Поражение непобедимых терций, или Битва при Рокруа
Последняя терция. Картина современного испанского художника А. Феррер-Дальмау
Людовик XIII был болен. Вокруг его ложа в Сен-Жерменском замке, загородной резиденции королей, суетились врачи, пребывали в раздумьях придворные, неслышно пробегали слуги. Шепотом передавали друг другу имя Венсана де Поля. Рядом играл со своими приятелями пятилетний наследник престола. Пора беззаботного детства будущего Короля-Солнца таяла, как восковая свеча в руках отца Дине, исповедника короля. Вскоре дофину предстояло стать хоть и номинальным, но правителем. Умирающий монарх то впадал в забытье, то пребывал в болезненном сознании. В один из таких моментов он увидел стоящего у кровати принца Конде, представителя младшей ветви Бурбонов. Король тихо сказал ему об увиденном сне, в котором сын Конде, герцог Энгиенский одержал великую победу. Самого героя этого удивительного сновидения, породившего слухи о пророческом даре короля, не было поблизости, поскольку он возглавлял армию, марширующую во Фландрию. На ее пути лежал городок Рокруа. 14 мая 1643 г. жизнь оставила короля Франции, пять дней не дожившего до привидевшейся ему битвы.
Тридцатилетняя война стала первой по-настоящему общеевропейской войной, на порядок превзошедшей все предыдущие конфликты. В нее оказалось втянуто большинство государств тогдашней Европы, и по своему размаху, разрушениям и последствиям она оставила далеко позади все прежние конфликты, представлявшиеся теперь просто локальными феодальными разборками с участием 2–3 сторон. События 1618–1648 гг. оказали столь серьезное воздействие на сознание тогдашнего общества, что память о них сохранялась очень длительное время. Простым жителям центральной Европы, а особенно Германии, война принесла столь неисчислимые и растянувшиеся на долгие годы бедствия, что многие вполне серьезно считали себя очевидцами конца света.
Армии обеих противоборствующих сторон не утруждались рутинными проблемами логистики и решали вопрос обеспечения всем необходимым за счет повального разорения местного населения. Обыватель и раньше бедствовал от войн и конфликтов, которые вел его сеньор и повелитель за какие-то одному ему известные интересы, платил подати и налоги, страдал от постоя подгулявших вояк. Теперь все невзгоды сконцентрировались в один большой и, главное, непрекращающийся поток. Налогообложение в регионах, охваченных боевыми действиями, упростилось до изъятия всего ценного, съедобного, движимого, а далее практически любого имущества, не исключая жизни. Солдаты протестантских княжеств, прибывшие к ним на помощь шведы, имперцы или просто банды наемников, несмотря на различие языков, флагов и вероисповеданий, имели на удивление сходные соображения по поводу улучшения своего вещевого довольствия и пищевого рациона.
Иногда, в перерывах между сражениями и маневрами армий, появлялись какие-то люди, называющие себя властью, и с энтузиазмом начинали изымать то, что бережливые крестьяне сумели спрятать и зарыть от стихийных экспроприаторов. Господа доходчиво и не всегда терпеливо объясняли новым-старым подданным, что все это происходит для их же блага и спокойствия. И так продолжалось год за годом. Неурожаи, голод, болезни и эпидемии накладывались одним пластом черной реальности на другой, превращаясь в сплошную полосу испытаний.
Начавшись как очередное разрешение противоречий между католиками и протестантами, война быстро утратила религиозную составляющую. Испанские и австрийские Габсбурги сражались с целой плеядой протестантских государств за непоколебимость догматов католичества и свое величие. А потом в игру вступила Франция – католики с усердием убивали католиков, и к «искоренению ереси» Лютера или Кальвина это уже не имело никакого отношения.
