К вопросу о новой типологии культур: лукофилы и лукофобы (часть вторая)
«Пустил стрелы Свои и рассеял их, ...»
(Псалтирь 17:15)
Конечно, рыцари осознавали силу лука. Существовали проекты запретить использование лука и арбалета на поле битвы. В 1215 году арбалетчики вместе с воинами-наемниками и хирургами были признаны самыми «кровавыми» воинами. Эти запреты не имели практического влияния на использование лучников в битве, но в умах профессиональной военной элиты родился предрассудок – лук не является подходящим оружием для защиты чести.
Битва при Бейт-Ханум. Из «Большой хроники» Матвея Парижского. Около 1240 – 1253 гг. (Библиотека Паркера, колледж «Тело Христово», Кембридж). Отступающие под стрелами восточных лучников и плененные рыцари-крестоносцы – вот лучшее свидетельство эффективности восточного лука!
К счастью, основная часть западных рыцарей в своих бесчисленных войнах имела дело с противниками, вооруженными так же, как они сами. Но для тех, кто воевал в Палестине, такой рыцарский предрассудок имел принципиально важное значение. Начиная с XII века, в Святой Земле и во всем Средиземноморье начинают нанимать сарацинских лучников, таких наемников называли туркопулы (turcopols), и Фридрих II много раз использовал их в итальянских кампаниях. В Средиземноморье умелые навыки лучников и арбалетчиков оформились к Позднему Средневековью, так что лучники стали основным контингентом в большинстве западных армий.
Лучники на миниатюре из «Библии Мациевского». Библиотека Пирпонта Моргана.
Однако они не стреляли с седла. Они спешивались, как только прибывали на поле битвы. Их лошади обеспечивали мобильность во время марша и давали им возможность преследовать бежавшего врага, но никто не ожидал от них конной стрельбы из лука, то есть тактики неверных. Поэтому, несмотря на наем сарацинских лучников, можно видеть, что общий предрассудок рыцарского класса против конной стрельбы диктовал тактику даже социально низшим слоям, которые, конечно, не были поставлены в столь тяжелые условия. Из-за недостаточного интереса, который проявляли к лукам рыцари, умение конной стрельбы на Западе никогда не достигало таких высот, как на Востоке. Это также лишило западные армии тактики удара тяжелых конных лучников, т.е. воинов, одетых в доспехи и использующих сначала лук, а затем копье и меч.
Монгольский лук и стрелы. В нерабочем состоянии лук изгибается в обратную сторону. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Лишь несколько исключений из этого правила только усилили мнение, что для профессионального конного воина, особенно принадлежащего к рыцарскому классу, неблагородно носить лук. В VI в. хроник франков Грегорий Турский упоминает графа Людаста, который носил колчан поверх кольчуги. По всем остальным признакам граф являлся членом воинской элиты франков: у него был шлем, доспех и, без сомнения, он ездил на лошади. Но он также носил лук. Возможно, эта деталь добавлена для того, чтобы показать, что он был «parvenue». Он быстро поднялся от повара и конюшего до графа и поэтому не обладал приличиями истинного благородного воина. Он обвинялся историком в том, что распускал слухи о том, что у королевы интрига с епископом.
Каменный наконечник стрелы. Эпоха позднего палеолита.
В Средневековье рыцари с луком являлись литературным и художественным приемом, символизирующим трусость и неблагородство, вне какой бы то ни было реальной связи с происходящим.
Осада Авиньона. Миниатюра из «Хроника Сен-Дени». Около 1332 -1350 гг. (Британская библиотека). Художник Камбре Миссал. Обращает на себя внимание большое сходство этой миниатюры с ассирийскими рельефами, где частым сюжетом является осада крепости и лучники, которые ее обстреливают.
