Грани фронтового бытия (Солдатские мемуары Петра Вшивкова)
На современном этапе изучения Великой Отечественной войны, одной из предпочтительных для исследователей становится тема фронтовой повседневности. Связано это со смещением вектора познания от военной событийности к внутренним «человеческим» факторам противостояния и источников преодоления казалось бы непобедимого противника. Важным условием научного осмысления проблемы является формирование подлинного системного комплекса источников за последние десятилетия. Одним из наиболее подходящих средств описания общего и типичного во фронтовой жизни воина являются дневниковые записи и послевоенные воспоминания. Авторы, лично пережив события, описывают их или «по горячим следам», или спустя годы и десятилетия.
Цель статьи – проанализировать отдельные аспекты фронтовой повседневности в воспоминаниях фронтовика Петра Матвеевича Вшивкова.
Данный источник был нами найден в процессе работы над проектом «Устная история: человек в повседневности ХХ века». Автор воспоминаний ушел из жизни на рубеже 1990-х годов, оставив рукопись в семье сына Петра Петровича Вшивкова.
Воспоминания представляют собой рукописную книгу, сшитую из отдельных школьных тетрадей белыми и черными нитками, тонкой проволокой общим объемом 1062 страницы рукописного текста, написанного «шариковой» ручкой различных оттенков синего цвета.
В основном текст рукописи читабелен, шрифт крупный, слегка наклонный вправо. Воспоминания написаны в виде литературно необработанного текста, с множественными грамматическими и орфографическими ошибками. Это объясняется тем, что автор имел незаконченное начальное образование и рабочие профессии.
Вшивков Петр Матвеевич родился в 1923 г. в д. Жербатиха Курагинского района Красноярского края в крестьянской семье. С 1941 г. он был мобилизован в ряды РККА, где пробыл до 1947 г. Служил в 1667 стр. батальоне, 456 стр. полку и 134 гв. стр. полку стрелком ручного и станкового пулемета. Воинские звания: красноармеец, мл. сержант, сержант.
Текст воспоминаний содержит описание жизни от первых детских воспоминаний и впечатлений второй половины 1920-х годов до 1979 г. с дополнительным разделом 1988-89 гг. Прочтение рукописи позволяет говорить об авторском видении своей жизни как трех жизней: довоенной, периода Великой Отечественной войны и жизни послевоенной. Автор пишет обо всем, что происходило в их семье, в кругу родных, в его биографии, в стране и в локальных территориях пребывания. Петр Матвеевич свою жизнь описал правдиво, не приукрашивая, не скрывая неприятных эпизодов. Поступки свои старается объяснить и мотивировать, анализировать по прошествии многих десятилетий с позиций общей психологии времени и с позиций умудренного опытом пожилого человека.
Характер войны в воспоминаниях Петра Вшивкова предстает не только в отражении немецкой агрессии, идеологическом противостоянии, но свидетельствах бесчеловечных действий врага. «На краю Красносельска мы подошли к колодцу, чтобы напиться воды. Когда сорвали крышку, то мы вместо воды увидили страшное. Полный колодец были накидан нашими советскими детьми в возрасте примерно от трех до семи лет… А в колодце были такие малые дети мальчики и девочки, они не расстреляны, были а в живыми накидные задавленные друг другом и верхние были замкнуты крышкой и заморены смертью… От такого ужаса щемило сердце, поднималась пилотка на голове каждого бойца… Защемило сердца бойцов и офицеров от такого ужаса… Мы поклялись мстить врагам за них…». Вместе с тем, автор воспоминаний предстает типичным человеком советской эпохи, патриотом, идейно сформированным общественным строем, средой, идеологией. Он признает роль командиров и политработников в поддержании боевого духа бойцов.
Автор не скрывает, что существенное значение имели законы военного времени, строгость и беспощадность по отношению к проявлениям трусости, мародерства, неподчинению приказам и распоряжениям командиров. «Вот тут его и разоблачили: сделал «самострел» в руку через хлеб, чтобы не Родину защищать от врага, а отлежаться в госпитале. А когда подвели к краю ямы, он был бледен, плакал и просил прощения. Но майор сказал: «Сырая земля простит. По изменнику родины огонь», - и выстрелил в него из нагана, тот упал его закопали. А мы сидели курили в ожидании санитарной машины».
