
В одном городе строим железную дорогу, в другом — возводим новые жилые дома.
Вот на одном из таких объектов случилось со мной несчастье. Упала я с очень большой высоты, почти с шестого этажа. Как выжила? Не знаю, Господь помог, наверное. Очень серьёзно повредила руку, спину. Зрение ухудшилось, один глаз почти перестал видеть. Так было плохо, думала, не приду в себя после этого. Муж вот тоже так решил, наверное. И как-то по- тихому перестал мне писать. А я гордая была, решила тоже руки ему развязать, так и расстались мы. А парень славный был. Это он меня на гитаре играть научил. Время залечило раны, я снова ожила.
Работать пошла, замуж вышла. Тоже хороший был человек. Правда, выпивать начал, а я этого на дух не переношу. Развела нас жизнь. В жизни хорошие люди попадались, а то, что не сложилось как-то, судьба, значит, такая. Бог ведь, он одно забирает, другое дает. И я ему благодарна за то, что он дал мне пожить долго и столько всего увидеть.
…Елену Яковлевну, или бабу Лену, как ее все называют, каждое утро в одно и тоже время ждут ее питомцы — голуби. На свою небольшую пенсию она покупает пшено и подкармливает пернатых. Кто-то из соседей снисходительно улыбается, проходя мимо, другие недовольно кривятся, а баба Лена просто кормит птиц.
Информация