В письме аббату Фурланду император Карл Великий советовал ему поддержать его армию всадниками, экипированными щитом, копьем, мечом, кинжалом и луком со стрелами. Подобный прецедент никого не убедил, и это посчитали частью общего возрождения римской культуры, пропагандируемой свитой Карла Великого. Следующим доказательством того, что у Каролингов были конные лучники, служит иллюстрация в «Золотой псалтири» IX в. На одной из ее миниатюр среди отряда всадников-копьеносцев армии Каролингов, нападавшего на город, один тяжеловооруженный воин показан в типичной кольчуге, в шлеме и с луком в руках. Но вот на поле битвы, судя по поздним средневековым манускриптам, конная стрельба из лука для благородных воинов становится возможной лишь только в случае их участия в охоте. В псалтире королевы Марии, хранящимся в Британском музее, есть деталь, показывающая короля, стреляющего в гротескное существо со спины лошади. Возможно, что такая конная стрельба в таком случае была подходящей. Это был мир, отделенный от битвы, так как убивали не людей, а животных. Но возможно, что обе эти детали были основаны на фигурах из восточных манускриптов, использованных как любопытный артистический прием.
Окончательное происхождение благородного германского предрассудка можно проследить по кельтскому искусству верховой стрельбы. В этом было влияние греческого боя. В пьесе, написанной Эврипидом в V веке до н.э., один из героев так порочил доблесть Геракла: «Он никогда не носил щит или копье. Он использовал лук, оружие труса – чтобы ударить и убежать. Луки не делают героев. Настоящий мужчина только тот, кто тверд духом и осмелится стать против копья». Отец Геракла говорит в его защиту: «Человек, искусный в стрельбе из лука может послать град стрел и еще что-то сохранить в запасе. Он может сохранять дистанцию так, что враг никогда не увидит его, только его стрелы. Он никогда не подставляется врагу. Это первое правило войны – нанести вред врагу, причем как можно больше, и при этом самому остаться невредимым». То есть такое мнение существовало среди греков уже тогда, и они тоже относились к народам лукофобам. Римляне тоже считали лук коварным и ребячливым оружием и сами им не пользовались, а нанимали (по необходимости) отряды лучников на Востоке.
Тим Ньюарк приводит слова Ксенофонта о том, что «для нанесения противнику наибольшего вреда сабля (знаменитый греческий копис) лучше, нежели меч, потому что использование позиции всадника для нанесения рубящего удара персидской саблей более эффективно, чем мечом». Вместо копья с длинным древком, которое неудобно в обращении, Ксенофонт рекомендовал два персидских дротика. Вооруженный ими воин может метнуть один дротик и использовать другой в ближнем бою. «Мы рекомендуем, – писал он, – кидать дротик как можно дальше. Это дает воину больше времени, чтобы развернуть лошадь и выхватить другой дротик».
Европейская павеза арбалетчика XV в. из музея Гленбоу.
Метание дротиков становится характерной тактикой битвы всех дохристианских западных конных воинов, включая ранних римлян, кельтов и германцев. В ранней средневековой Европе конные воины, мечущие копья, встречаются нам вплоть до битвы при Гастингсе. «Гобелен из Байё» показывает несколько норманнских рыцарей, мечущих свои копья в англосаксов, в то время как остальные оставили свои копья для ближнего боя. Лучники на гобелене практически все являются пехотинцами и вдобавок изображены на кайме, то есть вне основного поля.
Битва при Креси. Знаменитая миниатюра из «Хроники» Жана Фруассара. (Национальная библиотека Франции)
Появление стремени в Западной Европе стало поворотной точкой в истории кавалерии. Но стремя вначале не изменило ход конного боя. Переход от метания копья к владению им занял века, и в этом свою большую роль сыграл опять же предрассудок в отношении всего нового, нежели введение стремени. Даже когда были изобретены и другие виды дальнобойного метательного оружия, предубеждение против лука как против «самого жестокого и трусливого оружия» продолжало сохраняться, вот почему рыцари и благородные воины отказывались его применять. Таково было влияние этого чисто аристократического предрассудка, рожденного германской военной демократией еще в незапамятные времена. Он и определил характер ведения боя на целую тысячу лет – самый примечательный случай социального жеманства, перевешивающего всякую военную логику, считает Т. Ньюарк [3].