Или другой эпизод, не менее показательный: «Тогда майор начальник медсанбата подошел к майору медслужбы, наставил на него наган, сам побелел и сказал: «Или прими раненых и окажи им помощь быстрее, или получай девять грамм. В общем выбирай любое или-или»…
Только тогда тот приказал сестрам принять нас и помощь нам оказать».
В тексте сквозит мысль о взаимной ответственности солдат и понимания фронтовой беспощадности ради выживания: «А если заметит немецкий летчик горящую папиросу из-за одного нерадивого бойца может погибнуть часть. Поэтому был очень строгий приказ о не курении».
Для нас очевидно, что направление фронтовой повседневность в анализе событий, материального контекста, особенностей коммуникаций в ситуациях экстремальности, в ментальных характеристиках субъектов принципиально отличается от повседневности довоенной, тыловой, и даже прифронтовой. Она и сугубо индивидуальна для воина по роду войск, специальности, половой принадлежности, должности и званию, и даже, времени года и характеру местности. Но она может быть и типичной в неком наборе ситуаций обороны, наступления, разведки, госпиталя, походного марша, приема пищи, умывания, сна и т.д.
Воинская служба как профессиональное занятие и образ жизни, ни в какое сравнение не идут с обязанностью убивать «себе подобных»… Но сам процесс лишения жизни происходит в условиях организации среды линии соприкосновения враждующих сторон. Поэтому фронтовая жизнь это реальная жизнь, в которой все человеческое во всех проявлениях «труда» и отдыха, досуга и праздников, общественная иерархия, чувств и эмоций, страха смерти и его преодоления продолжают сохраняться.
Так, мы не случайно отметили труд как компонент военного бытия. Труд не только по созданию инфраструктуры фронта, но и труд как процесс созидания «победы». Простой солдат Вшивков предстает перед нами в воспоминаниях сразу в двух ипостасях: крестьянин и солдат. Очень красочно, и по-сельски точно, автор дает психологическую оценку войны русскими солдатами с позиций их миропонимания.
«А издали показывалось зарево, и доносилось [звуки], как когда-то до войны, вроде на молотьбе. (Примечание внизу страницы: «Содрогалась земля, рвались снаряды»). А вместо горящего костра соломы, горело что либо зажженное зажигательными снарядами. Содрогалась и отрывисто стонала земля. «Но молотят!», - сказал шутливо один пожилой сержант, пытаясь развеселить бойцов. «Да начинается опять эта молотьба», - сказал другой, небольшого роста младший лейтенант. «Да эта молотьба еще и не прекращалась», - сказал старший лейтенант. «А когда эта молотьба прекратится», - сказал сержант. «А вот когда обмолотит все поля, так и барабан гудеть перестанет». И все засмеялись.
[-] Да это правильно сказал сержант..».
Далеко не случайно, в наградных представлениях ЦА МО РФ неизменно фигурирует словосочетания профессионального характера: «работает заместителем командира взвода по политчасти», «работая в оперативной группе по доставке боеприпасов», «работает связистом», «работает механиком-водителем» и т.д.
Во всех разделах рукописи прослеживается явная убежденность в правоте Советской власти, в неизбежности и закономерности победы над фашизмом, в построении социализма и коммунизма. Рассуждения автора постоянно предваряются вопросами о смыслах жизни и своей судьбы.
В воспоминаниях Вшивкова постоянно поднимается вопрос о фатальности, предопределенности судьбы человека. «…шел навстречу нам, правее по другой тропе старший сержант, и вдруг как растаял, только был взрыв, видимо прямым попаданием в грудь ударил шальной фашистский снаряд. И от сержанта мы не нашли нечего, никаких признаков. Только подошли к тому месту, сняли шапки, помолчав пару минут, потом вздохнули. А капитан сказал» «Да вот так и бывают без вести погибшие».
Особенно часто автор рассуждает о фатальности, вспоминая себя после второго ранения. Он уже как бы видит других со стороны, оценивая их будущее: «И навряд ли с моей роты кто останется невредимым», - подумал я». Часто видим «прокрутку» события в сослагательном наклонении: «Даже сердце защемило у каждого. Но как мы успели, а если бы на это несчастье, а если бы еще один немец ехал бы еще с любой стороны, и все нам бы всем конец бы был».