Закат золотого солнца
Испанская империя являлась одной из самых могущественных государств Европы. Усилиями знаменитых и безвестных мореплавателей, конкистадоров и авантюристов ее владения раскинулись на четырех континентах, а периферийная монархия внезапно очутилась в высшей лиге. Все XVI столетие и с начала XVII мерно шагающие непобедимые терции, подобно древним римским легионам, утверждали волю хозяев Эскориала в Италии и Фландрии. Бородатые храбрецы в измятых доспехах, отчаянно богохульствуя и молясь, прорубали себе путь толедскими клинками сквозь тропические джунгли Вест-Индии к славе и богатству. Потоки золота и других дорогостоящих трофеев были успокаивающе полноводными. Они затопили сначала королевский двор, а потом и дворцы знати, монастыри и торговые дома. На какой-то период Испания могла себе позволить буквально все – «инкопесо» способствовали осуществлению самых требовательных и изысканных капризов. Останавливалось и приходило в упадок то, что можно назвать промышленностью. Денег хватало, чтобы покупать все самое лучшее из-за границы. От орудий до предметов роскоши. Испанцы стали себя вести с соседями высокомерно и вызывающе, считая себя доминирующей силой в Европе. Над империей не заходило солнце, Папа был благосклонен, и казалось, что звезда Испании никогда не потускнеет.
Но, как метко заметил господин Паганель, благоденствует не страна золота, а страна железа. Колоссальный приток золота и серебра начал стремительно стимулировать инфляцию и рост цен. Откормившиеся на торговле с испанцами, англичане справедливо решили, что выгоднее золото получать у испанцев методом насильственного изъятия. Проще говоря, пиратства. Наглые островитяне сделали это старинное ремесло одним из инструментов пополнения государственной казны. Потом адмирал Дрейк и атлантические штормы превратили в груду плавающих обломков Непобедимую Армаду. Солнце начало тускнеть. Мертвые подданные Монтесумы и Атаупальпы были отомщены. Золото, которого всегда мало, но стало вдруг чрезмерно много, разрушало испанскую экономику. Бунтовали Испанские Нидерланды, свирепствовали английские корсары, а в самой Испании вдруг выяснилось, что она полностью зависит от импорта нескончаемого перечня различных вещей и материалов, поскольку собственные отрасли оказались не развитыми или деградировали.
Разочарование и недовольство, зародившееся при царствовании Филиппа II, выросло в сильный ропот при Филиппе III. При Филиппе IV страна была охвачена уже открытым недовольством. Двор жил в иной реальности, тратя на себя колоссальные суммы. Король часто проводил время в молитвах, не забывая, впрочем, в перерывах устраивать балы, маскарады, бои быков и прочие весьма полезные в борьбе со скукой мероприятия. Крестьяне уже не могли вытягивать все более усиливающиеся налоги. Инфляция к 30-м годам XVII века приняла столь угрожающий характер, что в некоторых районах страны перешли на бартерный обмен. Морская торговля хирела. Каталония была охвачена восстанием, а желавшая получить независимость и расторгнуть Иберийскую унию соседняя Португалия стремительно сближалась с враждебной Францией. По иронии большинство товаров в тот же период завозилось контрабандой на голландских кораблях. Формально Испания и Нидерланды были врагами, но бизнесу, как известно, это безразлично.
Испания много и часто воевала, чтобы хоть как-то поддерживать стремительно падающий престиж. Расходы на этот способ «сохранения рейтинга» еще больше и быстрее разрушали агонизирующую экономику. Со вступлением в Тридцатилетнюю войну Франции (в 1635 г.) сухопутная дорога, по которой перебрасывалось все необходимое для испанской армии во Фландрию, прервалась. Единственным путем для осуществления снабжения был морской – через порт Дюнкерк. Находящиеся здесь войска оказались в непростом положении: с одной стороны, Мадриду было крайне важно удерживать собственные позиции во Фландрии, с другой стороны, у него не было для этого достаточно денег и солдат. Попытка доставки подкрепления и средств снабжения привело 31 октября 1639 г. к сражению у рейда Даунс, в котором голландцы нанесли серьезное поражение испанскому флоту. Фландрия стала почти изолированным от Испании театром военных действий, где командующий войсками кардинал-инфант Фердинанд Австрийский действовал на свой собственный страх и риск, умело сдерживая голландцев. Двор в Мадриде настолько слабо ориентировался в вопросах стратегии, что начал бомбардировать кардинала-инфанта странными депешами с требованиями отзыва части войск из Нидерландов для действий против Португалии. То есть командующий должен был лишиться части своих и без того ограниченных сил. Не выдержав переутомления, а может, и непробиваемой глупости Мадрида, осенью 1641 года кардинал-инфант скончался. Такая неблагоприятная атмосфера царила во Фландрии к началу французского наступления.