Барбют – шлем арбалетчиков и лучников 1470 г. Брешия. Вес 2,21 кг. Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Обоснованность этих взглядов английского историка представляется вполне очевидной, особенно в их сравнении с техникой боя и характером защитного вооружения у народов Востока, где излишне тяжелых, цельнометаллических доспехов никогда не существовало именно потому, что там главным оружием боя на протяжении всего Средневековья оставался лук. В особенности хорошо это видно и на примере самураев и асигару в Японии, о чем постоянно пишет Стивен Тернбулл, и где понятия «стрелять из лука» и «воевать» всегда являлись тождественными!
Хьюг де Бов бежит с поля битвы при Бувине (1214). «Большая хроника» Матвея Парижского., ок. 1250 г. (Библиотека Паркера, колледж «Тело Христово», Кембридж). Считается, что это злая сатира на этого трусливого рыцаря. Ведь ни один из персонажей, изображенных на данной миниатюре, не имеет колчана со стрелами!
Британский историк Д. Николь, также уделивший этому вопросу много внимания, писал о совпадении в тактике боя у монголов и всадников балтийских народов XIII в., использовавших дротики для метания на скаку. Напасть, забросать врага дротиками и тут же притворно отойти – вот приемы атаки эстонцев, литовцев и балтов, в силу чего они использовали и седла соответствующего образца [4].
Так что именно в области применения ударного и метательного видов оружия лежит тот «водораздел», который сегодня, по мнению большинства британских историков, и определяет характер развития защитного вооружения на территории всей Евразии.
Работы англоязычных исследователей подтверждают и тот факт, что именно пластинчатые доспехи являлись и наиболее древними и широко распространенными. А вот кольчуга – и в этом они солидаризируются с суждением итальянского историка Ф. Кардини, есть результат развития ритуального облачения древних шаманов, магов и колдунов, нашивавших на одежду металлические кольца для защиты от злых духов и переплетавших их между собой с целью усиления эффективности этой магической кольчатой защиты. Впоследствии воины, сражающиеся верхом и не использующие лука и стрел, оценили ее гибкость, делавшую кольчугу удобной в носке, в то время как конным лучникам (и в первую очередь номадам) нужно было думать о том, как бы защититься от стрел, выпущенных из мощного лука с большого расстояния. Где, как и почему произошло это разделение, сама историческая точка вышеуказанного «водораздела» сегодня нам неизвестна, но это не означает, что она не указывает на объект поисков древних артефактов. Возможно, это будут находки культовых погребений с большим количеством металлических колец, как соединенных друг с другом, так и нашитых рядами на кожу. При наличии в этих же погребениях костяных или каменных наконечников стрел, что, впрочем, можно будет считать исключительной удачей, будет очевиден вывод, что такая защита в то время была весьма надежной, а это как раз и могло породить уверенность в исключительно высоких защитных возможностях кольчуги. Пластинки, нашитые на кожаную или тканевую основу, были более доступны, обычны, можно даже сказать – «традиционны». В силу этого их использовали именно там, где они действительно требовались, тогда, как кольчуга олицетворяла не только физическую, но и магическую защиту, пусть в эпоху Средневековья об этом уже и не вспоминали.
Совершенно уникальная миниатюра, причем единственная в своем роде(!), на которой изображен рыцарь, стреляющий из лука с коня, причем имеющий при этом колчан. То есть это действительно конный лучник, что совершенно нетипично для западноевропейского рыцаря! Что заставило его так поступить и, самое главное, почему это было отражено в этой миниатюре, неизвестно. Интересно, что эта миниатюра также принадлежит «Хронике Колмариенса» 1298 г. (Британская библиотека). То есть и морское сражение, и этого рыцаря рисовал один и тот же художник. И как знать, что у него при этом было на уме? Ведь в других манускриптах на миниатюрах других художников, в том числе этого же времени, ничего подобного мы не увидим. То есть он относится к категории единичных источников!