Оглядываясь назад, ветеран не раз подчеркивает в воспоминаниях свою значимость на войне для победы, подчеркивает, даже с гордостью, что был в пехоте: «Потом опять бой. Опять пехота впереди. Пехота первая встречает всё. И пули и снаряды мины и бомбы, ибо суть в пехоте». «Для пехоты одно важно, преодолеть себя, встать и пойти вперед. Когда подадут красную ракету, не герои и не трусы, но в наших сердцах, у каждого наверно взволнованно бились сердца».
В воспоминаниях автор постоянно возвращается к тем или иным аспектам фронтового единения независимо от возраста, социального положения, национальной принадлежности. Вот эпизод наиболее полно раскрывающий и личную позицию, и восхищение увиденным: «И среди них бежит один боец; в руке у него правой винтовка, а в левой руке полный котелок каши. «Брось кашу то хотя», - сказал старший лейтенант. Это был не русский боец, узбек и отвечал плохо по-русски. «Нэт таварышь старшай летэнан, моя кушать будем. Там кушать некогда будет, бой идет, слышишь? Моя после боя будет кушат», и побежал вперед. «Вот настойчивый дьявол», - сказал другой офицер, капитан».
К важным условиям выживания на войне автор относит боевой опыт, воинские навыки и умения. «Вот молодежь, глупые еще молодые. Перебьет вас немец. Как капусту перерубит». Потому лейтенант и говорит: «Вы ребята смотрите за стариками-фронтовиками. Что они будут делать в бою и вы пример их берите. Так вам лучше будет понять, и тогда вы узнаете все фронтовые привычки, и действия в боях…».
Немаловажно то, что Петр Вшивков вырос в сибирской глубинке и использовал усвоенное с детства в реалиях фронта. «В окопе было сыро, местами была на дне окопа вода. Рядом был не большой хвойный лес. Я со своим расчетом станкового пулемета наломали веток хвои, настелили на дно окопа, стало сухо и чуть теплее даже. Командир роты стукнул шутливо меня по плечу рукой и сказал: «Молодец, видать таежный парень, ты». «Так точно, товарищ капитан», - ответил я. И нашему примеру последовали все бойцы роты».
Положение людей на передовой усугублялось трудностями житейского характера. Особенно на первом этапе войны были проблемы с питанием солдат. В воспоминаниях Вшивкова дается проблема, но как она решалась, можно только догадываться: «Старшина принес по четыре сухаря на каждого бойца сказал: «Но вот и последнее, хоть зараз скушайте, хоть берегите на неизвестное время, продукты кончились».
Или, важное замечание, что больше всего хотелось на войне выспаться. «Я по-первости не верил товарищам в то, что можно идти на ногах и спать на ходу. Убедился. Мне пришлось испытать самому. Ткнешься лбом товарищу идущему впереди тебя, проснешься, и снова засыпаешь …».
Солдатские воспоминания Петра Вшивкова правдивы в своей яркой информативности, отсутствии «лакировки» ситуаций, попыток сгладить неприятное и даже безнравственное. В отдельных эпизодах реальность граничит с явным сюрреализмом. «Пришел с передовой один старший сержант. Его левая рука до локтя отсутствовала, была вся забинтована. Ему перевязали, подтянули жгутом. Он попросил, чтобы выкопали маленькую ямку. И когда ямка была готовая, он достал правой рукой из-за пазухи шинели свою левую руку, оторванную немецким снарядом, поцеловал ее. Потом попросил завернуть ее в бумагу, положил в ямку. Потом сержант попросил закопать. Потом вытесали столбик в виде тумбочки, На которой написали слова, со слов хозяина руки. «В боях за горд Нарву оставил левую руку (по кисть) Николаев Николай Николаевич». Он подошел к могилке своей руки. На глазах у него показались слезы».
Или второй подобный сюжет, невыдуманный по стрессовости ситуации для двадцатилетнего бойца. «После боя лейтенант спросил меня: «А что сержант заорал ты так, что с тобой случилось И я начал рассказывать как и что получилось. По ту сторону просеки лежал на спине убитый немец с раскинутыми в стороны руками и ногами и открытыми глазами. Глаза его были голубые или от морозу побелели. Я бежал быстро, запнулся ногами об его ноги, упал животом об его живот и от сильного удара коснулся своими губами об его губы, словно поцеловал мертвого фрица. Он был убит давно и от него уже пахло. И видимо от такой страшной брезгливости почему то я заорал А товарищи мои по разведке все смеялись и даже плевались..».