Решимость лилий
Франция длительное время наблюдала за бушевавшим в Европе пожаром, высчитывая время и место, когда можно было бы обнажить меч. Если Испания, гордый и могущественный сосед, неуклонно катилась к упадку, то Королевство Лилий, наоборот, набирало силу. Период бурных религиозных войн закончился в 1598 г. изданием Нантского эдикта и объединением страны под скипетром Генриха IV. Первый король династии Бурбонов был весьма гибок в государственном управлении и этим выгодно отличался от последних Валуа, неврастеничных сыновей Екатерины Медичи. Он сумел консолидировать разобщенное после гугенотских войн французское общество, сгладив наиболее острые углы. Его политика была направлена на усиление королевской власти, экономический и военный рост Франции. Генрих IV к моменту начала своего царствования унаследовал более 300 миллионов ливров государственного долга. Однако он и его талантливый министр финансов герцог Сюлли пошли по другому пути, нежели их испанские соседи. Чем ближе была пропасть, в которую катилась Испания, тем больше тратилось денег на всевозможные придворные радости. Генрих IV, напротив, стремился к сокращению расходов. Вскоре долг сократился до 100 миллионов и продолжал уменьшаться. Эти процессы необходимо отметить, чтобы лучше понять, в каком состоянии находилась Франция к моменту начала и кульминации Тридцатилетней войны.
Убитого монахом Равальяком короля после регентства Марии Медичи сменил юный Людовик XIII. Сочинитель куртуазных песен и отменный танцор, новый монарх не обладал качествами государственного управленца, но зато имел достаточно мудрости, чтобы поручить управление Францией человеку достойному, талантливому и надежному. Кардинал Ришелье стал Первым министром Людовика XIII и оставался им до самой своей смерти. Будучи человеком острого ума, жестоким и честолюбивым, Ришелье, однако, посвятил всю свою жизнь служению королю и Франции. Пока молодой король проводил время в фехтовальных залах, охотах и штурмах очередных фавориток, кардинал цементировал и укреплял его власть, пресекая на корню интриги и заговоры. Он отправил в ссылку королеву-мать и младшего брата короля, оказывавших на монарха «дурное влияние». Пять герцогов и четыре графа были арестованы его людьми, судимы и казнены за попытки сеяния смуты и заговоры. Именно благодаря Ришелье в 1628 г. после длительной осады была взята поддерживаемая англичанами гугенотская крепость Ла-Рошель. Так был положен конец попытке развязать новую религиозную войну.
Взвешенной, расчетливой и грамотной была и его внешняя политика. Считая главным врагом Франции Габсбургов, Ришелье прилагал множественные усилия для их всемерного ослабления. Тем не менее страна не спешила втягиваться в Тридцатилетнюю войну. Первая половина этого конфликта в целом прошла под перевесом Габсбургов, поэтому, формально оставаясь нейтральным, в 1630 г. Ришелье ссудил деньги Густаву Адольфу для вторжения в Германию. После гибели шведского короля в 1632 году кардинал способствовал, и в том числе финансово, созданию нового шведско-немецкого альянса против императора. Сокрушительное поражение шведов от имперцев при Нёрдлингене в 1634 году вынудило Францию к более активным действиям, и в мае 1635 г. она вступает в войну против Габсбургов. Объявление войны было обставлено в полузабытой средневековой манере: из Парижа выехали одетые в старинные наряды герольды с гербами Франции и Наварры, которые и вручили Филиппу IV акт о начале военных действий. Боевые действия разворачиваются в Северной Италии, Рейнланде и Фландрии.