Собственно рыцарские доспехи дольше всего сохранялись именно там, где развитие общества носило замедленный характер по сравнению с бурным прогрессом рыночных отношений в Европе. Например, в северной Африке и в Тибете, где доспехи носили даже в 1936 году. Так, у нас на Кавказе стальные шлемы, налокотники, кольчуги и щиты – т.е. «белое» и благородное оружие использовал Императорский Конвой российского царя из горских народов вплоть до середины XIX в., то есть практически так же долго, как и в Японии.
Французский бацинет 1410 г. Вес 2891,2 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Можно сделать вывод, что данная типология, основанная на разделении культур по признаку признания лука достойным оружием, также имеет право на свое присутствие среди многочисленных культурологических типизаций, а ее использование позволяет по-новому взглянуть на многие явления в культуре прошлых веков. Ведь та же ненависть западных рыцарей к своим восточным противникам, практически в таком же рыцарском вооружении была, как мы видим, основана не только на различиях в вере. Восточные всадники, не видевшие ничего зазорного в использовании лука против равных себе, выглядели в глазах западноевропейских рыцарей еще и аморальными людьми, нарушавшими обычаи рыцарской войны и потому недостойными к себе рыцарского отношения! Еще большей ненависти, однако, в их глазах заслуживали те, кто непосредственно «воином Востока» не являлся, но использовал лук и стрелы наравне с обычным рыцарским оружием, то есть заимствовали все самое лучшее и здесь, и там, и, следовательно, были выше традиционных рыцарских предрассудков. Так что из этого, казалось бы, сугубо технического аспекта выходит еще и различие в формах мышления, что также принципиально важно для совершенствования типологизации культур во всем их специфическом многообразии.
1. Ясперс К.Истоки истории и ее цель // Ясперс К.Смысл и назначение истории, 1991. С.53.
2. Шпаковский В.О. История рыцарского вооружения. М., Ломоносовъ, 2013. С.8.
3. Newark T. Why knights never used bows (Horse Archery in Western Europe)//Military illustrated. 1995. №81, February. PР. 36-39.
4. Nicolle D. Raiders of the Ice War. Medieval Warfare Teutonic Knights ambush Lithuanian Raiders//Military illustrated. Vol. 94. March. 1996. PР. 26 – 29.
(Псалтирь 17:15)
Конечно, рыцари осознавали силу лука. Существовали проекты запретить использование лука и арбалета на поле битвы. В 1215 году арбалетчики вместе с воинами-наемниками и хирургами были признаны самыми «кровавыми» воинами. Эти запреты не имели практического влияния на использование лучников в битве, но в умах профессиональной военной элиты родился предрассудок – лук не является подходящим оружием для защиты чести.
Битва при Бейт-Ханум. Из «Большой хроники» Матвея Парижского. Около 1240 – 1253 гг. (Библиотека Паркера, колледж «Тело Христово», Кембридж). Отступающие под стрелами восточных лучников и плененные рыцари-крестоносцы – вот лучшее свидетельство эффективности восточного лука!
К счастью, основная часть западных рыцарей в своих бесчисленных войнах имела дело с противниками, вооруженными так же, как они сами. Но для тех, кто воевал в Палестине, такой рыцарский предрассудок имел принципиально важное значение. Начиная с XII века, в Святой Земле и во всем Средиземноморье начинают нанимать сарацинских лучников, таких наемников называли туркопулы (turcopols), и Фридрих II много раз использовал их в итальянских кампаниях. В Средиземноморье умелые навыки лучников и арбалетчиков оформились к Позднему Средневековью, так что лучники стали основным контингентом в большинстве западных армий.
Лучники на миниатюре из «Библии Мациевского». Библиотека Пирпонта Моргана.
Однако они не стреляли с седла. Они спешивались, как только прибывали на поле битвы. Их лошади обеспечивали мобильность во время марша и давали им возможность преследовать бежавшего врага, но никто не ожидал от них конной стрельбы из лука, то есть тактики неверных. Поэтому, несмотря на наем сарацинских лучников, можно видеть, что общий предрассудок рыцарского класса против конной стрельбы диктовал тактику даже социально низшим слоям, которые, конечно, не были поставлены в столь тяжелые условия. Из-за недостаточного интереса, который проявляли к лукам рыцари, умение конной стрельбы на Западе никогда не достигало таких высот, как на Востоке. Это также лишило западные армии тактики удара тяжелых конных лучников, т.е. воинов, одетых в доспехи и использующих сначала лук, а затем копье и меч.