На территории Латвии с Вшивковым и его товарищами произошел случай, который он характеризует словами: «На войне и такое вот бывало».
«На горе мы оказались быстро. Потом слышим и даже видим летят наши два самолета Ил 2. И они нас посчитали за немцев и пошли колотить, один заход затем другой, третий. Появилось много раненых и даже убитые. Красную ракету подать нельзя, немцы разоблачат сразу же. Зеленую ракету дать, самолеты додолбят. Но в полку догадались, развернули знамя полка самолеты только тогда поняли. Улетели. Но в наступление было идти невозможно, потому что самолеты вывели сколько бойцов из строя».
Самое трагичное в воспоминаниях Петра Матвеевича относится к майским дням 1945 года. Их 134 гвардейский стрелковый полк завершал разгром Курляндской группировки врага с 9 по 21 мая. «И когда дошли до моря, то у нас в роте осталось мало людей, всего четыре бойца, три сержанта три офицера и старшина… У нас в роте последним погиб боец Захаренко. не дойдя до моря в пяти шагах, а вообще в роте осталось личного состава одиннадцать человек из ста восьмидесяти человек за эти боевых одиннадцать бессонных суток». В каждой строке воспоминаний сквозит боль за тех, кто погиб на войне уже после войны…
Можно и дальше говорить о воспоминаниях П.М. Вшивкова, но формат статьи не позволяет рассмотреть все аспекты фронтового бытия. Но по ним можно проследить и устройство траншеи и землянки, распорядок дня во время передышки и в боевой обстановке, порядок прибытия пополнения или отвода бойцов в тыл на отдых, солдатские развлечения, юмор и шутки.
Автор дает меткие характеристики своим товарищам и командирам, показывает взаимоотношения между ними. Он сравнивает через много лет изменение морального состояния советских солдат и противника на протяжение четырех лет войны.
Актуальность воспоминаний сержанта Вшивкова уходит в более значимую проблему сохранения свидетельств участников Великой Отечественной войны. Воспоминания, дневники, записи, письма бесценны для будущих поколений, для исследователей. Они позволяют взглянуть на события глазами субъектов истории, понять их мысли, оценки, мотивацию поступков, роль фронтового этапа в дальнейшей судьбе бывших участников войны. Здесь раскрываются те аспекты истории, которые нельзя больше нигде обнаружить, можно только предположить и интерпретировать.
Цель статьи – проанализировать отдельные аспекты фронтовой повседневности в воспоминаниях фронтовика Петра Матвеевича Вшивкова.
Данный источник был нами найден в процессе работы над проектом «Устная история: человек в повседневности ХХ века». Автор воспоминаний ушел из жизни на рубеже 1990-х годов, оставив рукопись в семье сына Петра Петровича Вшивкова.
Воспоминания представляют собой рукописную книгу, сшитую из отдельных школьных тетрадей белыми и черными нитками, тонкой проволокой общим объемом 1062 страницы рукописного текста, написанного «шариковой» ручкой различных оттенков синего цвета.
В основном текст рукописи читабелен, шрифт крупный, слегка наклонный вправо. Воспоминания написаны в виде литературно необработанного текста, с множественными грамматическими и орфографическими ошибками. Это объясняется тем, что автор имел незаконченное начальное образование и рабочие профессии.
Вшивков Петр Матвеевич родился в 1923 г. в д. Жербатиха Курагинского района Красноярского края в крестьянской семье. С 1941 г. он был мобилизован в ряды РККА, где пробыл до 1947 г. Служил в 1667 стр. батальоне, 456 стр. полку и 134 гв. стр. полку стрелком ручного и станкового пулемета. Воинские звания: красноармеец, мл. сержант, сержант.
Текст воспоминаний содержит описание жизни от первых детских воспоминаний и впечатлений второй половины 1920-х годов до 1979 г. с дополнительным разделом 1988-89 гг. Прочтение рукописи позволяет говорить об авторском видении своей жизни как трех жизней: довоенной, периода Великой Отечественной войны и жизни послевоенной. Автор пишет обо всем, что происходило в их семье, в кругу родных, в его биографии, в стране и в локальных территориях пребывания. Петр Матвеевич свою жизнь описал правдиво, не приукрашивая, не скрывая неприятных эпизодов. Поступки свои старается объяснить и мотивировать, анализировать по прошествии многих десятилетий с позиций общей психологии времени и с позиций умудренного опытом пожилого человека.