Французская армия оказалась достаточно подготовленной к испытаниям. Ришелье много для этого сделал. Он предпочитал не безудержное наращивание численности войск, а их качественное техническое оснащение и обеспечение. При нем поощрялось выдвижение по службе талантливых командиров, несмотря на их социальный статус. Дисциплина была значительно усилена жесткими методами. Боролся Ришелье и за сокращение количества посторонних людей, сопровождающих армию в походах. Во время боевых действий армия не пополнялась за счет вражеских дезертиров, а военнопленные обменивались. Тем самым был сохранен ее однородный, национальный состав в отличие, например, от войск австрийских Габсбургов. Она была готова к реваншу за многочисленные поражения, полученные в сражениях с могучим соперником, терциями испанской короны.
Несчастливое начало
Первые годы участия Франции в войне ознаменовались традиционными успехами испанцев. В 1636 г. их войска вместе с имперцами смогли пересечь Пикардию и подвергнуть угрозе Париж. С большим трудом французам удалось стабилизировать положение. Испанские подкрепления доставлялись во Фландрию нерегулярно, а после сражения у Даунса это стало еще более затруднительной операцией. Боевые действия приобрели позиционный характер, где успех сопутствовал французам.
Умершего в 1641 г. кардинала-инфанта Фердинанда Австрийского, младшего брата короля, сменил энергичный и деятельный Франсиско де Мело, португальский маркиз Тор де Лагуна. После начала мятежа в Португалии с целью освобождения от унии с Испанией маркиз сохранил верность Мадриду и вскоре получил должность губернатора Испанских Нидерландов и главнокомандующего войсками во Фландрии. Зимой 1641–1642 гг. разными путями испанцам удалось усилить свою тамошнюю группировку, что позволило де Мело в 1642 г. перейти к активным действиям. Кульминацией успехов испанцев стал разгром французской армии маршала де Грамона при Гоннекурте 26 мая.
Кроме того, Францию постигло еще одно несчастье: кардинал Ришелье, столь длительно служивший свой стране, 28 ноября 1642 г. заболел, а 4 декабря скончался. Его преемником оказался кардинал Джулио Мазарини, итальянец, обладающий феноменальными способностями к интригам и политическим комбинациям. В узких кругах имел прозвище «брат Палаш». Вскоре ухудшилось здоровье и самого короля. Франция оказалась в кризисной ситуации, придавленная Ришелье внутренняя оппозиция взбодрилась, предчувствуя скорые перемены. Советники де Мело уговаривали его не трогать Францию, сосредоточившись на решении голландских вопросов и предоставив той вариться в собственных проблемах, однако губернатор рассудил иначе. По его мнению, потрясение, вызванное смертью Ришелье, и возможная скорая кончина самого Людовика XIII создает наиболее удачный момент для нанесения Франции решающего удара, целью которого было бы подписание выгодного для Габсбургов мира. Вскоре испанские войска начали движение на юг.
На поле под Рокруа
Великий Конде
Ришелье загодя предвидел очередное испанское наступление вглубь Франции. Сотрясаемая смутами и мятежами, все более погружаясь в болото экономического хаоса, Испания нуждалась в передышке и выведению из игры такого опасного противника, как Франция. По его настоянию командующим армией был назначен молодой герцог Энгиенский, сын принца Конде. Этот, в детстве вспыльчивый и даже неуравновешенный, юноша к 22 годам стабилизировал свой характер, однако отличался резкостью и импульсивностью. Тяжело больной король и преемник Ришелье Мазарини не стали оспаривать этого решения. Предполагалось, что неопытность Конде будет компенсирована наличием при нем военных советников. В этой роли выступал опытный маршал л’Опиталь, имевший репутацию компетентного и осторожного военного. Но в вопросах планирования молодой герцог больше прислушивался к подходящим ему по возрасту и темпераменту дворянам Гассиону и Сиро, имевшим, впрочем, боевой опыт, приобретенный в войсках Густава Адольфа.