Монгольский лук и стрелы. В нерабочем состоянии лук изгибается в обратную сторону. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Лишь несколько исключений из этого правила только усилили мнение, что для профессионального конного воина, особенно принадлежащего к рыцарскому классу, неблагородно носить лук. В VI в. хроник франков Грегорий Турский упоминает графа Людаста, который носил колчан поверх кольчуги. По всем остальным признакам граф являлся членом воинской элиты франков: у него был шлем, доспех и, без сомнения, он ездил на лошади. Но он также носил лук. Возможно, эта деталь добавлена для того, чтобы показать, что он был «parvenue». Он быстро поднялся от повара и конюшего до графа и поэтому не обладал приличиями истинного благородного воина. Он обвинялся историком в том, что распускал слухи о том, что у королевы интрига с епископом.
Каменный наконечник стрелы. Эпоха позднего палеолита.
В Средневековье рыцари с луком являлись литературным и художественным приемом, символизирующим трусость и неблагородство, вне какой бы то ни было реальной связи с происходящим.
Осада Авиньона. Миниатюра из «Хроника Сен-Дени». Около 1332 -1350 гг. (Британская библиотека). Художник Камбре Миссал. Обращает на себя внимание большое сходство этой миниатюры с ассирийскими рельефами, где частым сюжетом является осада крепости и лучники, которые ее обстреливают.
В письме аббату Фурланду император Карл Великий советовал ему поддержать его армию всадниками, экипированными щитом, копьем, мечом, кинжалом и луком со стрелами. Подобный прецедент никого не убедил, и это посчитали частью общего возрождения римской культуры, пропагандируемой свитой Карла Великого. Следующим доказательством того, что у Каролингов были конные лучники, служит иллюстрация в «Золотой псалтири» IX в. На одной из ее миниатюр среди отряда всадников-копьеносцев армии Каролингов, нападавшего на город, один тяжеловооруженный воин показан в типичной кольчуге, в шлеме и с луком в руках. Но вот на поле битвы, судя по поздним средневековым манускриптам, конная стрельба из лука для благородных воинов становится возможной лишь только в случае их участия в охоте. В псалтире королевы Марии, хранящимся в Британском музее, есть деталь, показывающая короля, стреляющего в гротескное существо со спины лошади. Возможно, что такая конная стрельба в таком случае была подходящей. Это был мир, отделенный от битвы, так как убивали не людей, а животных. Но возможно, что обе эти детали были основаны на фигурах из восточных манускриптов, использованных как любопытный артистический прием.
Окончательное происхождение благородного германского предрассудка можно проследить по кельтскому искусству верховой стрельбы. В этом было влияние греческого боя. В пьесе, написанной Эврипидом в V веке до н.э., один из героев так порочил доблесть Геракла: «Он никогда не носил щит или копье. Он использовал лук, оружие труса – чтобы ударить и убежать. Луки не делают героев. Настоящий мужчина только тот, кто тверд духом и осмелится стать против копья». Отец Геракла говорит в его защиту: «Человек, искусный в стрельбе из лука может послать град стрел и еще что-то сохранить в запасе. Он может сохранять дистанцию так, что враг никогда не увидит его, только его стрелы. Он никогда не подставляется врагу. Это первое правило войны – нанести вред врагу, причем как можно больше, и при этом самому остаться невредимым». То есть такое мнение существовало среди греков уже тогда, и они тоже относились к народам лукофобам. Римляне тоже считали лук коварным и ребячливым оружием и сами им не пользовались, а нанимали (по необходимости) отряды лучников на Востоке.