Характер войны в воспоминаниях Петра Вшивкова предстает не только в отражении немецкой агрессии, идеологическом противостоянии, но свидетельствах бесчеловечных действий врага. «На краю Красносельска мы подошли к колодцу, чтобы напиться воды. Когда сорвали крышку, то мы вместо воды увидили страшное. Полный колодец были накидан нашими советскими детьми в возрасте примерно от трех до семи лет… А в колодце были такие малые дети мальчики и девочки, они не расстреляны, были а в живыми накидные задавленные друг другом и верхние были замкнуты крышкой и заморены смертью… От такого ужаса щемило сердце, поднималась пилотка на голове каждого бойца… Защемило сердца бойцов и офицеров от такого ужаса… Мы поклялись мстить врагам за них…». Вместе с тем, автор воспоминаний предстает типичным человеком советской эпохи, патриотом, идейно сформированным общественным строем, средой, идеологией. Он признает роль командиров и политработников в поддержании боевого духа бойцов.
Автор не скрывает, что существенное значение имели законы военного времени, строгость и беспощадность по отношению к проявлениям трусости, мародерства, неподчинению приказам и распоряжениям командиров. «Вот тут его и разоблачили: сделал «самострел» в руку через хлеб, чтобы не Родину защищать от врага, а отлежаться в госпитале. А когда подвели к краю ямы, он был бледен, плакал и просил прощения. Но майор сказал: «Сырая земля простит. По изменнику родины огонь», - и выстрелил в него из нагана, тот упал его закопали. А мы сидели курили в ожидании санитарной машины».
Или другой эпизод, не менее показательный: «Тогда майор начальник медсанбата подошел к майору медслужбы, наставил на него наган, сам побелел и сказал: «Или прими раненых и окажи им помощь быстрее, или получай девять грамм. В общем выбирай любое или-или»…
Только тогда тот приказал сестрам принять нас и помощь нам оказать».
В тексте сквозит мысль о взаимной ответственности солдат и понимания фронтовой беспощадности ради выживания: «А если заметит немецкий летчик горящую папиросу из-за одного нерадивого бойца может погибнуть часть. Поэтому был очень строгий приказ о не курении».
Для нас очевидно, что направление фронтовой повседневность в анализе событий, материального контекста, особенностей коммуникаций в ситуациях экстремальности, в ментальных характеристиках субъектов принципиально отличается от повседневности довоенной, тыловой, и даже прифронтовой. Она и сугубо индивидуальна для воина по роду войск, специальности, половой принадлежности, должности и званию, и даже, времени года и характеру местности. Но она может быть и типичной в неком наборе ситуаций обороны, наступления, разведки, госпиталя, походного марша, приема пищи, умывания, сна и т.д.
Воинская служба как профессиональное занятие и образ жизни, ни в какое сравнение не идут с обязанностью убивать «себе подобных»… Но сам процесс лишения жизни происходит в условиях организации среды линии соприкосновения враждующих сторон. Поэтому фронтовая жизнь это реальная жизнь, в которой все человеческое во всех проявлениях «труда» и отдыха, досуга и праздников, общественная иерархия, чувств и эмоций, страха смерти и его преодоления продолжают сохраняться.
Так, мы не случайно отметили труд как компонент военного бытия. Труд не только по созданию инфраструктуры фронта, но и труд как процесс созидания «победы». Простой солдат Вшивков предстает перед нами в воспоминаниях сразу в двух ипостасях: крестьянин и солдат. Очень красочно, и по-сельски точно, автор дает психологическую оценку войны русскими солдатами с позиций их миропонимания.
«А издали показывалось зарево, и доносилось [звуки], как когда-то до войны, вроде на молотьбе. (Примечание внизу страницы: «Содрогалась земля, рвались снаряды»). А вместо горящего костра соломы, горело что либо зажженное зажигательными снарядами. Содрогалась и отрывисто стонала земля. «Но молотят!», - сказал шутливо один пожилой сержант, пытаясь развеселить бойцов. «Да начинается опять эта молотьба», - сказал другой, небольшого роста младший лейтенант. «Да эта молотьба еще и не прекращалась», - сказал старший лейтенант. «А когда эта молотьба прекратится», - сказал сержант. «А вот когда обмолотит все поля, так и барабан гудеть перестанет». И все засмеялись.