Де Мело приступил к действиям со свойственной ему энергией. Он решил начать кампанию с захвата укрепленного города Рокруа, защищаемого небольшим (около 1000 человек) гарнизоном. Разные источники дают различную численность испанской армии. Можно более-менее уверенно утверждать о 25–28 тыс. человек. Войска де Мело были прекрасно обучены, хорошо снабжены, их боевой дух был на высоте. Французы для них были привычным противником, над которым они не раз одерживали победу. В состав армии губернатора входили, кроме собственно испанцев, валлоны и итальянцы. Кроме того, в оперативном подчинении де Мело находился имперский корпус генерала Бека, состоявший в основном из немцев. Реалистичная оценка испанских войск, начавших вторжение, дает основание полагать, что они располагали 18 тыс. пехоты, 5 тыс. конницы, и 5 тыс. имперцев Бека. Имелось 18 орудий. Рокруа был взят в кольцо окружения 12 мая. 16 мая началось строительство осадных укреплений. Корпус Иоганна Бека был загодя послан занять замок Шато-Рено для улучшения линии коммуникаций и в предстоящем сражении участия не принял. Утром 18 мая испанские аванпосты доложили де Мело о приближении французской армии.
Герцог Энгиенский получил известие о смерти Людовика XIII вечером 16 мая, когда его армия находилась на марше западнее реки Мёз, направляясь к Рокруа. Он решил пока не сообщать войскам об этом печальном событии, чтобы не подрывать моральный дух. Утром 17 мая в Рюминьи командующий собрал своих офицеров на военный совет обсудить диспозицию сражения – кавалерийские разъезды уже сообщили об обнаружении армии де Мело. Мнения присутствующих на совете разделились. Маршал л’Опиталь справедливо указывал на не удобную для атаки местность. Земля перед испанскими позициями изобиловала кустарником, распаханными полями и болотами. Он предлагал ограничиться позиционными перестрелками, а потом осуществить обходной маневр, чтобы угрожать коммуникациям испанцев. Гассион и Сиро, более молодые соратники герцога, настаивали на решительном сражении. Смерть короля и предстоящее регентство вызывали беспокойство общества, и поэтому решительная победа была просто необходима.
В споре между мудростью и молодостью в этот раз победа досталась последней. Герцог Энгиенский решил дать сражение. Его армия состояла из 15 тыс. человек пехоты, 7 тыс. кавалерии и 14 пушек. План герцога состоял в выдвижении по узким лесным дефиле, оставив обоз позади. Если испанцы, заметив французов, покинут позиции, то следовало обойти их с фланга и выйти к Рокруа с тыла. В случае же, если де Мело останется на месте, то его вынудят вступить в сражение перед городом. Герцог сообщил собравшимся о смерти короля и призвал продемонстрировать верность новому сюзерену. Диспозиция была одобрена всеми, кроме л’Опиталя, оставшегося при своем мнении.
Франсиско де Мело
На следующий день, 18 мая, французы успешно осуществили первую часть своего плана. Их армия практически беспрепятственно вышла на открытую равнину, встретив по пути только небольшой заслон из конных хорватов и испанцев, который при приближении противника ретировался. Де Мело тоже желал сражения не меньше своих оппонентов, считая, что новое, еще более масштабное поражение лилий серьезно усугубит положение Франции. Обе армии выстроились друг против друга на расстоянии не более 900 метров. Левый фланг испанцев состоял из германской кавалерии под командованием графа Изенбурга. Герцог Альбуркерке руководил валлонской конницей на левом. Центр состоял из пехоты – тут находились лучшие войска де Мело. Это были 8 терций: 5 испанских, 2 итальянских и одна бургундская. В большинстве своем, особенно испанские, они состояли из опытных ветеранов, помнящих боевые традиции дона Амброджо Спинолы. Вторую и третью линию пехотинцев позади терций составляли батальонные порядки, выстроенные в 10 шеренг по 50 человек каждая. Все 18 орудий большего, чем у французов, калибра располагались впереди. Центром руководил старый вояка валлон генерал Фонтен. Он был болен, но полон решимости участвовать в предстоящем сражении.