Тим Ньюарк приводит слова Ксенофонта о том, что «для нанесения противнику наибольшего вреда сабля (знаменитый греческий копис) лучше, нежели меч, потому что использование позиции всадника для нанесения рубящего удара персидской саблей более эффективно, чем мечом». Вместо копья с длинным древком, которое неудобно в обращении, Ксенофонт рекомендовал два персидских дротика. Вооруженный ими воин может метнуть один дротик и использовать другой в ближнем бою. «Мы рекомендуем, – писал он, – кидать дротик как можно дальше. Это дает воину больше времени, чтобы развернуть лошадь и выхватить другой дротик».
Европейская павеза арбалетчика XV в. из музея Гленбоу.
Метание дротиков становится характерной тактикой битвы всех дохристианских западных конных воинов, включая ранних римлян, кельтов и германцев. В ранней средневековой Европе конные воины, мечущие копья, встречаются нам вплоть до битвы при Гастингсе. «Гобелен из Байё» показывает несколько норманнских рыцарей, мечущих свои копья в англосаксов, в то время как остальные оставили свои копья для ближнего боя. Лучники на гобелене практически все являются пехотинцами и вдобавок изображены на кайме, то есть вне основного поля.
Битва при Креси. Знаменитая миниатюра из «Хроники» Жана Фруассара. (Национальная библиотека Франции)
Появление стремени в Западной Европе стало поворотной точкой в истории кавалерии. Но стремя вначале не изменило ход конного боя. Переход от метания копья к владению им занял века, и в этом свою большую роль сыграл опять же предрассудок в отношении всего нового, нежели введение стремени. Даже когда были изобретены и другие виды дальнобойного метательного оружия, предубеждение против лука как против «самого жестокого и трусливого оружия» продолжало сохраняться, вот почему рыцари и благородные воины отказывались его применять. Таково было влияние этого чисто аристократического предрассудка, рожденного германской военной демократией еще в незапамятные времена. Он и определил характер ведения боя на целую тысячу лет – самый примечательный случай социального жеманства, перевешивающего всякую военную логику, считает Т. Ньюарк [3].
Барбют – шлем арбалетчиков и лучников 1470 г. Брешия. Вес 2,21 кг. Метрополитен-музей, Нью-Йорк
Обоснованность этих взглядов английского историка представляется вполне очевидной, особенно в их сравнении с техникой боя и характером защитного вооружения у народов Востока, где излишне тяжелых, цельнометаллических доспехов никогда не существовало именно потому, что там главным оружием боя на протяжении всего Средневековья оставался лук. В особенности хорошо это видно и на примере самураев и асигару в Японии, о чем постоянно пишет Стивен Тернбулл, и где понятия «стрелять из лука» и «воевать» всегда являлись тождественными!
Хьюг де Бов бежит с поля битвы при Бувине (1214). «Большая хроника» Матвея Парижского., ок. 1250 г. (Библиотека Паркера, колледж «Тело Христово», Кембридж). Считается, что это злая сатира на этого трусливого рыцаря. Ведь ни один из персонажей, изображенных на данной миниатюре, не имеет колчана со стрелами!
Британский историк Д. Николь, также уделивший этому вопросу много внимания, писал о совпадении в тактике боя у монголов и всадников балтийских народов XIII в., использовавших дротики для метания на скаку. Напасть, забросать врага дротиками и тут же притворно отойти – вот приемы атаки эстонцев, литовцев и балтов, в силу чего они использовали и седла соответствующего образца [4].
Так что именно в области применения ударного и метательного видов оружия лежит тот «водораздел», который сегодня, по мнению большинства британских историков, и определяет характер развития защитного вооружения на территории всей Евразии.