[-] Да это правильно сказал сержант..».
Далеко не случайно, в наградных представлениях ЦА МО РФ неизменно фигурирует словосочетания профессионального характера: «работает заместителем командира взвода по политчасти», «работая в оперативной группе по доставке боеприпасов», «работает связистом», «работает механиком-водителем» и т.д.
Во всех разделах рукописи прослеживается явная убежденность в правоте Советской власти, в неизбежности и закономерности победы над фашизмом, в построении социализма и коммунизма. Рассуждения автора постоянно предваряются вопросами о смыслах жизни и своей судьбы.
В воспоминаниях Вшивкова постоянно поднимается вопрос о фатальности, предопределенности судьбы человека. «…шел навстречу нам, правее по другой тропе старший сержант, и вдруг как растаял, только был взрыв, видимо прямым попаданием в грудь ударил шальной фашистский снаряд. И от сержанта мы не нашли нечего, никаких признаков. Только подошли к тому месту, сняли шапки, помолчав пару минут, потом вздохнули. А капитан сказал» «Да вот так и бывают без вести погибшие».
Особенно часто автор рассуждает о фатальности, вспоминая себя после второго ранения. Он уже как бы видит других со стороны, оценивая их будущее: «И навряд ли с моей роты кто останется невредимым», - подумал я». Часто видим «прокрутку» события в сослагательном наклонении: «Даже сердце защемило у каждого. Но как мы успели, а если бы на это несчастье, а если бы еще один немец ехал бы еще с любой стороны, и все нам бы всем конец бы был».
Оглядываясь назад, ветеран не раз подчеркивает в воспоминаниях свою значимость на войне для победы, подчеркивает, даже с гордостью, что был в пехоте: «Потом опять бой. Опять пехота впереди. Пехота первая встречает всё. И пули и снаряды мины и бомбы, ибо суть в пехоте». «Для пехоты одно важно, преодолеть себя, встать и пойти вперед. Когда подадут красную ракету, не герои и не трусы, но в наших сердцах, у каждого наверно взволнованно бились сердца».
В воспоминаниях автор постоянно возвращается к тем или иным аспектам фронтового единения независимо от возраста, социального положения, национальной принадлежности. Вот эпизод наиболее полно раскрывающий и личную позицию, и восхищение увиденным: «И среди них бежит один боец; в руке у него правой винтовка, а в левой руке полный котелок каши. «Брось кашу то хотя», - сказал старший лейтенант. Это был не русский боец, узбек и отвечал плохо по-русски. «Нэт таварышь старшай летэнан, моя кушать будем. Там кушать некогда будет, бой идет, слышишь? Моя после боя будет кушат», и побежал вперед. «Вот настойчивый дьявол», - сказал другой офицер, капитан».
К важным условиям выживания на войне автор относит боевой опыт, воинские навыки и умения. «Вот молодежь, глупые еще молодые. Перебьет вас немец. Как капусту перерубит». Потому лейтенант и говорит: «Вы ребята смотрите за стариками-фронтовиками. Что они будут делать в бою и вы пример их берите. Так вам лучше будет понять, и тогда вы узнаете все фронтовые привычки, и действия в боях…».
Немаловажно то, что Петр Вшивков вырос в сибирской глубинке и использовал усвоенное с детства в реалиях фронта. «В окопе было сыро, местами была на дне окопа вода. Рядом был не большой хвойный лес. Я со своим расчетом станкового пулемета наломали веток хвои, настелили на дно окопа, стало сухо и чуть теплее даже. Командир роты стукнул шутливо меня по плечу рукой и сказал: «Молодец, видать таежный парень, ты». «Так точно, товарищ капитан», - ответил я. И нашему примеру последовали все бойцы роты».
Положение людей на передовой усугублялось трудностями житейского характера. Особенно на первом этапе войны были проблемы с питанием солдат. В воспоминаниях Вшивкова дается проблема, но как она решалась, можно только догадываться: «Старшина принес по четыре сухаря на каждого бойца сказал: «Но вот и последнее, хоть зараз скушайте, хоть берегите на неизвестное время, продукты кончились».