Французская армия расположилась аналогично испанской: кавалерия по флангам, пехота в центре. Правым флангом, который упирался в лес, командовал сам герцог Энгиенский, левый, расположенный в низине и соседствующий с болотом, возглавил л’Опиталь. Пехота была выстроена побатальонно в два эшелона. Имелся также смешанный резерв, состоявший из кавалерии и пехоты. Французы, отдавая дань великолепной испанской пехоте, возлагали большие надежды на свою превосходную конницу, которая количественно, да и качественно, превосходила противника. К шести вечера 18 мая французы закончили развертывание. Де Мело хоть и бодрился, однако отправил гонца к Беку с приказом немедленно идти к Рокруа. Немец, получивший приказ ближе к ночи и зная горячий характер своего командующего, отложил выступление до утра, полагая, что тот преувеличивает серьезность своего положения. Так или иначе, но имперцы Бека в сражении участия не приняли. Сработал «фактор Груши». Так через 172 года в Бельгии произойдет еще более знаменитое сражение, где неправильная или, скорее, слишком правильная трактовка ранее выданного приказа привела к поражению уже французской армии.
Битва при Рокруа могла бы начаться в этот же день, но один из командующих кавалерии Сеннетерр, такой же горячий, как и герцог Энгиенский, внезапно без приказа решил обойти фланг испанцев и выйти к Рокруа. Французской коннице пришлось совершать движение на виду у испанцев, и дело могло бы закончиться весьма плачевно для жаждущих славы, если бы герцог самолично не вернул конницу на исходные позиции, устроив пламенное внушение генератору этой идеи. Наступила ночь. Воспользовавшись темнотой, герцог Альбуркерке, беспокоясь за свой левый фланг, выдвинул тысячу мушкетеров в лес перед своими позициями, устроив засаду для вражеской кавалерии. Но удача благоволила не к солдатам Империи. Примерно в 3 часа ночи французскому командующему доложили о перебежчике из армии Мело. Тот сообщил две принципиально важные вещи: о мушкетерах в лесу и то, что Бека и его имперцев нет на поле боя.
«Только смерть сумеет заставить нас сдаться!», или Неудачные переговоры
Герцог Энгиенский решил атаковать до прибытия к противнику подкреплений. В четыре утра французская артиллерия открыла огонь, хотя темнота еще препятствовала точной стрельбе. Де Мело решил до подхода Бека принять оборонительный бой, надеясь на подкрепления. В 5 утра сражение началось французской атакой на оба фланга. Засада, на которую так полагался Альбуркерке, была быстро уничтожена, и лес был занят уже мушкетерами французскими. Гассион с 7 эскадронами кавалерии обошел левый испанский фланг и ударил в него. Альбуркерке успешно контратаковал французов, развернувшись в сторону атакующих и подставляясь под фронтальный удар уже самого французского командующего. Атака была поддержана плотным огнем из леса, и боевые порядки Альбуркерке пришли в полное расстройство.
На противоположной стороне поля ситуация складывалась обратная. Французы осуществляли атаку галопом, их ряды смешались, и к Изенбургу и его германцам добралась уже плохо организованная толпа. Немцы пошли навстречу в совершенном порядке, рысью. Атакующие были остановлены и после яростной сечи обращены в бегство. Возглавлявший атаку генерал Ла Ферте был ранен и взят в плен. Изенбург, развивая успех, разделил свою конницу: меньшую часть он направил против вражеского обоза, а большую – бросил в атаку против французской пехоты.
Ситуация в центре также была нестабильна. Закаленные терции, подобно огромным бронированным черепахам, начали теснить своего противника. Вскоре французы лишись большинства своих орудий. К 6 утра казалось, что сражение герцогом Энгиенским проиграно. Однако молодой командующий имел свое мнение на этот счет. Как это часто бывало и еще будет в истории, чаши весов военного счастья порою опускаются вовсе не в ту сторону, где гири больше. Фланг Альбуркерке был совершенно расстроен, и герцог Энгиенский, оперативно перестроив свои еще бодрые эскадроны, нанес удар в тыл испанского центра, где располагались валлоны и немцы. Натиск французской конницы был стремителен, и противостоящие ей батальоны, в которых было слишком мало пикинеров и преобладали мушкетеры, были сметены и рассеяны.