Работы англоязычных исследователей подтверждают и тот факт, что именно пластинчатые доспехи являлись и наиболее древними и широко распространенными. А вот кольчуга – и в этом они солидаризируются с суждением итальянского историка Ф. Кардини, есть результат развития ритуального облачения древних шаманов, магов и колдунов, нашивавших на одежду металлические кольца для защиты от злых духов и переплетавших их между собой с целью усиления эффективности этой магической кольчатой защиты. Впоследствии воины, сражающиеся верхом и не использующие лука и стрел, оценили ее гибкость, делавшую кольчугу удобной в носке, в то время как конным лучникам (и в первую очередь номадам) нужно было думать о том, как бы защититься от стрел, выпущенных из мощного лука с большого расстояния. Где, как и почему произошло это разделение, сама историческая точка вышеуказанного «водораздела» сегодня нам неизвестна, но это не означает, что она не указывает на объект поисков древних артефактов. Возможно, это будут находки культовых погребений с большим количеством металлических колец, как соединенных друг с другом, так и нашитых рядами на кожу. При наличии в этих же погребениях костяных или каменных наконечников стрел, что, впрочем, можно будет считать исключительной удачей, будет очевиден вывод, что такая защита в то время была весьма надежной, а это как раз и могло породить уверенность в исключительно высоких защитных возможностях кольчуги. Пластинки, нашитые на кожаную или тканевую основу, были более доступны, обычны, можно даже сказать – «традиционны». В силу этого их использовали именно там, где они действительно требовались, тогда, как кольчуга олицетворяла не только физическую, но и магическую защиту, пусть в эпоху Средневековья об этом уже и не вспоминали.
Совершенно уникальная миниатюра, причем единственная в своем роде(!), на которой изображен рыцарь, стреляющий из лука с коня, причем имеющий при этом колчан. То есть это действительно конный лучник, что совершенно нетипично для западноевропейского рыцаря! Что заставило его так поступить и, самое главное, почему это было отражено в этой миниатюре, неизвестно. Интересно, что эта миниатюра также принадлежит «Хронике Колмариенса» 1298 г. (Британская библиотека). То есть и морское сражение, и этого рыцаря рисовал один и тот же художник. И как знать, что у него при этом было на уме? Ведь в других манускриптах на миниатюрах других художников, в том числе этого же времени, ничего подобного мы не увидим. То есть он относится к категории единичных источников!
Собственно рыцарские доспехи дольше всего сохранялись именно там, где развитие общества носило замедленный характер по сравнению с бурным прогрессом рыночных отношений в Европе. Например, в северной Африке и в Тибете, где доспехи носили даже в 1936 году. Так, у нас на Кавказе стальные шлемы, налокотники, кольчуги и щиты – т.е. «белое» и благородное оружие использовал Императорский Конвой российского царя из горских народов вплоть до середины XIX в., то есть практически так же долго, как и в Японии.
Французский бацинет 1410 г. Вес 2891,2 г. Метрополитен-музей, Нью-Йорк.
Можно сделать вывод, что данная типология, основанная на разделении культур по признаку признания лука достойным оружием, также имеет право на свое присутствие среди многочисленных культурологических типизаций, а ее использование позволяет по-новому взглянуть на многие явления в культуре прошлых веков. Ведь та же ненависть западных рыцарей к своим восточным противникам, практически в таком же рыцарском вооружении была, как мы видим, основана не только на различиях в вере. Восточные всадники, не видевшие ничего зазорного в использовании лука против равных себе, выглядели в глазах западноевропейских рыцарей еще и аморальными людьми, нарушавшими обычаи рыцарской войны и потому недостойными к себе рыцарского отношения! Еще большей ненависти, однако, в их глазах заслуживали те, кто непосредственно «воином Востока» не являлся, но использовал лук и стрелы наравне с обычным рыцарским оружием, то есть заимствовали все самое лучшее и здесь, и там, и, следовательно, были выше традиционных рыцарских предрассудков. Так что из этого, казалось бы, сугубо технического аспекта выходит еще и различие в формах мышления, что также принципиально важно для совершенствования типологизации культур во всем их специфическом многообразии.
1. Ясперс К.Истоки истории и ее цель // Ясперс К.Смысл и назначение истории, 1991. С.53.
2. Шпаковский В.О. История рыцарского вооружения. М., Ломоносовъ, 2013. С.8.
3. Newark T. Why knights never used bows (Horse Archery in Western Europe)//Military illustrated. 1995. №81, February. PР. 36-39.
4. Nicolle D. Raiders of the Ice War. Medieval Warfare Teutonic Knights ambush Lithuanian Raiders//Military illustrated. Vol. 94. March. 1996. PР. 26 – 29.
Информация