Или, важное замечание, что больше всего хотелось на войне выспаться. «Я по-первости не верил товарищам в то, что можно идти на ногах и спать на ходу. Убедился. Мне пришлось испытать самому. Ткнешься лбом товарищу идущему впереди тебя, проснешься, и снова засыпаешь …».
Солдатские воспоминания Петра Вшивкова правдивы в своей яркой информативности, отсутствии «лакировки» ситуаций, попыток сгладить неприятное и даже безнравственное. В отдельных эпизодах реальность граничит с явным сюрреализмом. «Пришел с передовой один старший сержант. Его левая рука до локтя отсутствовала, была вся забинтована. Ему перевязали, подтянули жгутом. Он попросил, чтобы выкопали маленькую ямку. И когда ямка была готовая, он достал правой рукой из-за пазухи шинели свою левую руку, оторванную немецким снарядом, поцеловал ее. Потом попросил завернуть ее в бумагу, положил в ямку. Потом сержант попросил закопать. Потом вытесали столбик в виде тумбочки, На которой написали слова, со слов хозяина руки. «В боях за горд Нарву оставил левую руку (по кисть) Николаев Николай Николаевич». Он подошел к могилке своей руки. На глазах у него показались слезы».
Или второй подобный сюжет, невыдуманный по стрессовости ситуации для двадцатилетнего бойца. «После боя лейтенант спросил меня: «А что сержант заорал ты так, что с тобой случилось И я начал рассказывать как и что получилось. По ту сторону просеки лежал на спине убитый немец с раскинутыми в стороны руками и ногами и открытыми глазами. Глаза его были голубые или от морозу побелели. Я бежал быстро, запнулся ногами об его ноги, упал животом об его живот и от сильного удара коснулся своими губами об его губы, словно поцеловал мертвого фрица. Он был убит давно и от него уже пахло. И видимо от такой страшной брезгливости почему то я заорал А товарищи мои по разведке все смеялись и даже плевались..».
На территории Латвии с Вшивковым и его товарищами произошел случай, который он характеризует словами: «На войне и такое вот бывало».
«На горе мы оказались быстро. Потом слышим и даже видим летят наши два самолета Ил 2. И они нас посчитали за немцев и пошли колотить, один заход затем другой, третий. Появилось много раненых и даже убитые. Красную ракету подать нельзя, немцы разоблачат сразу же. Зеленую ракету дать, самолеты додолбят. Но в полку догадались, развернули знамя полка самолеты только тогда поняли. Улетели. Но в наступление было идти невозможно, потому что самолеты вывели сколько бойцов из строя».
Самое трагичное в воспоминаниях Петра Матвеевича относится к майским дням 1945 года. Их 134 гвардейский стрелковый полк завершал разгром Курляндской группировки врага с 9 по 21 мая. «И когда дошли до моря, то у нас в роте осталось мало людей, всего четыре бойца, три сержанта три офицера и старшина… У нас в роте последним погиб боец Захаренко. не дойдя до моря в пяти шагах, а вообще в роте осталось личного состава одиннадцать человек из ста восьмидесяти человек за эти боевых одиннадцать бессонных суток». В каждой строке воспоминаний сквозит боль за тех, кто погиб на войне уже после войны…
Можно и дальше говорить о воспоминаниях П.М. Вшивкова, но формат статьи не позволяет рассмотреть все аспекты фронтового бытия. Но по ним можно проследить и устройство траншеи и землянки, распорядок дня во время передышки и в боевой обстановке, порядок прибытия пополнения или отвода бойцов в тыл на отдых, солдатские развлечения, юмор и шутки.
Автор дает меткие характеристики своим товарищам и командирам, показывает взаимоотношения между ними. Он сравнивает через много лет изменение морального состояния советских солдат и противника на протяжение четырех лет войны.
Актуальность воспоминаний сержанта Вшивкова уходит в более значимую проблему сохранения свидетельств участников Великой Отечественной войны. Воспоминания, дневники, записи, письма бесценны для будущих поколений, для исследователей. Они позволяют взглянуть на события глазами субъектов истории, понять их мысли, оценки, мотивацию поступков, роль фронтового этапа в дальнейшей судьбе бывших участников войны. Здесь раскрываются те аспекты истории, которые нельзя больше нигде обнаружить, можно только предположить и интерпретировать.
Информация