Изенбург, увлеченно теснивший французскую пехоту, был атакован своевременно подоспевшим резервом, к которому вскоре присоединилась опомнившаяся после первой неудачной атаки конница. Немцы оказали сильное сопротивление (в отличие от конницы Альбуркерке это были более качественные войска), однако вынуждены были начать отход. Герцог Энгиенский без устали крушил второй и третий испанские эшелоны пехоты, и вскоре лучшая ее часть, испанские терции, оказалась в тактическом окружении. Генерал Фонтен не решился скомандовать отступление, поскольку не располагал точными сведениями о ситуации на флангах. Кроме того, он полагал, что вскоре к месту сражения должен подойти Бек.
Об этом помнил и французский командующий, который быстро привел в порядок потрепанную испанцами пехоту и, как только представилась первая возможность, бросил ее в атаку на испанские терции. Солдаты Империи в очередной раз подтвердили свою репутацию лучшей пехоты. Подпуская противника на близкое расстояние, испанцы давали убийственный залп, а потом атакующих встречала стена из пик. Французская конница бросается в новую атаку – всадников встречает ощетинившаяся стена. Место убитых занимали живые, теснее смыкались ряды. Терции таяли, однако были по-прежнему несокрушимы. Генерал Фонтен был убит во время отражения первой атаки, но его солдаты продолжали сражаться. Пока под Рокруа разворачивались такие драматические события, Гассион с отрядом кавалерии без особого труда захватил весь испанский обоз, армейскую казну и много других трофеев. Самому де Мело удалось покинуть поле сражения вместе другими отходящими в полнейшем беспорядке всадниками.
Три раза французы бросались на испанские терции и три раза вынуждены были отступить. К половине десятого утра герцог Энгиенский готовился атаковать в четвертый раз уже при помощи подтянутой сюда артиллерии. Со стороны испанцев, которых осталось к тому времени не более 8 тыс. человек, поступил сигнал начать переговоры. Их офицеры считали свое положение уже безнадежным – заканчивались боеприпасы, было много раненых. Французский командующий, которого вовсе не прельщала перспектива сражаться до последнего человека, готов был вступить в переговоры. В сопровождении офицеров он поскакал на холм, где держали позиции испанцы, но тут из их рядов прозвучали выстрелы. Может, какой-нибудь «капитан Алатристе» подумал, что противник снова наступает? Разъяренные таким обстоятельством, французы бросились в атаку, и началась резня, которую с трудом удалось прекратить к 10 часам. В живых осталось не более четверти испанцев.
Битва при Рокруа закончилась. Испанская армия потеряла, по разным оценкам, 5 тыс. убитыми и столько же пленными. Множество солдат разбежалось. Были потеряны более сотни знамен, вся артиллерия (18 полевых орудий и 10 осадных) и весь обоз. Есть данные, которые оценивают потери армии де Мело в 8 тыс. убитых и 7 тыс. пленных. Французы потеряли от 2 до 4 тыс. убитыми. Рокруа был деблокирован. Впервые доселе непобедимой испанской пехоте было нанесено столь серьезное поражение. Вестфальский мир 1648 г. завершил долгую Тридцатилетнюю войну, но не примирил Испанию и Францию, боевые действия между которыми продолжались до 1659 г. и закончились поражением Мадрида и королевской свадьбой. Финалом войны стала знаменитая битва в Дюнах 14 июня 1658 г., когда маршал Тюренн разбил испанские войска. По злой иронии судьбы и политического выбора ему противостоял победитель при Рокруа – Великий Конде – бывший герцог Энгиенский, соратник Тюренна по Фронде, перебежавший к испанцам. Испания все быстрее увядала, Франция возвеличивалась. Впереди ее ждала блистательная и богатая войнами эпоха Людовика XIV.
Информация